Имперская гвардия: Омнибус - Стив Лайонс

— Уберите руки от меня! — вдруг завопил Воллькенден. Он оттолкнул Грейла, шатаясь, встал на ноги и огляделся, как испуганный кролик, готовый броситься бежать.

Штель, освобожденный Палиневым, подошел к нему и, не останавливаясь, ударил Воллькендена по голове, оглушив его. Грейл и Палинев в немом изумлении смотрели, как полковник взвалил бесчувственное тело исповедника на плечо.

— Ну? — крикнул он им. — Мы выбираемся отсюда или как?

БАРРЕСКИ ЕДВА мог дышать.

Взрывы подняли в небо клубы дыма, который теперь опускался на толпу во дворе. Культисты сбились такой плотной толпой, что Баррески было трудно двигаться, их локти врезались ему в живот и под ребра. Баррески изо всех сил держался, зная, что стоит расслабиться хоть на мгновение, и его раздавят или просто затопчут.

Но у него было одно преимущество перед еретиками. Он знал, где заложены бомбы — или, по крайней мере, где они были, потому что у Михалева оставалось только два подрывных заряда, и оба они уже взорвались. Баррески сам установил один заряд, и был доволен учиненной бойней — результатом своей работы.

Какой-то злополучный культист не устоял на ногах и, кашляя, врезался в Ледяного воина. Баррески не упустил возможность вонзить нож в его сердце, позволив трупу соскользнуть на пол. «Одним меньше», подумал он.

Здесь толпа, казалось, пришла к невысказанному согласию. Вместо того, чтобы драться друг с другом, еретики начали вместе продвигаться к арке, через которую намеревались покинуть двор. Баррески забрался на плечи протестующего культиста и закричал:

— Еще одна бомба! Смотрите! Вон она! Видите? В ветвях того дерева!

Никто бомбы не видел, потому что ее не было. Но слов Баррески было достаточно, чтобы многие еретики повернули назад, против хода толпы, посеяв еще больше паники.

Оглянувшись на помост, Баррески увидел, что тот пуст. Грейл и Палинев, вероятно, уже добрались до ранее намеченного выхода, забрав с собой Штеля и Воллькендена. Баррески быстро прошептал молитву, чтобы они были в безопасности. Теперь пора было выбираться самому.

Палинев выбрал для Баррески другой путь отступления, ближе к тому месту, где он сейчас находился. Он разведал для него путь до канализационного туннеля и убедился, что Баррески запомнил направление. Баррески заработал локтями, начав пробиваться сквозь толпу.

И тут он увидел Мангеллана, гвардейцы-предатели расчищали путь для верховного жреца, при необходимости используя лазганы. До него было лишь несколько метров…

Баррески просто не мог упустить такую возможность. Он знал, что это означает выдать себя, но все равно вытащил из-под плаща лазган, переключился на огонь очередями и выпустил десять лазерных выстрелов в верховного жреца.

Гвардейцы-предатели отреагировали быстро, прикрыв собой Мангеллана, их броня отразила большую часть лазерных лучей… но не все… Баррески издал победный крик, когда один из лучей попал в лицо Мангеллану. Верховный жрец с воплем схватился за лицо, прижав руки к глазам. Но теперь Баррески следовало позаботиться о собственной безопасности.

Гвардейцы-предатели уже направлялись к нему. Надо было опять затеряться в толпе. Баррески опустил голову, пытаясь ускользнуть среди массы еретиков в таких же черных одеяниях, но вдруг наткнулся на мускулистого культиста с ножом.

— Ты видел его? — закричал Баррески, указывая назад. — У него была бомба, и он шел за верховным жрецом. Он убил бы его, если бы я не… Смотри, тебе нужно защищаться! — он сунул лазган в руки культиста, пока тот, выпучив глаза, пытался понять, что происходит.

Баррески скрылся, а культист остался стоять с лазганом в руках. Так его через секунду и нашли гвардейцы-предатели.

— КОСМОДЕСАНТНИКИ! Идут по тому коридору!

Пожар просто ненавидел все это.

Он стоял у одной из дверей под аркой, ведущей в сам дворец, его задачей было насколько возможно охранять дверь — путь к спасению для Штеля и Воллькендена. А для этого приходилось притворяться одним из еретиков и, что почти так же отвратительно, притворяться до ужаса напуганным. Но Гавотский не позволил ему высказать никаких возражений.

Впрочем, через эту дверь шли немногие культисты. Михалев и Баррески безупречно установили свои подрывные заряды, погнав еретиков в противоположном направлении — а из тех, кто все-таки пытался пройти мимо Пожара, почти половина повернула назад, заразившись паникой, которую он старательно изображал. Однако, некоторые, казалось, не слышали его или же им так хотелось скорее убраться со двора, что они лезли в дверь несмотря ни на что. Когда один из культистов врезался в Пожара, валхалльцу пришлось собрать всю свою выдержку, чтобы не достать лазган и не начать стрелять.

— У них… у них цепные мечи! — отчаянно закричал он вслед бегущим. — И пушки! Огромные пушки!

— Пожар!

Он повернулся, услышав свое имя, но сначала не увидел, кто его зовет. Во дворе, полном силуэтов в черных плащах, почти невозможно было разглядеть, кто из них — его товарищи. Потом он узнал тонкий силуэт Палинева — а рядом с ним, должно быть, Грейл.

А между ними…

Пожар бросился вперед, нырнул в толпу, помог Палиневу поднять лежащего без сознания Воллькендена. Молодой боец снял повязку с правой руки, объявив себя выздоровевшим, но это напряжение мышц вызвало в руке острую боль.

— Что случилось? — крикнул Пожар. — Что-то пошло не так?

— Все в порядке, солдат, — тяжело дыша, сказал Штель, поднимаясь с пола и опираясь на Палинева. — Я просто… переоценил свои силы, вот и все. Может быть, вы с Грейлом… позаботитесь о Воллькендене?

Пожар с радостью принял на себя эту обязанность. Но в этот момент он услышал выстрелы где-то поблизости, обернулся и увидел, что отделение гвардейцев-предателей пробивается сквозь толпу к Ледяным воинам. Они размахивали лазганами, стреляя в воздух, и еретики расступались перед ними.

Пожар схватил свой лазган и крикнул Грейлу и Палиневу:

— Идите! Вытаскивайте полковника и исповедника! Я их задержу!

И он открыл огонь — не вверх, но прямо в толпу перед собой.

Культисты были захвачены врасплох. Они падали, как домино, каждый выстрел поражал трех или больше — и толпа бросилась назад, в сторону гвардейцев-предателей, угрожая затоптать их. Они пытались стрелять по Ледяному воину, но масса людей между ними и Пожаром была такой плотной, что их выстрелы не попадали в него, а только убивали своих.

Теперь он мог бежать за остальными, он задерживал преследователей достаточно долго, чтобы его товарищи успели спастись. Да, теперь он мог бежать…

Культисты между Пожаром и гвардейцами-предателями начали приходить в себя после паники, увидели, что враг находится среди них, и, зная, что бежать невозможно, всей толпой набросились на него. Лишь немногие из них были обученными бойцами — половину толпы составляли женщины — но на их стороне было огромное численное превосходство. Они были Ледяного воина, вцеплялись в него когтями, рвали его. Пожар увидел, как сверкнуло лезвие ножа, слишком поздно, чтобы избежать удара, почувствовал, как нож разорвал синт-кожу на животе, там, где тварь из канализации пронзила его своими шипами. Лазган вырвали из его рук. Удар за ударом сыпались на голову. Он и сам не знал, почему он еще не упал — но пока он стоит на ногах, он будет сражаться.

Пожар кружился вихрем, нанося удары руками и ногами, не позволяя никому из врагов схватить и удержать его. В левом кулаке он зажал свое последнее оружие: осколочную гранату, которая должна была обрушить арку за Штелем и другими валхалльцами, замедлить преследователей — и одновременно гарантировать, что еретики, убившие его, погибнут вместе с ним. Как он и собирался сделать, когда сражался в улье Альфа два дня назад.

Он подумал, не для этого ли Император сохранил ему жизнь тогда. Он хотел верить в это. Но серая шерсть, которой заросла вся его грудь, распространилась уже на спину, а правую руку нельзя было открывать из-под плаща. Его пальцы скрючились, а ногти стали заметно длиннее, и Пожар знал, что его бог не имеет к этому никакого отношения.

Он шел в этот бой не с намерением погибнуть в нем. По крайней мере, он об этом не думал. Но теперь его тайну хранило только черное одеяние культиста, и ему была невыносима мысль о том, как будут смотреть на него товарищи, что они скажут, когда это одеяние будет сброшено.

Гвардейцы-предатели уже почти добрались до него. Еще несколько секунд, и они смогут сделать точный выстрел, смогут прикончить его. Он активировал гранату и попытался заманить гвардейцев-предателей к арке.

«Лучше так», подумал он.

Лучше пусть его тело будет разорвано на куски и сожрано вирусом, чем попадет в общую яму с трупами еретиков. Лучше пусть никто не сможет осмотреть его останки, и товарищи, и, тем более, командиры, никогда не узнают о его позоре.