Сказки далеких островов и стран - Ванда Мараховска

— Отец, за всю свою жизнь я тебя уже ни о чем больше никогда не попрошу. Ничего мне не надо, все мне немило, пока я умолкнувшую дочь султана не возьму себе в жены.

Созвал тогда шах совет, во все стороны света своих гонцов выслал, всех расспрашивает, но никто об умолкнувшей дочери султана не слышал.

Хассан приказал весь город обыскать, чтобы найти старушку, которой он разбил жбан. Все напрасно. Исчезла она без следа, как сквозь землю провалилась.

Снова Хассан пришел к шаху и говорит:

— Позволь мне, батюшка, в белый свет пуститься, поискать умолкнувшую дочь султана! Все равно нет мне без нее ни жизни, ни смерти!

Что же было делать старому шаху? Благословил он своего единственного сына, которому суждено было стать опорой его трона, и отпустил его в широкий свет.

Как долго Хассан ехал, какие приключения встретили его на пути, — всего этого и на верблюжьей коже не описать. Случалось ему и с голода чуть не умирать, и рабом-пленником быть у жестоких разбойников, и работать ему приходилось, как самому бедному батраку, но ни разу он от своего слова не отступил, в отцовский дворец не вернулся, только еще больше тосковал по незнакомой ему умолкнувшей дочери султана.

Однажды зашел он в глубокий лес, прилег в траве, на берегу ручейка, и заснул. Когда же он проснулся, то увидел старую женщину, которая стояла у воды и горько плакала.

— Почему ты плачешь, матушка? — спросил ее Хассан.

— А как же мне не плакать, если сын шаха, играя, разбил мой жбан с медом и жбан с молоком. А сейчас вот я и новые кувшины свои уронила в ручей. О, я несчастная! Что ж теперь я буду делать? — жаловалась она.

На этот раз Хассан в воду прыгнул, со дна ручейка два глиняных жбана достал и старушке их подает. Обрадовалась старушка, не в силах Хассану всю свою благодарность высказать. Наконец, она говорит ему: он уже сбил кувшин с ее головы. Льется струя золотистого меда из разбитого жбана, старушка плачет, а Хассан как захохочет:

— Ха, ха, ха! Вот они — мои потоки меда и молока!

— В наказанье за это ты полюбишь умолкнувшую дочь султана! — воскликнула вдруг старушка и исчезла за углом.

С этих пор ни минуты покоя не знал Хассан. Днем и ночью только и думал он об этой умолкнувшей дочери султана, которую суждено ему полюбить. В конце концов он пришел к отцу и говорит ему:

— Отец, за всю свою жизнь я тебя уже ни о чем больше никогда не попрошу. Ничего мне не надо, все мне немило, пока я умолкнувшую дочь султана не возьму себе в жены.

Созвал тогда шах совет, во все стороны света своих гонцов выслал, всех расспрашивает, но никто об умолкнувшей дочери султана не слышал.

Хассан приказал весь город обыскать, чтобы найти старушку, которой он разбил жбан. Все напрасно. Исчезла она без следа, как сквозь землю провалилась.

Снова Хассан пришел к шаху и говорит:

— Позволь мне, батюшка, в белый свет пуститься, поискать умолкнувшую дочь султана! Все равно нет мне без нее ни жизни, ни смерти!

Что же было делать старому шаху? Благословил он своего единственного сына, которому суждено было стать опорой его трона, и отпустил его в широкий свет.

Как долго Хассан ехал, какие приключения встретили его на пути, — всего этого и на верблюжьей коже не описать. Случалось ему и с голода чуть не умирать, и рабом-пленником быть у жестоких разбойников, и работать ему приходилось, как самому бедному батраку, но ни разу он от своего слова не отступил, в отцовский дворец не вернулся, только еще больше тосковал по незнакомой ему умолкнувшей дочери султана.

Однажды зашел он в глубокий лес, прилег в траве, на берегу ручейка, и заснул. Когда же он проснулся, то увидел старую женщину, которая стояла у воды и горько плакала.

— Почему ты плачешь, матушка? — спросил ее Хассан.

— А как же мне не плакать, если сын шаха, играя, разбил мой жбан с медом и жбан с молоком. А сейчас вот я и новые кувшины свои уронила в ручей. О, я несчастная! Что ж теперь я буду делать? — жаловалась она.

На этот раз Хассан в воду прыгнул, со дна ручейка два глиняных жбана достал и старушке их подает. Обрадовалась старушка, не в силах Хассану всю свою благодарность высказать. Наконец, она говорит ему:

— Попей, сынок, подкрепись. Тебе еще предстоит далекая дорога, прежде чем ты найдешь умолкнувшую дочь султана.

И подает Хассану жбан, только что со дна ручейка раздобытый. А из жбана льется струйка меда и струйка молока.

— Что означают твои слова, матушка? — спросил Хассан нетерпеливо. — Как узнала ты, куда я путь держу? Может быть, ты и умолкнувшую дочь султана знаешь? Скажи мне поскорей, говори же, а то я от любопытства просто умираю.

На это старушка ответила:

— Э-э, она далеко отсюда, за семью горами, за семью реками, молодой господин. В хрустальном дворце она живет, но так высоко, что туда лишь птица может долететь. Лучше возвращайся домой, да брось о ней думать.

— Пусть хоть на самой высокой скале в гнезде орлицы она скроется — я все равно найду ее, — ответил Хассан. — Пусть придется мне погибнуть — все равно я найду ее. Без нее для меня и солнце не светит.

— А раз так, то послушай, что я тебе скажу. Пойдешь вперед, все время прямо и прямо, пройдешь семь рек, пока не доберешься до подножья горы. Придется тебе взойти на семь ее вершин. За седьмой вершиной будет долина, а там, в долине, — город, большой и многолюдный. В этом городе ты купишь себе попугая.

— Вот еще, да на что мне попугай? — засмеялся Хассан.

Но старушка в это же мгновенье исчезла, как будто растаяла в воздухе.

Пошел Хассан вперед, прямо-прямо. Долго он так шел. Его жгло солнце, дождь и ветер его хлестали, голод и жажда его томили, но он не задержался и не свернул с пути. Прошел он семь рек, взошел на семь вершин, пока не увидел зеленую долину, а в ней — большой и многолюдный город.

Бродил Хассан по улицам, разглядывал все кругом и удивлялся: людей кругом полно — в домах, магазинах, у лотков, а город выглядит как вымерший. Повсюду царит тишина. Ни голоса, ни смеха человеческого не услышишь. Все жители — и старые, и молодые — молчат, как будто воды в рот набрали. Жестами и условными знаками они между собой объясняются, как глухонемые. Даже дети сидят тихие и невеселые, засунув пальцы в рот.

Хассан задает вопрос одному прохожему, второму, расспрашивает продавцов на базаре, но никто ему не отвечает, а лишь, прикрыв пальцами рот, быстро от него удаляются. Наконец, Хассан остановился у лотка торговца фруктами и оливковым маслом. Но торговец только молча подает ему знаки. Купил Хассан у него несколько фиг и фиников, уселся у стены закусить.

В это время услышал он голос:

— Здравствуй, Хассан, сын Великого Шаха!

Вскочил Хассан на ноги, оглядывается, ищет, кто это с ним поздоровался. Но все молчат, никто рта не открывает.

— Здравствуй, Хассан, сын Великого Шаха! — слышит Хассан во второй раз. Смотрит Хассан, на лотке сидит попугай и в третий раз его приветствует:

— Здравствуй, Хассан, сын Великого Шаха!

Хассан так обрадовался звукам человеческого голоса, что сразу же купил попугая у торговца. А попугай уселся ему на плечо и давай болтать.

— Отчего ты печальный такой? Почему загрустил? — спрашивает он.

— Ох, попугай, как же мне веселиться, когда я не знаю, где живет умолкнувшая дочь султана, — отвечает ему Хассан.

Попугай рассмеялся.

— Как же ты не знаешь, где она живет? Да ты ведь сейчас находишься в столице султана. Тут, на этой горе за городом, так высоко, что лишь птица туда долететь может, и живет принцесса в хрустальном дворце.

— Почему же молчит дочь султана? — спрашивает Хассан. — И почему все люди в этом городе молчат?

— А случилось это так, — отвечает ему попугай. — Руки принцессы добивался один великий волшебник, владыка соседнего государства, но дочь нашего султана даже смотреть на него не хотела. Тогда он, из мести, околдовал ее. С тех пор принцесса никому не хочет и словечка вымолвить, с родным отцом не разговаривает, никого видеть не желает, лицо свое под семью покрывалами прячет, приказала выстроить себе хрустальный замок на высокой горе и с тех пор там живет в полном одиночестве.

— Но почему же весь город молчит? — удивляется Хассан.

— Месть этого волшебника поразила всю страну. Его колдовство распространилось на всех ее жителей.

— И сам султан тоже не может говорить? А его придворные, визири, свита?

— И султан, и придворные, и визири, и свита — все потеряли дар речи.

— Как могуществен, однако, должен быть тот волшебник, если так сильно его колдовство! И никому не удастся вырвать принцессу и жителей этого города из-под власти этого проклятия? — воскликнул Хассан.

— Многие пытались, но все погибли. Никому не удалось прервать молчание дочери султана, никто не в силах заставить ее заговорить.

Хассан, выслушав рассказанную попугаем историю, глубоко задумался над чем-то, а потом опоясался толстой веревкой, взял в руки топор и сказал: