Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлинский насмешник

Где ж тут ему постичь тайны гармонии правленья! Одной заботою томим – как еще польстить, чем Государю угодить? И впрямь, он шуткой кровавую битву затеет, а хвастовством взбаламутит горы и моря. Указ фальшивый сочинит – и слышит восторги царедворцев. Его речам лукавым Сын Неба кивает головой. Везет он мрамор в Стольный град – и разоряет жителей по рекам Янцзы и Хуай. Он шлет Государю самшит – и пустеет казна, беднеет народ. Трепещут при Дворе, стенает вся земля.

Да,

Богатство с роскошью в тот час соединились,Гремела музыка, столы от яств ломились.

Угостив высокого начальника вином, командующие сели. Вышли пять музыкантов с цитрой, лютней, ксилофоном, красными костяными кастаньетами и запели так, что звуки их чистых голосов и дивных мелодий устремлялись ввысь и кружились средь балок. В тональности чжэн-гун[1228] они исполнили арию на мотив «Преисполненный стати»:

Они пели:

Ты теперь и богат и знатен,Государем самим обласкан.Из низов ты наверх поднялся,Получил высокую должность,В страхе держишь столичный округ.Как же ты, государев любимец,От князей принимаешь поклоны,Долг презрев, сострадание к ближним?!

На мотив «Катится расшитый мяч»:

Велишь копать пруды и водоемы,Возводишь внукам пышные хоромы,Где только можешь, ты скупаешь земли,Своим корыстным устремленьям внемля.Все блага у тебя давно в избытке,А вот соседа оберешь до нитки.На гибель обрекая непокорных,Талантов людям тоже не прощаешь,Зато льстецов ничтожных приближаешьДа поощряешь подхалимов вздорных.Ты справедливость на земле убил,Ты помутил и Сыну Неба зренье.Все люди четырех морей в смятеньи,Ждут: в сети Неба ты бы угодил.[1229]

На мотив «Поразительный сюцай»:

Ты радуешь государяУгодливой, льстивой речью,Мешаешь преданным, честнымОтчизну вести к расцвету.На лучших всегда клевещешь,«Деянья» твои ничтожны!..Как вылечить давний недуг,Чтоб сохранились устои?

На мотив «Катится расшитый мяч»:

Идешь тропой кривою Чжао Гао,[1230]Хитришь, коварный интриган, лукаво,Копируя Туань Гу – кровопийцу,[1231]Ты подло подсылаешь пса-убийцу.Уроки лжи берешь ты у Ван Мана,[1232]Двулично лицемеря неустанно.Копируя Дун Чжо,[1233] ведешь игру бесчестно.Оруженосцев окружен ты свитой,Сановников страшит суровый вид твой;А оды славят сладостно-прелестно.Хитро ульстивший тигра рыжий лис,Ты создал клику подлецов лихую,Карает правду острый меч втихую,А кривды океаном разлились.

Заключительная ария:

Драгоценные чаши, одни – именные,Другие – безвестные.Век в борьбе добродетельные и дурные,Лиходеи и честные.Что ты знаешь о вечных законах природы,Об истинах жизни?Есть разбойники – целые губят народыВ своей же отчизне,Придворные да высокосановныеПозорят халаты,[1234]Награды у них, полномочья верховные, –Жаль, заслуг маловато.Ты вот власть захватил и на слабых глядишьТак сурово и грозно.А в беде и раскаешься и заюлишь,Только тщетно и поздно…Обличить твои козни не хватит бамбука…Оголи хоть все Южные горы.Даже воды Восточного моря не смоютЗлодеяний твоих и позора!..

Осушив по три кубка, командующие выслушали певцов и стали откланиваться. Чжу Мянь проводил их до дверей и вернулся в залу. Музыка утихла, и дворецкий объявил о придворных. Главнокомандующий велел внести большой стол и расположился в покрытом тигровой шкурой кресле.

– Первыми просите заслуженных государевых родственников и дворцовых смотрителей-фаворитов, приближенных и писцов, – распорядился он.

Они поднесли подарки и немного погодя удалились. За ними начался прием глав пяти управлений и семи подразделений и северных полицейских гарнизонов. С официальными визитными карточками перед Чжу Мянем предстали высшие чины сыскной полиции и полицейского надзора, судебные инспектора и следователи, начальники дозора, полицеймейстер Столичного округа и командир императорского эскорта, главный тюремный надзиратель и старший полицейский надзиратель над тысяцкими и сотскими.

После них стали вызывать по очереди судебно-уголовных надзирателей тринадцати провинциальных управ обоих берегов реки Хуай и двух частей Чжэцзяна,[1235] Шаньдуна и Шаньси, Гуандуна и Гуанси, Хэдуна и Хэбэя, Фуцзяни и Гуаннани, а также Сычуани. Симэнь и Хэ Юншоу оказались в пятой очереди. Дворецкий поспешно положил на стол визитную карточку старшего дворцового евнуха-смотрителя Хэ. Они внесли подарки и стали внизу у ступеней, ожидая вызова. Симэнь поднял голову и огляделся. Его взору предстала огромная зала, окруженная располагающим к прогулкам взгорьем с многочисленными вьющимися тропинками. Крышу залы украшали двойные карнизы и резные водостоки. Были высоко подняты жемчужные занавеси. Зал окружали увитые зеленью балюстрады. Наверху красовалась дарованная Его Величеством Хуэй-цзуном ярко-красная вывеска, на которой рукою императора были начертаны золотом крупные иероглифы: «Зала Личного телохранителя». Да, вот где глава и уши, клыки и когти государя! Сюда водят пытать и сходятся на тайные сговоры. Вот где чаще всего казнят и четвертуют. По обеим сторонам залы были расположены шесть флигелей, отделенных друг от друга обширными дворами. В залу вело высокое крыльцо с широкими ступенями. На возвышении в ярко-красном облачении восседал главнокомандующий Чжу. Когда выкликнули имена обоих тысяцких, они с приветственными возгласами стали подниматься по ступеням и, очутившись под карнизом, оба пали ниц.

– Зачем же ваш родственник старший дворцовый евнух-смотритель беспокоился о подношении? – спросил их Чжу Мянь и, распорядившись убрать подарки, заключил: – Службу несите ревностно и с усердием. Я все устрою как и полагается. А вы ждите высочайшей аудиенции. Свидетельства на должность получите потом в ведомстве.

– Есть! – в один голос отозвались Симэнь и Хэ.

– Встать! Аудиенция окончена! – крикнула стража.

Вышли они через боковые двери. Миновав главные ворота, они хотели было обождать Бэнь Дичуаня с коромыслами, но тут прискакал с красными визитными карточками гонец.

– Их превосходительства Ван и Гао прибыли, – доложил он.

Симэнь и Хэ быстро отошли к воротам соседнего дома и стали наблюдать. Послышались крики стражников, разгонявших с дороги зевак. Свита – люди и кони – запрудили всю улицу и переулки. Наконец показались командующий восьмисоттысячным войском дворцовой стражи Ван Е, князь Западной Лун,[1236] и главнокомандующий лейб-гвардии Гао Цю в ярко-красных халатах и нефритовых поясах, восседавшие в паланкинах. Толпившиеся у ворот командующие с мест тотчас же куда-то исчезли. Наконец-то появился Бэнь Дичуань с коромыслами. Им незаметно подвели коней, и Симэнь с Хэ верхом вернулись к себе.

Да,

Не будь таких у власти негодяев,В Китае не лилась бы кровь людская.

Вот почтенный читатель, бабы в семьи вносят разлад, а ничтожные царедворцы баламутят Империю. Так оно и ведется. Понимавшие тогда уж полагали, что Поднебесную захватят разбойники. И в самом деле, если в третий год под девизом Всеобщего Согласия Хуэй-цзун и Цинь-цзун все еще охотились с собаками на севере Империи, то Гао-цзуну[1237] уже пришлось перебраться на юг и Поднебесная оказалась плененной. Как это тяжело!!! У летописца не хватает слов, чтоб выразить всю горечь.

Тому свидетельством стихи:

Сановники нечестивыенаносят отчизне урон.Правитель, слугу ничтожногогони из покоев вон.«Разбойников шесть – под корень!»[1238]Напрасны, увы, заклинанья,Когда императоры обатомятся в далеком изгнанье.[1239]

Если хотите знать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

ЛИ ПИНЪЭР ВО СНЕ ЯВЛЯЕТСЯ СИМЭНЬ ЦИНУ В ДОМЕ ТЫСЯЦКОГО ХЭ

СУДЕБНЫЕ НАДЗИРАТЕЛИ УДОСТАИВАЮТСЯ ВЫСОЧАЙШЕЙ АУДИЕНЦИИ

Игрой на лютне благозвучной

себя не ублажает он,

Досуг за чтением проводит

и древних познает деянья:

То чьим-то ревностным служеньем

он справедливо восхищен,

То чья-то тупость и бездарность

рождают в нем негодованье.

В правленье совершенномудрых

мир наступает и покой,

Придворные льстецы извечно

несут лишь смуту да раздоры.

Век процветанья, век упадка

иль век еще грядет какой?…

Познавший тайну жить уходит

туда, где воды есть да горы.

Итак, выехали Симэнь Цин и тысяцкий Хэ на широкую улицу, и Хэ Юншоу послал гонца предупредить дядю, а сам пригласил Симэня на обед. Симэнь долго отказывался и благодарил за гостеприимство. Тогда Хэ Юншоу велел слуге взять Симэня под уздцы.

– Мне хотелось бы обо всем посоветоваться с вами, сударь, – сказал он Симэню.