Палка - Алексей Лукьянов

Алексей Лукьянов

Палка

Если на стене висит ружье, оно должно выстрелить.

Раз в год и палка стреляет.

1

Разные истории случаются. Вот, скажем, когда я в дурке лежал, на Серышева… (Ну это там, куда в девяностом году танк врезался и весь первый этаж в крошку раздавил) да, вот тогда истории были — любо-дорого! Что же там было-то?..

Как известно, Серышева, 1, — это общевойсковой госпиталь в Хибаровске, краевого масштаба учреждение, не какая-нибудь замурзанная санчасть. Именно сюда, в психиатрическое отделение, я и залетел в конце марта девяносто пятого года, едва-едва прослужив два месяца. А служил я не где попало, а в космических войсках.

Вы только не подумайте, что космические войска — это что-то из области научной фантастики. Совершенно реальный род войск, хотя и полусекретного назначения (чего стоит хотя бы тот факт, что раз в три месяца каждая рота несла по земным стандартам двухнедельную вахту на орбите Земли).

Безусловно, сразу после присяги вас никто не то что на орбиту, но даже к чистке ватерклозета не подпустил бы. Только после полугодовой учебы. Спросите, зачем на орбиту? Ну уж явно не за тем, чтобы спутники-шпионы сбивать. Это вы хрен угадали, Пелевина меньше читать надо. Да и вообще щенок он, этот ваш Пелевин, энтомолог-солипсист хренов. Скажем так — во время орбитальной вахты выполняются простейшие функции: непродолжительные пилотируемые полеты в глубины космоса с попыткой атаковать или уйти от атаки условного противника (глубины космоса, разумеется, не дальше Луны); выполнение заданий по военной картографии; военная же метеослужба… Да мало ли еще всякой белиберды! Вообще-то вахта — это кузница кадров. Именно из космических войск выходят потом Береговые, Леоновы, Гагарины и Джанибековы. Это, конечно, после двух лет службы, и отбор очень строгий — редко когда двух человек из батальона отбирали. Теперь, надеюсь, вам понятно, почему наши космонавты так долго могут находиться на орбите.

Но суть, разумеется, не в этом. Суть даже не в том, что у нас в части никакой дедовщины не было, и это потому, что у нас служили очень интеллигентные солдаты, сплошь выходцы с гуманитарных и естественно-научных факультетов. Были, конечно, и математики, и физики, но гуманитариев и естественников было больше, один только я затесался меж ними как не пришей кобыле хвост, будущий животновод из сельскохозяйственной академии. Вообще-то я из ненцев, оленевод во втором колене, Янгиргин моя фамилия. Как уж меня в эти войска попасть угораздило — ума не приложу. Нас ведь всех подряд чукчами зовут, мы для белых людей тупорезы тупорылые. Но все же приняли по какой-то причине.

Словом, прослужил я два месяца. Курс молодого бойца за спиной, пошли наряды, то да сё… А после присяги еще и увольнительные начались. В нашем взводе у меня — самая первая. Только где ее, эту увольнительную, провести? Наша часть находилась в двадцати километрах от Хибаровска, в офицерском городке Князе-Вяземское-7. И в городке этом увольнительная, прямо скажем, фиговая. Девчонки все — офицерские дочки, к таким не подступись, всех развлечений — вечерний сеанс в Доме офицеров, а до него чем прикажете заниматься?! А отдохнуть-то хочется, тем паче, что весна в этом году на Дальнем Востоке была ранняя, в шинели париться не придется, парадкой посверкать перед девчонками можно! И махнул я в Хибаровск.

Иду, значит, наяриваю по центральной улице, девчонки оглядываются, штатские пацаны рты разевают, и стоит заметить, что есть отчего: черные лаковые ботинки, голубые брюки и гимнастерка, нежно-салатовая рубаха, на голове — шикарный черный берет с кокардой в виде НЛО, пряжка на ремне надраена до зеркального блеска! Не то что бледно-бурые парадки связистов или, скажем, коричневые комбинезоны танкистов. Это — элитные войска космического назначения! В кармане кой-чего позвякивает: ребята скинулись на четыре баллона «Спрайта», присягу отметить всем взводом. Эхма, дайте в руки мне баян, я порву его к…

Вот тут-то неприятности и не преминули случиться. Потому что прихватили меня шакалы, то бишь комендантский патруль. То есть я тогда по неопытности подумал, что это комендантский патруль. И от растерянности своей (а кто бы не растерялся от внезапного гласа из-за спины: «Эй, товарищ солдат, стой, раз-два!») дал этим четверым оттеснить меня в подворотню. Тот, кто был с лычками старшины, маслянистый такой жлоб с покатым лбом, спрашивает:

— Солдат, почему честь не отдаешь старшему по званию?

Здрасьте, пожалуйста! Сами со спины зашли, как я мог их увидеть? Но не нарываюсь, стараюсь уладить конфликт миром.

— Виноват, товарищ старшина. — И отдаю честь. — Разрешите идти?

А он:

— Погоди, куда тебе спешить? Сколько служишь?

А у меня на лице написано, сколько я служу. Каждый «дед» безошибочно видит «духа», и, где бы ни был, он постарается этого «духа» унизить.

Ну, думаю я, влип. Вот они, тепличные условия несения службы! С одним бы я еще потягался, но четверо!..

— Два месяца, — отвечаю я, а сам глазами ищу, куда бы дать стрекача.

И, как назло, никакого выхода. Плотно окружили, сволочи!

— В увольнительной, значит. — Старшина аж раздулся от своей догадливости. А бабки у тебя е, дух?

— Да пошел ты! — отвечаю я, пинаю его ботинком в щиколотку и пытаюсь убежать…

…Отмудохали меня, похоже, от всей души. Очнулся я в мусорном контейнере, весь в крови, уже почти вечер. Выпал я из контейнера, распугал собак и поплелся на автовокзал. Еле-еле уговорил, чтобы меня в автобус пустили, пообещал, что садиться не буду. Приехал в часть, прохожу через КПП, а мне говорят: мол, все, Янгиргин, «губа» тебе как пить дать светит, и это в лучшем случае. А так, в худшем, пойдешь на дизель, как дезертир. А сами даже посадить не удосужились, носы воротят, воняешь, говорят. Хотел я возмутиться, но тут прибегает мой комроты, майор Коноплев.

— Ты где, мать твою, шатался?

— Товарищ майор, — отвечаю, — моя увольнительная только через полчаса заканчивается, я не понимаю…

— Вчера! — орет он. — Вчера у тебя увольнительная закончилась! Где ты был?

Я немного сбивчиво, но все-таки объяснил, что со мной произошло, а сам думаю: едрить твою в кочерыжки, как же так?! Все так здорово было, а теперь на «губу»?

Коноплев выслушал меня, потемнел лицом, бросился звонить в Хибаровскую военную комендатуру. Я остался на КПП ждать. А у них там музыка орет, аж зубы ноют. Местное «Радио „Модерн“», видимо. Я долго терпел, где-то полчаса, но потом не выдержал и сказал:

— Радио можно выключить? А то голова раскалывается…

А они на меня как на идиота смотрят.

— Ты, — говорят, — чего, пьяный, что ли? Где ты радио тут слышишь?

У нас его еще вчера забрали.

— Ни фига подобного, — отвечаю, — я все прекрасно слышу. «Модерн», последние известия, у микрофона — Елена Тараторкина.

Но наша дискуссия была прервана Коноплевым. Он вошел, поморщился и сказал:

— Пошли к комполка.

Повел он меня к командиру полка. Входим в его кабинет. Командир мне сразу:

— Почему в головном уборе?

Я хочу снять берет, берусь за него, но от невероятной, прямо-таки нечеловеческой боли падаю на пол. И, поверьте на слово, в этот момент, когда я падал на вылизанный паркет в кабинете комполка, в голове моей громко-громко раздается: «Вечерний звон, бом-бом». Вот, думаю, и пришел мне вечерний звон. Причем полный.

И тут другая музыка откуда ни возьмись, и рев зверский, сквозь который можно разобрать: «День прошел, а ты еще жив, день прошел, а ты еще жив!» И я, видимо, так разительно в лице переменился, что майор мой сразу подскочил ко мне… и сам чуть не упал. Тычет в мою голову пальцем и спрашивает:

— Что там у тебя?

Я потрогал. На темени как бы две шишечки, шершавые, на бородавки похожие. Только металлические. Да и ясен хрен — откуда на берете бородавки?

Стал я его снимать, а он не снимается. Как приколоченный. Рванул я этот берет изо всех сил — и вырубился.

Потом хирург мне говорил, что молиться я должен на моего майора. Молиться, конечно, не буду, но благодарен по гроб жизни — да. За то, что не дал еще в части сделать то, чего не сделали в госпитале, чего до сих пор никто не может сделать.

В общем, случилось так, что комендантский патруль таковым не являлся, и мой случай — не единственный. «Деды» какие-то забавлялись: изображая комендантский патруль, грабили солдат с малым сроком службы. Некоторых убивали. Как, например, меня. Один из них ударил меня молотком. А потом они приколотили мне берет к голове гвоздями на сто. Двумя штуками. По одному на левое и правое полушарие. Но личности их до сих пор не были установлены. Чем с ними дело закончилось — это отдельная история. Потом, если будет время, расскажу.