Русский XVI век: от соборности к опричнине - Андрей Зубов

Андрей ЗУБОВ

РУССКИЙ XVI ВЕК: ОТ СОБОРНОСТИ К ОПРИЧНИНЕ

В русской истории эпоха и опричнины и то, что было после нее до смерти Ивана Грозного в 1584 году, пожалуй, одна из самых кровавых эпох. С.Ф.Платонов еще в дореволюционных своих работах сказал, что она может сравниться только с Батыевым разорением, то есть с завоеванием Руси монголо-татарами. Причем, если Батыево разорение было внешним завоеванием, то здесь сам русский государь изнутри разорил свою страну. Порой сравнивают Ивана IV с Петром I, причем сравнивают с Петром и те, кто ценит реформы Петра и, соответственно, оправдывают реформы Ивана IV, и те, кто считают реформы Петра глубоко пагубными или, по крайней мере, неправильно проведенными, и также относятся к эпохе Ивана IV.

I.

Теперь, когда перед нами недавний опыт большевизма, мы можем сказать, что есть еще третья эпоха крайнего людодерства (используя термин Александра Янова), кроме царствований Ивана Грозного и Петра Великого, не считая времени Батыева разорения. Но разница все-таки велика. Большевики захватили страну. Это в некотором роде смесь батыева разорения и самостоятельного российского правления. А Иван IV и Петр I — прирожденные русские государи, которые сами уничтожают свою страну. Редчайший случай, по правде сказать. В древнем Китае есть эпоха Чжун Го, эпоха сражающихся царств, когда за два века население страны уменьшилось в десять раз. Но это — междоусобная война. Ни при Петре, ни при Иване никакой гражданской войны на Руси не было, вернее, была гражданская война наполовину — одна сторона воевала с другой, другая же — не сопротивлялась.

Когда рухнул коммунистический режим, значительная часть православного общества, причем, достаточно влиятельная часть, стала воспевать Ивана Грозного. Петра не воспевали. Петр в православном сознании — безусловно — отрицательная фигура со своим всешутейшими соборами, прекращением патриаршества. Как ни странно, Иван IV — образ положительный. Многие русские православные люди считали и продолжают считать царя Ивана положительной фигурой.

Почему? Потому что, думаю, его образом затронуты какие-то очень глубокие струны нашего национального сознания.

В XI-XII веках Русь была далекой периферией европейского культурного мира. Также как и Скандинавия. Русская периферия ориентировалась не на Рим, не на Запад, а на Константинополь. Что может быть, было и не плохо, поскольку Константинополь был более развит тогда, чем западная часть бывшей Римской империи. Само по себе принятие православия в конце Х века Русь ни от чего не отсекло. Хотя мы сейчас учим, что две ветви христианства разделились в середине XI века, но на самом деле до начала XIII века никто не помышлял, что вера Рима и вера Константинополя — это разные конфесcии. Считали, что это разделение Церкви временное и политическое. Общение западных и восточных христиан оставалось интенсивным.

Огромную роль в обособлении Руси сыграло монголо-татарское завоевание. Батыево разорение разорило и разрушило почти всю Русь кроме севера и северо-запада. Только часть Руси сохранила независимость, как Новгород, Псков, Гродно, или была отвоевана литовскими князьями, примерно через 100 лет после завоеваний монголами и освобождена таким образом (нынешние Украина и Белоруссия). В той же части, которая оставалась под Ордой, постепенно сформировался определенный тип политического сознания. Закон прост — тот тип власти, который доминирует в центре, распространяется на вассалов. В Орде правление было абсолютно авторитарным, зыбко ограниченным только суровыми обычаями кочевий. Ни римское право, ни разделение властей здесь не существовало. В Орде тот, кто достигал власти, кто становился ханом, как правило, расправлялся даже со своими братьями, со своими близкими родственниками, со всеми возможными претендентами, чтобы обеспечить себе единоличное правление. В Орде практиковалось среди знати многоженство, и потому братьев, да еще от разных матерей, было много. Для абсолютной власти хана это представляло крайнюю опасность.

Подобный тип единовластия утверждается постепенно в той части Руси, которая была включена в Орду. Причем, его наиболее последовательным и сильным агентом являются именно московские князья. Тверь во многом ориентируется на Литву и Новгород, хранившие старые, домонгольские формы самоуправления. Рязань, перенесшая полное уничтожение стольного града, — слаба. А вот Москва — она сильна, она растет, и она ориентируется на ордынский тип властвования.

В отличие от византийского типа властвования и уж тем более литовского, ордынский тип властвования предполагает отсутствие формального контролирующего общественного механизма. В Византии было два контролирующих механизма. Конечно, все в человеческом мире когда-то работает, когда-то не работает, но общество считало правильно устроенной государственную систему, когда есть патриарх, независимый от императора, и когда есть так называемый Синклит, то есть, Сенат Римского государства, отчасти почетный, но отчасти вполне действенный орган, который может высказывать весьма скептические замечания в адрес императора. И, наконец, императора выбирает народ в театре — это очень древняя традиция, венчают его потом в храме, но выбирает народ. Поскольку народ выбирает императора, то народ чувствует себя тоже элементом политической системы. Естественно, Церковь чувствует себя ответственной за духовно-политическое состояние государства. И, конечно же, сенат -синклит — сейм. Все это присутствует и постепенно продолжает развиваться в литовской части Руси, и это все больше и больше исчезает в Руси Ордынской, московской.

Исчезает Вече — оно становится ненужным, исчезает самостоятельная церковная власть — она становится опасной. Русские князья несколько раз еще, когда митрополита Киевского и Всея Руси назначал Константинопольский патриарх, старались выйти из-под этого контроля, сами назначить, собором своих подчиненных им русских епископов. Так поступил еще в 1147 г. князь Изяслав Мстиславович при выборе Климента Смолятича в Киевскую митрополию, так пытался поступить князь Дмитрий Донской, когда выдвинул своего духовника Митяя в митрополиты. Но тогда ни в первом, ни во втором случае ничего не получилось.

Однако идея авторитарного правления, когда один управляет всеми и все его рабы, постепенно упрочивалась на Руси. Политический принцип: мы — твои рабы, государь, делай с нами что хочешь — это невозможный ни для литовской шляхты, ни для византийской империи принцип, постепенно воплощался в Москве. Тот же Дмитрий Донской, который пытался назначить своего собственного митрополита, первый начал рубить головы за политическое инакомыслие, за то, что какие-то князья, как он считал, хотели от него перейти к князьям ему враждебным.

Здесь надо учитывать, что домонгольская Русь была сообществом свободных людей. Кроме холопов — рабов, все остальные были граждански свободными людьми. Это были свободные земледельцы, или дружинники князя, воины, или — бояре. Если управление не нравилось крестьянину, дружиннику, боярину, он мог всегда уйти от князя. Он мог уйти, взяв движимость, оставив или продав недвижимость. Это идея крестьянского перехода, это идея выбора сюзерена вассалом. Эти принципы начинают с эпохи Дмитрия Донского подвергаться сомнению, именно потому, что идея полного единовластия существует в той стране, вассальной провинцией которой является восточная Русь, то есть, в Орде.

Эта тенденция в какой-то степени смягчается после Дмитрия Донского по той простой причине, что Русь московская очень слаба и фактически, хотя она платит дань Орде, но своими связями на княжеском уровне русское московское государство является вассалом Литвы и, соответственно, литовских обычаев и норм. При Василии Дмитриевиче, сыне Дмитрия Донского, его сын является заложником в Литве. Князья получают жен из дома литовских князей. Эта традиция отчасти смягчает жесткость авторитаризма московского. Но только отчасти.

Второй момент — церковный. Пока митрополит Московский назначался патриархом Константинопольским, духовная власть была независима от власти светской. И власть светская побаивалась слишком давить на чужого вассала, а Московский митрополит был вассалом патриарха Константинопольского в системе феодальных представлений. Тем более, что митрополит не был «Московским», он был по титулу «митрополитом Киевским и Всея Руси», с пребыванием, как правило, в Москве, но посещал время от времени и Киев. Соответственно, он был как митрополитом Литовским, так и митрополитом Московским. Архиепископ Новгородский ему подчинялся. Он был выше, чем Московский князь и управлял на намного большей территории, чем Московский князь. Тем более управлял он не телами, а душами человеческими.