Частная жизнь парламентского деятеля - Эдуар Род

Частная жизнь парламентскаго деятеля.

Роман Эдуара Ро (Rod).

(С французскаго).

Часть первая.

Маленькая гостиная в нижнем этаже, убранная проще всех остальных покоев дома, была любимой комнатой Сусанны, потому что в ней одной сохранилась прежняя мебель, высокий баул, диван, кресло во вкусе Людовика XIII и стол Генриха II, сочетание стилей, не доказывавшее классической строгости вкусов хозяев.

Однако в те дальныя времена, когда они еще жили в скромных антресолях в улице Помпы, эти вещи, купленныя по случаю и в разсрочку на распродажах и аувционах самим Мишелем, составляли предмет гордости тогда еще юной четы и с торжеством одна за другой водворялись в рабочем кабинете мужа.

Тогда оне являлись единственными предметами роскоши в их скудной обстановке; теперь, напротив, их постарались сбыть в комнаты, куда не заглядывал глаз посторонняго и допускались лишь близкие друзья дома, между тем как парадные покои двух этажей просторнаго отеля с конюшней и каретным сараем, который Тесье занимали вот уже третий год в улице Сен-Жорж,— были убраны новой мебелью, купленной в модном магазине зараз полной обстановкой.

Тесье вели скромный образ жизни до тех пор, пока это было возможно. Но с того времени, как денежныя дела их упрочились, благодаря полученному наследству, положение Мишеля с каждым днем улучшалось, он шел в гору и силою обстоятельств принужден был жить на широкую ногу: депутат и в ближайшем будущем министр, он должен был обставить себя с известною роскошью, позаботиться о представительности.

Но Сусанна осталась верна старой мебели. Она являлась для нея живым воспоминанием о прошлых днях. Она любила эти разнокалиберныя вещи. Оне напоминали ей невозвратные дни, о которых она сожалела, дни — когда Мишель безраздельно принадлежал ей, проводя с нею часы досуга, остававшиеся от публицистических занятий,— он уже был тогда известным публицистом, поглощенным большой газетой “Порядок”, в которой он участвовал, которая имела успех благодаря ему и выдвинула вместе с тем его и которую он еще редактировал и теперь, но уже спустя рукава, через пень-колоду.

Оне напоминали ей очаровательные часы, первоначальную близость союза по страсти, горячую привязанность, побудившую к необдуманному, безразсудному браку молодого, слишком молодого человека, без состояния, без определеннаго будущаго, с девушкой, которая была почти ребенком, все приданое которой состояло из доверия, отваги, розовых надежд и любви.

Вещи эти напоминали ей безчисленныя мелкия событий шестилетней жизни вдвоем, в нежном tête-à-tête, o той глубокой нежности, которую питают друг к другу бездетные супруги, остающиеся такими-же страстными любовниками как и до свадьбы.

Оне напоминали ей наконец высшее удовлетворение, полноту счастья, когда наконец она испытала муки, тоску и безконечную радость первой беременности; как она застенчиво предупредила мужа о готовящемся семейном событии, и с каким радостным удивлением принял он это. Потом болезнь Анни, их старшей дочери, а так-же тяжелая болезнь самого Мишеля, приговореннаго к смерти врачами, и котораго она спасла более силою безконечной любви, чем исполнением докторских предписаний, да, все это напоминала ей старая мебель, всякия мелочи, равно как и крупныя события, тысячи воспоминаний поднимались и окружали ее, едва она садилась на диван или кресло в маленьком кабинете, и перед ней возникала вся ткань нашей жизни, тянулись те безконечныя нити, которыя вышивают на ней то яркие, пестрые, веселые, то сумрачные арабески. Оне говорили ей о днях, из которых одни были радостны, другие тяжелы, но первых было больше, так как сильное, сладкое чувство все смягчало, сглаживало и украшало.

Сусанна вступила в тот период, когда сожаления берут перевес над надеждами, и глухой инстинкт заставлял ее предпочитать протекшие годы годам грядущим.

Теперь столько забот отвлекает от нее Мишеля, не дает его чувству сосредоточиться на ней! Он ее еще любит, без сомнения чувство, воспитанное и окрепшее за годы совместной жизни, не могло так быстро уступить изсушающей деловой суете,— душа его устояла против растлевающаго действия успеха. Но все же ужь прежняго не было: он уже не принадлежал безраздельно Сусанне. Жизнь требовала от него слишком много: он играл выдающуюся роль, у него был свой орган, которым он должен был руководить, своя партия, которой он управлял, великие планы и задачи, которые должен был преследовать и осуществлять, то “нравственное преобразование” страны, как он называл, и душею котораго был.

Жена помогала ему трудиться, поддерживала в нем энергию, ободряла его своей симпатией и вместе с тем своими руками готовила отчуждение мужа от нея. Дело стало между ней и мужем, приходилось делиться им с выборщиками, товарищами-соперниками, друзьями, подчиненными, обожателями и обожательницами наконец, так как женщины им бредили, очарованныя его задушевным красноречием, любовью к добру, великодушным характером, а главным образом его успехами. Вековечное свойство женщины преклоняться перед известностью, тяготение их ко всем, кому удалось выдвинуться, ненасытное любопытство заставляло женщин гоняться за Мишелем, надоедать ему, забрасывать его письмами, окружать опьяняющею атмосферой, в которой веяли струйки коварства и предательства. Сусанна питала к мужу глубокое, непоколебимое доверие, но тем не менее порою ее волновало смутное опасение.

Она чувствовала себя слишком слабой, чтобы отстаивать мужа, отражать посторонния влияния на него, охранять его. Она старелась: уже несколько серебряных нитей мелькало в ея прекрасных черных волосах, цвет лица принял колорит старой слоновой вости и морщины, не исеажая еще черт, тем не менее проложили тонкие следы на увядающем лице. Напротив Мишель, который всего на четыре года был старше ея, сохранился удивительно, без единаго белаго волоса, с юношеской гибкостью стана, сильный, живой, неутомимый, как будто тридцать восемь лет наполненных такою оживленною деятельностью прошли для него безследно и не легли гнетущею тяжестью.

Да, Сусанна сожалела о той поре, когда, сидя в креслах Людовика XIII, она видела перед собою Мишеля, работающаго за столом в стиле Генриха II, в то же врема разсеянно пробегая какую-нибудь новую книгу или работая иглой над какой нибудь хозяйственной мелочью. И теперь она любила уединяться в дальний покой, где принимала только близких, чтобы переживать прошлое, упиваясь его грустной отрадой.

Сегодня Сусанна сидела в маленькой гостиной с двумя дочерьми: Анни, слишком высокая для своих восьми лет, вытянувшаяся как спаржа, немного слишком бледная под белокурыми волосами, с маленьким вдумчивым личиком, на котором сияли большие, серые глаза,— глаза Мишеля,— поражала серьезным, мягким, почти меланхолическим выражением, между тем как Лауренция, моложе сестры на два года, почти брюнетва, составляла полную противоположность Анни: в чертах лица ея, в шустрых глазах, несколько несоразмерно большом рте, в круглых щеках с ямочками, дрожал и сверкал вечный смех. Дети как всегда сидели около матери, старшая по правой стороне, младшая no левой, чинно играя молча с перстнями матери, предоставленными ею в их распоряжение. Удерживая их взглядом в этом спокойном положении, которое видимо было естественно для старшей, Лауренции же стоило некоторых усилий, Сусанна беседовала с гостем. Это был Жак Монде, друг детства ея мужа, с которым сохранил теснейшую связь. Он приехал неожиданно, вызванный семейными делами, взяв отпуск из лицея в Аннеси, в котором сам учился вместе с Мишелем и где уже лет десять преподавал латынь. Зная, что у Тесье всегда найдется для него комната, он остановился у них, убежденный в хорошем приеме. В самом деле, Монде был вместе другом и мужа и жены: Тесье провели несколько сезонов в соседстве с ним, на берегу маленькаго озера, зеленыя воды котораго навевали на Мишеля воспоминания детства. Друзья не разлучались. Сусанна же, узнав покороче Монде,— при первом знакомстве он ей не понравился, прониклась в нему самой дружественной симпатией. Хороший человек, без всякаго честолюбия, легко переносивший скромную долю, выпавшую ему, с умеренными желаниями,—Монде скрывал под незначительною наружностью редкое благородство сердца и исключительную, всестороннюю интелигентность; Сусанна называла его “добрым гением” своего мужа. Она обожала его за простоту, прямой характер, добродушие. Порою она завидовала его жене, которая хотя итне вкушала сладкий фимиам славы, за то муж принадлежал ей и она делилась им только с шестью толстыми детьми, отлично выкормленными, но плохо одетыми, адский гвалт и топот которых не мешал скучным занятиям — исправления ученических тетрадей. Она чувствовала, что эти два любящия друга друга существа принимают спокойно все, что им посылает судьба, и не волнуются несбыточными желаниями. Мишель же таил в себе тайну, и порою она зияла как бездна в душе с виду спокойной, но которую всегда внезапная буря могла взволновать до сокровеннейшей глубины.