Извращение желаний - Владимир Круковер

Я, как и все, не отказался бы от исполнения трех желаний. Даже одного. Хотя три – лучше. Только никто не торговал у меня душу, как у Фауста; в колодце не зачерпывалось ничего, кроме лягушек; а в прорубях и в синем море я не рыбачил. Да и с лошадьми была напряженка, особенно – с горбатыми. Поэтому сюрпризы в Жениной комнате оказались более чем неожиданными и желанными.

Правда, ненадолго.

Комната была завалена роскошными вещами, игрушками, на которые я мог бы заработать не раньше, чем лет за триста. Я с некоторой робостью подошел к домашнему кинотеатру, занимавшему целый угол.

– Он так и проявился, уже собранный и готовый к работе, – сказала Женя. И в нем есть встроенный «денди», куча игр. Только я еще не разобралась в кнопках.

Я провел по полированному боку мощного прибора. Чудная техника, но не общественное телевидение же на ней просматривать. Гигантский, плоский экран, объемный звук и… «тетя Ася» или позорные «Окна» – апофеоз вульгарной пошлятины!

– Я и тарелку заказала, – поняла девочка мои сомнения. – По спутнику, говорят, рекламы нет, и пятьдесят программ разных. К тому же, тут и видик крутой.

Да, конечно, – сказал я, пытаясь осознать непонятное ощущение. Когда я прикоснулся к телевизионному комбайну, мне показалось, будто я трогаю лошадь. Я совершенно явственно ощутил мокрую от пота шкуру, подрагивающие на крупе мышцы, упругость горячего тела. Это было похоже на бред и я, чтобы проверить, вновь коснулся полировки. На сей раз ощущение было иным. Вместо лошади под моей ладонью оказалось нечто склизкое, мгновенно определившееся в цвете, форме и запахе. Это был громадный брус сливочного масла. Хорошего масла, настоящего «вологодского», такого, какое производил в застойные времена для столовых обкомов и горкомов. Нынче хорошее мало и на рынке-то не всегда купишь; капитализм во всю щерится на несчастных россиян.

Я отдернул руку и быстро вышел из комнаты. Рассматривать многочисленные приборы и дорогие игры, среди которых выделялись: микроволновая печь, настольная железная дорога, игровой автомат – «однорукий бандит», двухкамерный холодильник с нишей для газировки, мороженица и кукла величиной с саму Женю, – у меня не было сил. Надо было очухаться, прийти в себя.

Когда на человека валятся одновременно: говорящий кот, ведьма, дорогой холодильник и домашний кинотеатр в форме масляной лошади (лошадиного масла?), то ему непременно надо очухаться, чтоб прийти в себя.

На кухне меня ждал очередной сюрприз. Женя, видать, постаралась. Под потолком на специальном кронштейне висел еще один телевизор, кажется – «Филипс». Такие телевизоры обычно висят в дешевых гостиничных номерах на Западе.

Я посмотрел на телевизор с опаской и тот час получил подтверждение своему опасению. Телевизор сам собой включился и со сверхъестественной четкостью начал демонстрировать мне меня. Только на экране мне было не больше тридцати, я не сразу и адаптировал этого типа со своей личностью. Я – экранный занимался тем, чем я – настоящий никогда не занимался: ловил рыбу. Причем, совершал это противоестественное для себя действо не в пруду или там, на речке, а в фонтане на ВДНХ, в том самом, вокруг которого стоят рабочие и колхозники. И, что самое фантастическое, у него поминутно клевало и серебристые рыбки плюхались прямо на пол в кухне.

Я выдернул шнур из розетки, но телевизор продолжал работать. Рыбки, кажется это были пескари, заполняли кухню. Не придумав ничего лучшего, я удалился, надеясь, что мое отсутствие утихомирит самостоятельное телеоко. Но и в Жениной комнате покоя не было.

Там, неподключенная к электричеству, самостоятельно бурчала кофеварка. Я взял ее за пластиковую ручку с твердым намерением вышвырнуть в окно. По реке прошло волной странное тепло и я почувствовал убедительную сытость. Будто я только что встал из-за стола, слопав тройную уху из стерляди, осетринные шашлычки на шампуре и десерт из фруктов с сахаром.

В прихожей хлопнула дверь. То, что запертая дверь сама собой открывается и закрывается, меня уже не удивило. Я вышел в переднюю и столкнулся с котом. Вид у него был довольный, усы топорщились.

Я снял с вешалки выбивалку для ковров и подступил к рыжему безобразнику вплотную. Как ни странно, страха я не испытывал.

13. Тот, чье имя редко произносят

Мудрец вопросы миру задает,

Дурак ответы точные дает.

Но для того ли мудрый вопрошает,

Чтоб отвечал последний идиот?

Тот, чье имя произносить опасно, недолго думал, прежде чем обрести форму. Сперва он объял необъятное, осторожно обходя мышление Чужого, быстренько впитал все новое, что появилось на Земле за время его сна. И обрел форму.

(Сразу следует пояснить, что внешность черного кота привлекла его не потому, что Чужой вселился в кота. Он даже не подумал об этом. Просто тот, чье имя не следует произносить, в числе нового с удовольствием впитал творчество Михаила Булгакова и ему понравился образ Бегемота).

Обмяв, испробовав новое тело, он примерился к многочисленным своим именам, которые нельзя произносить всуе, и остановился на том, благозвучном, которым его наградил великий немецкий поэт. Только он сократил его наполовину. Дело в том, что Мефистофель в переводе с немецкого означает «приносящий зло»: мефис – носить, нести, тофель – зло, черт, зловещий. Носитель зла. Но есть более древний язык – древнееврейский. Там значение этих двух слов иное. Мефис – запах, пахнуть, тофель – сера. Пахнущий серой. А древнееврейский язык был ближе к древнему сознанию того, чье имя не следует и т. д., чем немецкий, возникший всего несколько столетий тому назад. Так что Мефистофель воспринимался им с некоторой поправкой, несколько дискомфортно, ему как бы приходилось делать двойной перевод. Впрочем, консервативность того, чье имя…, всем и давно известна. Как поколению пятидесятых не слишком нравится современная молодежная музыка, так и тот, чье…, считал настоящими языками – древнейшие, а правильными обычаями – наидревнейшие. Так что от Мефистофеля он оставил лишь первый слог и мы теперь будем именовать его Мефисом – пахнущим.

Мефис реализовал себя во дворе дома, где проживали хозяин рыжего кота и ведьмообразная соседка. Плотно встав лапами на бетон, Мефис сочинил зеркало и осмотрел свое изображение.

Зеркало было добротное, венецианское. В соответственной раме. На него, как на магнитную приманку, тотчас потянулись жильцы и праздные прохожие. Мефис недовольно огляделся и ликвидировал венецианский раритет. Теперь зеваки могли любоваться лишь крупным черным котом, который смотрел на них с отвращением.

– Экий здоровенный котище! – сказал один из зевак.

– Да, – сказал второй, – тут, вроде, зеркало было… Старинное.

– Сам ты зеркало, – сказал первый. – Тут только этот кот противный.

– Сам ты противный! – сказал кот…

Тем временем на Земле продолжились аномальные проявления. Еще бы – Чужой и Мефис буквально перевернули сущность причин и следствий.

Так, в вагон метро вошел человек в форме железнодорожника и громко сказал:

– Граждане пассажиры, извините, что я к вам обращаюсь! Я – машинист этого поезда и собираю деньги для открытия дверей на следующей станции.

Женщина, возившая по этому вагону безрукого и безногого инвалида в форме воина-афганца[6], вдруг заорала и отскочила от коляски. Дело в том, что несколько пассажиров сердобольно посмотрели на калеку и у того мгновенно выросли многочисленные конечности.

А у вора-карманника, воспользовавшегося суматохой, пальцы приросли к карману жертвы. Теперь они были спаяны воедино, и второй мог избавиться от первого только вместе с брюками.

Нарушение причинно-следственных законов коснулось не только злополучного вагона метро. Так как иступленный автор в очередной раз вспомнил Штиллера, то у несчастного Евгения Иудеевича на правой щеке вскочил здоровенный прыщ. Прыщ был багрового цвета, переходящего у основания в фиолетовой. Заниматься бизнесом с таким прыщом было просто несолидно. Бедный хозяин издательства остался дома и отменил нужные встречи, что ввело его в состояние депрессии.

Одновременно в интернете сама собой появилась страничка авторских работ иступленного автора, в которой упоминался не только изъевреенный Штиллер, но и весь сонм людей, к которым автор питал неприязнь. Страничка чем-то напоминала похабные телевизионные «Окна», поэтому у нее сразу же появилось множество читателей.

Внеземное влияние Ыдыки Бе, сплетаясь с могуществом Мефиса, реализовывало мысли людей самым причудливым образом. Редактор крупного издательства, некто Мифодий Екфимович, совершенно неожиданно для себя самого начал с отчаянной решимостью вычеркивать из рукописи известной авторши всех собак породы пекинес. Псы рычали и кусались.

На Тихвинском рынке неизвестно откуда появился странный ребенок с искаженным лицом. Его ноги сгибались в сочленениях самым неестественным образом. Малыш дико осмотрел снующих москвичей, вытянул правую руку вверх, будто ухватился за нечто невидимое, и улетел. Смуглые барыги проводили его скучающим взглядом, а покупатели и вовсе внимания не обратили, приняв за очередного беспризорника.