Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II - Дэн Абнетт

Гальба не ответил. Он вспомнил изувеченный труп и выражение подавленного ужаса на лице Каншелла. Чудо, что серв все еще оставался в своем уме.

— Таковы риски и цена этой миссии, — сказал Аттик. — Пифос враждебен для плоти и рассудка. Таковы простые факты здешних земель. Местные формы жизни таят опасность, а варп близок к поверхности.

— Скольких сервов мы потеряли? — спросил Вект.

— Один погибший, — сказал Аттик апотекарию. — Четверо лишились рассудка, их прогноз неутешительный. Тот, который погиб, на момент самоубийства был один. Его товарищ добрался до него слишком поздно. Поэтому я распорядился, чтобы ни один серв больше не оставался один, неважно, как долго. Одиночество — благодатная почва для безумия.

Гальба нахмурился. От ответа Аттика веяло скорее целесообразностью, нежели убеждением. Действительно, мертвый серв какое-то время пробыл один. Но, судя по словам Каншелла, до тех пор, пока они оставались связными, прежде чем лишиться рассудка, жертва находилась в спальне, и вовсе не одна. Гальба до сих пор помнил то, что пережил он сам. Сержант понимал, что объяснение Аттика его состояния было верным. В Галактике исключительного видения Императора не было места для любых других вероятностей. Он знал это. Но Гальба ощущал нечто совершенно противоположное, и этот иррациональный инстинкт тревожил его. Ему не было места внутри легионера Железных Рук. Но инстинкт тот был достаточно силен, чтобы атаковать Гальбу вопросами, ответов на которые он найти не мог.

— У нас были жертвы, — сказал Аттик. — И будут еще. Но они не станут напрасными, — капитан повернулся к астропату. — Просветите нас, госпожа Эрефрен?

— Я увидела флот, — произнесла она. — Корабли принадлежат Детям Императора.

Выражением ненависти могла служить и мертвая тишина. Теперь Гальба это понял. Его сомнения испарились. Он окунулся в ярость. Ее чистота выжгла в сержанте всякую слабость. Она выковала неумолимый металл.

— Продолжайте, — сказал Аттик. В одном этом слове таилась не просто ненависть. В нем чувствовалось рвение. Капитан «Веритас феррум» поймал жертву в сокрушительную хватку.

— Небольшая эскадра отделилась от основной группы. В ее составе три корабля. Их пункт назначения — сектор Деметер. Система Хамартия.

— Назовите корабли, — попросил Аттик.

— Два корабля сопровождения — «Бесконечное великолепие» и «Золотая середина». Еще боевая баржа, «Каллидора».

Глаза Гальбы расширились. Даррас, стоявший рядом с ним, ошеломленно застыл. Откуда у Эрефрен такие подробные сведения? И все же она говорила с непоколебимой уверенностью. И «Каллидора»… Теперь он действительно понял тот огонь в настоящем глазу Аттика. «Веритас феррум» следовал за боевой баржей в совместных операциях III и Х легионов. Этот корабль был отлично известен всем собравшимся. Однажды он озарил вакуум космоса сверкающим сиянием братства.

Он открыл по ним огонь в пустотной войне над Исстваном-5.

— Вам известно, когда они достигнут пункта назначения? — спросил Даррас.

— Да.

— Мы будем там первыми, — произнес Аттик.

— Капитан, — начал Гальба. — Моя вера в «Веритас феррум» нерушима. Но он ранен. Нас одолеют числом…

— И какое же безумие толкнет нас атаковать боевую баржу? — закончил вместо него Аттик.

— Я бы не сказал «безумие», — хотя он об этом подумал, всем сердцем надеясь, что окажется неправ. Он пристально посмотрел на капитана. Сержант мог поклясться, что лишенное эмоций лицо Аттика улыбалось.

— Брат-сержант Гальба поступил верно, озвучив свои сомнения, — заявил Аттик присутствующим легионерам. — Без полученных госпожой Эрефрен сведений, то, что я предлагаю, было бы хуже безумия. Это было бы преступлением. Но враг нам известен. Мы знаем его состав. Знаем, где и когда он появится. Он же о нас не знает ничего. И он будет оставаться в неведении, пока не ощутит наш клинок в сердце.

Система Хамартия была словно создана для засад. Ее единственная обитаемая планета, к тому же ближайшая к центру, звалась Тидеем. Мир-кузница походила на крошечную, крепкую домну. Ее поверхность, будто грибок, покрывали куполообразные мануфактории. За Тидеем не было ничего, кроме череды газовых гигантов. Крупнейший из них, Полиник, также был наиболее удаленным от местного светила, а сила притяжения имела длинную хватку. Внешние тела переполненного рассеянного диска страдали под ее тиранией. Орбиты были крайне непредсказуемыми. Планетоиды и осколки замерзших веществ постоянно сталкивались. Зона представляла собой хаотичную сеть изменчивых траекторий. Для рулевых и навигаторов это было проклятое место.

И еще здесь находилась точка Мандевилля системы Хамартии.

Именно тут суда, странствующие по эмпиреям, переходят в систему. Точка выхода была не из легких. Многие неопытные пилоты и немало умелых ветеранов выходило из варпа только для того, чтобы врезаться в куски льда размером с город. Подобный инцидент не мог случиться с кораблем легионес астартес, но даже им придется действовать с предельной осторожностью. Все их внимание будет сосредоточено на известных естественных опасностях системы. Как сказал Аттик, они не будут ожидать и тем более не будут готовы к атаке. Только не здесь, так глубоко в собственном тылу.

Аттик стоял за командной кафедрой на мостике «Веритас феррум» и рассказывал своим легионерам о механике предстоящей войны. Переднее окно было закрыто непроницаемыми створами, ограждая их от токсичного зрелища эмпиреев, пока ударный крейсер шел по его течениям к Хамартии. В варпе разразилась буря. В такой близости от Мальстрима турбулентность и навигационные аномалии едва ли были чем-то необычным, но их мощь оказалась неожиданно большой. Также поступали тревожные новости насчет Астрономикана. Обнаружить его становилось все сложнее. Ориентироваться по нему и вовсе не представлялось возможным. Но Бхалиф Страссны нашел альтернативу и уверенно вел «Веритас феррум». Аномалия Пифоса была настолько сильной, что служила маяком для всего сектора Деметер, как Астрономикан для Галактики.

Знамения были мрачными. Аттик игнорировал их. Раздумья не помогут им в выполнении задания.

Капитан коснулся панели управления, и окно превратилось в огромный экран, на котором возникли проекции чертежей «Каллидоры», «Бесконечного великолепия» и «Золотой середины». Камн достал информацию из объемных хранилищ памяти когитаторов «Веритас». Добыча появилась перед Железными Руками, раскрыв все свои секреты. Камн и другие технодесантники проанализировали чертежи, и плоды их усилий позволили увидеть нечто более важное, чем секреты: слабость.

— Вот где мы нанесем удар, — говорил Аттик. — Эскорты должны быть уничтожены в самом начале операции. Когда мы избавимся от них, «Каллидора» почитай что наша, — он говорил уверенным тоном. Капитан не сомневался в исходе сражения. Он не стал лгать себе, будто подходит к вопросу с безразличием. Хотя его голос оставался спокойным, в груди горел обжигающий жар, и имя ему было месть. Он хотел оказаться по колено в крови Детей Императора. Хотел услышать под ботинками хруст черепов этих эстетов. Не будет ничего, кроме ярости войны, которую он нес предателям. Но он разрабатывал план с холодной, трезвой головой. Он требовал от себя такой же дисциплинированности, как и от людей под своим началом.

Аттик знал, что идеальных планов не бывает.

Он знал, что его примарх потерпел поражение из-за всепоглощающей жажды мести.

Еще он знал, что победит. Сведения, предоставленные ему Эрефрен, были такими подробными, такими точными, что только полный глупец мог бы с ними проиграть. А Аттик знал, что он не глупец.

Капитан сменил изображение на карту района вокруг точки Мандевилля Хамартии.

— И вот так, — произнес Аттик, — мы ударим по ним.

Он уже чуял кровь.

Эскадра Детей Императора вышла из варпа спустя двадцать четыре часа после того, как «Веритас феррум» достиг точки Мандевилля. Паузы между прибытием сил предателей и началом атаки Железных Рук не было. С визгом раковых цветов, кровоточащего излучения из имматериума, где прежде была лишь пустота, возникло три корабля. Внезапное появление гигантских масс активировало дожидавшееся их минное поле. Ловушка была примитивной в своей простоте. Обычно минное поле рассеивали по широкой площади в надежде, что кто-то случайно натолкнется на него. Но Аттик знал, где ждать врага. Его мины были не барьером. Они были его крепко сжатым кулаком. Пассивный ауспик каждой мины среагировал на корабли, и подрывные заряды понеслись к возникшим прямо посреди них монументам из железа и стали. Они обрушились на суда, будто рои огромных насекомых. Их уколы осветили пустоту космоса десятками сполохов. Вдоль корабельных корпусов расцвели огненные шары.