Бывшие. Первая жена - Мария Устинова

скоро поговорит с тем, за кем охотился столько лет, но на удивление холоден и безразличен.

Роману освобождают руку, чтобы он разблокировал телефон и набрал номер.

Телефон забирает Ян.

Чуть не роняет, не привыкнув к отрезанному пальцу, и перебрасывает в левую руку.

— Да?

Услышав голос, перестаю дышать!

— Это Ян Горский, — пауза, словно он дает возможность собеседнику все осмыслить. — А ты кто? Назови себя.

Он переводит телефон на громкий режим, и я слышу тяжелое дыхание.

— Я ждал твоего звонка.

Голос не молодой, но и не старый: ему от сорока до пятидесяти, больше бы не дала. Спокойный и низкий, как бывает у флегматиков или очень уверенных в себе людей.

Больше я ничего не могу о нем сказать.

Враг остается таким же безликим, как и раньше.

— У меня есть то, то тебе нужно, — произносит Ян. — У твоих людей мой телохранитель. Предлагаю обмен.

— Северный? — переспрашивает он.

— Именно.

— С вами свяжутся по этому телефону через несколько часов.

Он отключается до того, как Ян успевает сказать что-то еще.

Горский сжимает трубку.

— Это был он? — кидает Северному, тот мрачно кивает. — Привяжите его! До утра не спускать глаз, если еще раз телефон зазвонит, сообщайте немедленно! Вера!

Он направляется к выходу, поманив меня.

Все?

Допрос окончен?

Вслед за Яном поднимаюсь на свежий воздух.

Уже вечереет, а в лесу сумерки всегда приходят быстрее. С самого утра — непрекращающийся ужас, последние дни вообще кошмарные. Я ощущаю себя смертельно уставшей…

Иду за Яном, который направляется к нашим внедорожникам.

— Ты думаешь, он пойдет на твои условия?

Я сомневаюсь. Мы его не знаем, он может такое подготовить, что пожалеем, что вообще связались!

— Зачем ему Роман, разве что самому прикончить, чтобы другим неповадно было. Ты не думаешь, что это очередная ловушка, Ян?

— Нет, он пойдет на условия. Роман ему нужен.

— С чего ты взял?

— Я передал фирму, Вера. Документы остались у них. Чтобы закончить сделку и получить фирму Корнилова, им нужен живой Северный, так что они пойдут на обмен, я уверен.

Открываю рот от изумления.

То ли я перенервничала и голова не соображает, то ли…

— Ты чертов гений, — бормочу я. — Я бы не догадалась.

Ян вдруг улыбается — ему комплимент нравится.

— Для меня Герман ценней, чем Северный. Ему в любом случае конец, передаст фирму боссу и его прикончат. Ты не устала?

Киваю.

— Поспи в машине.

— А ты?

— У меня дела, — Ян морщится, кажется, обезболивающее перестает работать. — Знаешь я сделаю? Засуну Северному под шкуру передатчик так, чтобы он сам не знал. Отследим перемещение… Может, узнаем о них больше.

— Ты не узнал голос?

Ян качает головой и снова морщится.

— Я никого из них не знаю. Никогда не пересекался — ни с их видами деятельности, ни с кем из них.

— Они говорили, ты им должен.

Ян усмехается:

— Бандиты всегда считают, что им должны. Лезь в салон, — заметив сомнения на моем лице, Ян добавляет. — Я быстро.

Он собрался спать со мной в машине? Еще чего…

Зло буркаю сквозь зубы, но лезу на заднее сиденье. Там лежит плед, заворачиваюсь и подкладываю под голову свернутую куртку охранника.

Засыпаю мгновенно. Кажется, даже голову до импровизированной подушки не донесла. Я не спала толком последние ночи — вот что значит, ощутить себя в безопасности и в тепле.

Будит меня движение рядом. Уже темно. Просыпаюсь, вздрагивая — в первую минуту не понимаю, где я, и это вызывает панику.

— Это я… Не бойся.

— Ян… — расслабленно выдыхаю и сажусь, пытаясь прийти в себя.

В лагере тихо.

В лесу темно не так, как в городе.

Источников света нет вообще, и если ночь безлунная, как сейчас, то хоть глаз выколи.

Он нависает надо мной, протискиваясь в салон. Тихо стонет, пытаясь устроится на сиденье.

— Рука болит? — тихо спрашиваю я.

Он молчит, укрывшись пледом, но вижу, что не спит. Места на заднем сиденье мало. Он ложится мне на колени, и я напрягаюсь от неожиданности.

Ну, не раненого же сгонять?

— Тебе нужен врач, — напоминаю вновь. — Дело даже не в том, что там остались осколки от кости. Скоро будут сутки, может начаться воспаление… Ты же не хочешь заработать заражение крови?

— Я принял антибиотики.

— Все равно. Когда мы вернемся в город?

— Завтра вечером будем там.

— Когда начнется обмен?

— Утром. Нас там не будет.

— Нет?

— Это небезопасно.

Ну да.

Вряд ли Горский лично поедет хлопотать за телохранителя, пусть и такого, как Герман. Я там вообще не нужна.

Интересно, Ян спасает его, потому что к нему привязан или просто чтобы не оставлять в руках врага козырь против себя? Он был прав: Герман знает о нем слишком многое. Как устроена охрана. Наверняка, секретные коды для службы безопасности, и бог знает, что еще.

Они знают это.

Повезет, если не доперли, что это личный телохранитель Горского, доверенное лицо, что вряд ли… В этом случае Яну придется менять всю систему безопасности. Придется быть еще долго настороже. А еще это означает, что Германа сейчас пытают, не жалея, чтобы выбить из него как можно больше до обмена. Им нужно, чтобы к утру он еще был живым и это все.

Тяжело вздыхаю.

Чертовы амбиции бывшего, вот что в этом виновато.

Да и Герман тоже виноват.

Если бы они не настояли идти к Роману на свидание в тот проклятый вечер, этого все го бы не было. Может, Ян и палец себе поэтому отрезал. Как он сказал? Нужно уметь жить со своими решениями? Вот он и живет…

Горский расслабляется у меня на коленях.

Он тоже давно без сна.

— Ян? — опускаю руку ему на плечо.

Заснул.

Откидываюсь на сиденье свободнее и даже держать руку на плече Яна уже не так страшно. Даже слегка сжимаю плечо ногтями.

Я отдохнула, хоть и спала всего несколько часов. Больше не спится.

Думаю о Марке.

Роман не сказал о ребенке Яну.

И даже не пытался надавить на мой «долг», понимая, что у меня нет возможности помочь. Прикусываю нижнюю губу. Это хорошо, но… Утром он окажется у своих. Его заставят передать фирму, и… Ян считает, его убьют.

А если он скажет о Марке им?

Богдану. Или своему боссу.

Захочет купить свою жизнь или проболтается под пыткой.

Я не могу быть уверена, что этого не случится.

А верить на слово в таких вопросах нельзя.

Было бы лучше… Если бы Ян пристрелил его сегодня, как грозился. Только он этого не сделает из-за Германа.

А если