Том 8. Помпадуры и помпадурши. История одного города - Михаил Салтыков-Щедрин

Как и водится, произошли весьма интересные разговоры:

— Посудина, брат, не посудина, — говорил один достойный гражданин другому, — а ежели посудине велят кланяться, так и ей, матушке, поклонись — вот что!

— Поклониться — для-че не поклониться! Голова не отвалится! — отвечал другой достойный гражданин. — Одначе с посудиной-ту на плечах, как бы оно тово… Казне бы, пожалуй, ущерба какого не сделал — вот что!

…припомнив лондонских агитаторов… — то есть А. И. Герцена и Н. П. Огарева, издававших в Лондоне «Колокол» и «Полярную звезду». «Под именем агитатора, — писала в 1870 году петербургская газета «Неделя» о самом понятии «агитатора», — понимают обыкновенного человека, проникнутого самыми крайними революционными стремлениями и отъявленного врага общественного спокойствия. Достаточно назвать человека агитатором, чтобы сразу враждебно настроить против него общественное мнение» («Неделя», 1870, № 1 от 2 января).

…послал к Винтергальтеру понудительную телеграмму… Изумительно!! Изд. — Первая опытная телеграфная установка в России появилась лишь в 1836 году, то есть более чем через семьдесят лет после истории с Брудастым.

…официальные дни исчезли… — официальные (или «табельные») дни — дни, официально праздновавшиеся в России.

…обратился к содействию штаб-офицера — подразумевается к жандармскому «штабс-офицеру», представителю в губернии политической полиции, ее высшего органа III Отделения.

…предводительствуемые излюбленным гражданином Пузановым… — Излюбленный — выбранный на какую-либо общественную должность (термин русского обычного права).

Сказание о шести градоначальниках. Картина глуповского междоусобия

Впервые — ОЗ, 1869, № I, стр. 301–314 (вып. в свет 12 января).

Сохранилась часть рукописи (ИРЛИ)и гранки с авторской корректурой главы (ЦГАЛИ). Журнальный текст главы сопровождался следующим примечанием:

«События, рассказанные здесь, совершенно невероятны. Издатель даже не решился бы печатать эту историю, если бы современные фельетонисты-историки наши: гг. Мельников, Семевский, Шишкин и другие — не показали, до чего может доходить развязность в обращении с историческими фактами. Читая предлагаемое «Сказание…», можно даже подумать, что «Летописец», предвосхитив рассказы гг. Мельникова и Семевского, писал на них пародию».

«Сказание о шести градоначальницах» — глава очень многогранная. С одной стороны, продолжая начатое им раньше условно-сатирическое сближение фантастической истории Глупова с подлинной историей России, Салтыков рассказывает в ней о своего рода «глуповском варианте» тех дворцовых переворотов, которые возвели на престол «удачливых» русских императриц, подчас не имевших на это почти никаких прав. С другой стороны, что отмечено самим писателем в примечании к журнальному тексту главы, в «Сказании о шести градоначальницах» имеются элементы пародии на некоторых современных ему русских фельетонистов-историков, основывавших свои «исследования» на сомнительном анекдотическом материале, в огромном количестве печатавшемся в 60-е годы в различных сборниках и журналах. Так, в частности, «Картина глуповского междоусобия» в «Истории одного города» явно перекликается с полубеллетристическим трудом П. И. Мельникова «Княжна Тараканова и принцесса Владимирская», отнесенным «Отеч. записками» к той «якобы исторической литературе, в которой история граничит с фельетонами и скандальными изобличениями мелких газет» (ОЗ, 1868, № 6, стр. 203). Наконец, в «Сказании о шести градоначальницах» содержатся и завуалированные намеки на современную сатирику злобную антипольскую кампанию, ставившую своей задачей внушить восприимчивому «обывателю», что все «беспорядки» в России чаще всего объясняются некоей «тайной интригой» ненавидящих ее поляков. Бешеную травлю поляков ведут в 60-е годы «Московские ведомости» Каткова; «красочный» антипольский материал появляется в это время в ряде других изданий; участие в антипольских демонстрациях становится признаком «патриотизма», признаком «хорошего тона», подтверждающим безграничную преданность «россиян» «исконно русским» устоям. «В театре, — записывает, например, в своем дневнике 31 августа 1863 года В. Ф. Одоевский, — давали «Жизнь за царя». В Петербурге мазурку встретили свистками, так что опустили занавес и оркестр заиграл «боже царя храни» («Текущая хроника и особые происшествия. Дневник В. Ф. Одоевского 1859–1869 гг.». — ЛН, № 22–24, М. 1935, стр. 173). «Государь, — заносит в свой дневник 4 апреля 1866 года П. А. Валуев, — спросил его (Каракозова. — Г. И.): русский ли он и за что стрелял в него? (Вероятно, спросил, не поляк ли он)» («Дневник П. А. Валуева, министра внутренних дел», т. II, изд. АН СССР, M 1961, стр. 114). Рассказ некоего Пригердитеса о его работе в Минской губернии публикует 21 февраля 1869 года газета «Новое время». «…Лез из кожи, думал — получу ферму и заживу припеваючи, — жалуется в нем Пригердитес, — но не тут-то было. Польская интрига одолела…» («Новое время», 1869, № 36) и т. д. Отзвуком на эту кампанию и является в «Сказании о шести градоначальницах» рассказ о «тайной интриге» панов Кшепшицюльского и Пшекшицюльского.

…француженки, девицы де Сан-Кюлот… — Санкюлот (от франц. sans-culottes — «бесштанник») — насмешливое прозвище, данное французскими аристократами XVIII века, носившими короткие штаны (culotte) с чулками, беднякам, носившим длинные штаны; впоследствии оно стало почетным наименованием якобинцев. В «Истории одного города» Салтыков иронически использует прямое значение этого слова, давая понять тем самым, что за «модное заведение» содержала в Глупове девица де Сан-Кюлот.

…Ираида Лукинишна Палеологова, бездетная вдова, непременного характера, мужественного сложения, с лицом темно-коричневогоцвета... — По-видимому, намек на правившую в России с 1730 по 1740 год императрицу Анну Иоанновну. «Императрица Анна Иоанновна, — пишет о ней кн. П. В. Долгоруков, — была роста выше среднего, очень толста и неуклюжа; в ней не было ничего женственного: резкие манеры, грубый мужской голос, мужские вкусы. Она любила верховую езду, охоту, и в Петергофе, в ее комнате всегда стояли наготове заряженные ружья: у нее была привычка стрелять из окна пролетающих птиц» («Из записок князя П. В. Долгорукова. Время императора Петра II и императрицы Анны Иоанновны», М. 1909, стр. 105). Анна Иоанновна, вспоминает другой мемуарист, «престрашного была взору. Отвратное лицо имела; так была велика, когда между кавалеров идет, всех головою выше и чрезвычайно толста» («Памятные записки княгини Наталии Борисовны Долгоруковой». — РА, 1867, стр. 18). Чертами Анны Иоанновны писатель отчасти наделил и сменившую Ираиду Лукинишну Клементинку де Бурбон.

…нося фамилию Палеологовых. — Палеологи — династия византийских императоров. На племяннице последнего византийского императора — Константина XI Палеолога — был женат Иоанн III, чем, очевидно, и объясняются слова писателя о том, что «нося фамилию Палеологовых, она (Ираида Палеологова. — Г. И.) видела в этом некое тайное указание». В рукописи главы вместо «Ираида Лукинишна Палеологова» значилось «Ираида Лукинишна Багрянородная», причем, по словам Салтыкова, «фамилия эта была дана ее мужу в семинарии, в знамение того, что у него были рыжие волосы и лицо багряное».

…склонив на свою сторону четырех солдат… — Ср. с рассказом аббата Шаппа д’Отероша о восшествии на престол императрицы Елизаветы Петровны: «Елисавета, в сопровождении четырех человек, отправляется во дворец, чтобы овладеть империею». «Интрига и право сильного, — утверждает он в тон же книге «Путешествие в Сибирь по приказанию короля в 1761 году…», — предоставляли престол всякому, кто дерзал им завладеть» («Осмнадцатый век. Исторический сборник, издаваемый Петром Бартеневым», кн. 4, М. 1869, стр. 304, 302). При Елизавете, пишет о том же времени граф Сегюр, «двор был предан интригам: каждый день честолюбцы составляли новые замыслы…» («Записки графа Сегюра», стр. 18).

Штокфиш была полная, белокурая немка, с высокою грудью, с румяными щеками и с пухлыми, словно вишня, губами. — Ср. с портретом Екатерины II, приехавшей в Россию из Германии и также возведенной на престол преданными ей «солдатами»: «Облик ее в совокупности не был правильный, но должен был крайне нравиться, ибо открытость и веселость всегда были на ее устах. Она должна была иметь свежесть и прекрасную высокую грудь, доказывающую чрезвычайную тонкость ее стана, но в России женщины скоро толстеют» («Записки об императрице Екатерине Великой полковника, состоявшего при ее особе статс-секретарем, Адриана Моисеевича Грибовского», М. 1864, стр. 34).