Я нашла его в Интернете - Хамуталь Бар-Йосеф

он организует большой семинар по окружающей среде, это самая горячая тема сегодня, и может быть, удастся найти работу по этой теме…

Юдит обнаружила, что снова интересуется проблемами и делами мужчины, который не спрашивает о ее делах или делает это только для приличия и не имеет достаточно терпения, чтобы выслушать ее ответ.

— Что будем делать завтра? — спросил он, когда они выпили травяной чай и собрались ложиться спать.

— Хочешь поехать в Булонский лес и пообедать в ресторане на другом берегу реки?

— Это банально. Я был там много раз.

— Есть ли в Париже место, где ты не был?

— Не думаю. Хотя знаешь что? Ты удивишься, но я очень давно не был в Версале. Я был там ребенком.

— А я вообще никогда не была в Версале.

— Вот и прекрасно. Значит, поехали завтра в Версаль. Сядем на автобус или возьмем такси. Это недалеко, вернемся сюда после обеда.

Слегка подпрыгивая на неровностях дороги, автобус вез их из Парижа в Версаль. Эндрю безостановочно рассказывал Юдит об истории отношений между Англией и Францией. Потом они шли по улице, ведущей к дворцу, и трость Эндрю барабанила по темно-серым камням. Во дворе Версаля стояло несколько десятков экскурсионных автобусов. Эндрю и Юдит встали в конец длинной очереди. Было холодно и неуютно.

— Как ты думаешь, долго мы будем стоять в этой очереди? — спросил он.

— Понятия не имею. Я думаю, часа полтора.

— Тебе холодно?

— Ужасно.

— Так давай уйдем отсюда.

— Отличная идея!

Он согнул руку и рыцарски предложил ей идти под руку, словно они были старой парой — французом и француженкой. Она не отказалась. Ей было невыносимо холодно. По дороге она увидела витрину магазина с манекеном в белом пальто из козьей шерсти.

— Давай зайдем сюда на минуту.

— А что здесь?

— Пальто. Мне очень холодно.

Она померила пальто и купила его. Он не предложил оплатить покупку.

Из-за своей лекции она не поехала с ним в аэропорт. Потом пожалела об этом, потому что на лекцию пришли всего несколько женщин, в основном пожилые. Они хотели узнать у профессора, встречалась ли она с дочерью Бабеля, читают ли в Израиле русскую классику и как там относятся к неевреям.

Письма от Эндрю продолжали приходить. Они представляли собой целые страницы покрытые сотнями одинаковых «Я люблю тебя». Юдит даже подумала, не делает ли он «копипаст», потому что это были компьютерные письма, но выглядели они как написанные от руки каллиграфическим почерком. Она купила путеводитель по птицам Израиля и отправила его в мягком конверте, не забыв указать: «личное». Он прислал ей книгу со всеми шекспировскими сонетами. Она послала ему шелковый темно-бирюзовый галстук — цвета его глаз. Он прислал ей золотые серьги с пурпурным камнем, а внутрь коробочки положил брошку-бабочку и записку, написанную все тем же каллиграфическим почерком: «Я люблю тебя». Она послала ему компакт-диск с музыкой Бойса. Он прислал ей компакт-диск с Джоном Гэллоуэем, исполняющим японскую музыку. Она послала ему бецалелевское издание «Песни песней», которое ей удалось купить в букинистическом магазине. Он прислал ей часы, украшенные зелеными драгоценными камнями, а в футляр положил еще и засушенную розу. Она послала ему золотую монету с голубем мира, а он прислал ей флакон духов «Хлое». Она послала ему золотые запонки с его инициалами, а он прислал ей матерчатый расшитый кошелек с изображением единорога, положив внутрь еще один сонет — акростих в ее честь. Она сложила все его подарки в ящик письменного стола и закрыла ящик на ключ. «Ты должна прекратить это, — писал он, — ты тратишь на меня слишком много денег, но как я радуюсь вещам, которые были в твоих руках!..»

Всякий раз, когда она приходила в офис, ее ждали эти ярко-желтые конверты с адресом, написанным его почти неразборчивым почерком. Она пристрастилась к ним, но в то же время они стали для нее рутиной. В одном из писем он спросил, не хочет ли она встретиться с ним в Германии, в Мюнхене, где он должен быть в феврале на семинаре. «Мы можем снять комнату в уединенной деревне, у подножия гор, и провести там два дня, просто занимаясь любовью. Мне нужно прижать тебя к себе и почувствовать нежность твоего тела. Я хочу смотреть на тебя, трогать тебя, ласкать и довести до пика счастья. Вот такой план». Далее шло подробное расписание: дата и время встречи в аэропорту, поиск жилья, время для занятий любовью, рабочие встречи, снова время для занятий любовью, отправка в аэропорт.

«Эндрю, любовь моя, у меня нет проблем с тем, чтобы организовать себе несколько дней для исследований в Германии и даже несколько лекций о месте Шопенгауэра в русской философии и поэзии конца XIX века. Среди моих публикаций есть кое-что на эту тему, но, говоря по правде, я не испытываю ни малейшего желания ехать в Германию. Попытайся понять меня. Я не хочу встречаться с немцами и убеждать себя в том, что они очень милые. Это не только моя личная семейная история, это больше того».

Через несколько недель Эндрю написал: «Я хорошо понимаю твое нежелание поехать в Германию. И я намерен снова приехать в Израиль вечером в субботу, 23 апреля, и мы сможем быть вместе целую неделю. Я написал нескольким людям. У меня намечена встреча с командующим израильского тыла. Постараюсь познакомиться с нужными людьми, чтобы узнать о возможностях трудоустройства. Я безумно люблю тебя. Я думаю о тебе днем и ночью. После телефонного звонка твоего бывшего мужа моей жене ситуация дома стала невыносимой. Это все изменило. Я повторяю про себя твое имя, я пишу твое имя снова и снова, и это спасает меня. Мне нужно найти работу за границей, желательно в Израиле». Она написала ему, чтобы он не забыл взять с собой купальный костюм. Нет-нет, не Эйлат и даже не Эйн-Геди, на этот раз что-то другое.

Она забронировала циммер[36] на ночь с понедельника на вторник в мошаве Арбель и попросила его не назначать встречи ни на понедельник, ни на вторник. Было бы хорошо, если бы он посетил эти христианские места в районе Кинерета.

И вот она снова в аэропорту с букетом цветов. Правда, купленном в миштале[37] с целью экономии. Она приехала на своей купленной после развода машине и с трудом нашла парковку. Самолет опаздывал, и ей пришлось два с половиной часа томиться в зале прилета. Когда она, наконец, увидела его, хромающего к ней, и да-да, все в том же офицерском костюме, она заметила вдруг необычный размер и форму его ушей и какую-то беспомощность позы и выражения лица. Он поставил чемодан,