Перпендикулярный мир - Анатолий Гланц

ПЕРПЕНДИКУЛЯРНЫЙ МИР

(сборник)

Анатолий Гланц

БЛУДНЫЙ СЫН ПРОМЫШЛЕННОСТИ

…Во времена, когда смог был настолько прозрачен, что на нём нельзя было показывать фильмы…

…А каждый человек знал только свой край и свои проблемы…

…Во времена, когда промышленные предприятия ещё не были охвачены инфраструктурой…

…Стоял себе у реки сахарный завод.

Отчего, ну отчего так прекрасно кругом?

Развалясь в кресле-котловине, завод пускал дым в небо. Выло прохладно. Рядом текла река.

И гудел.

За холмом у пруда нежился хлебокомбинат. Он тоже гудел, но слабее и иначе, чем сахарный. Они перекрикивались. Завод заметил, что звуки в октаву звучат красиво.

Его бесхитростный вкус, воспитанный на простых соединениях — аммиаке, хлорке, углекислом газе — неприятно поражал органический запах сдобы, доносившийся от соседа.

Рабочей силы хватало. Люди охотно покидали деревеньки, чтоб только не возиться с землёй и скотом.

О родовая котловина!

Вырубленный лес напротив тоже был принесён ему в жертву. Люди не щадили леса, ландшафта, своего здоровья — только бы ему получше дымилось, чихалось, коптилось и плевалось.

Весной и летом сахарный стоял, ремонтировался. Рабочие, как полезные бактерии, копошились в его кишках. Выбрасывали отработанное. Чинили, стучали, клепали. Паяли, гнули, резали, светили.

В холодном наркозе слышал он их работу, треск электросварки. Заканчивалось лето, цистерны привозили мазут. Приходил грузовик с дровами. Он знал: сейчас разожгут его сердце — ТЭЦ, свистнет и застучит первый пар. Нарастающий вой и блаженная вибрация в турбинном зале. Пошёл, пошёл, пошёл ритмичный, как дыхание, трёхфазный ток!

И суета! Как он любил суету!

Сентябрь встречал в беспамятстве, урча и захлебываясь сладким соком, как пёс, у которого отбирают кость.

Раз в год завод становился старше. К нему приезжали руководители промышленности и вручали награды.

Знал ли завод себя? Кто может за это поручиться…

Порой, испытывая приступы недовольства, задавал себе вопросы один другого труднее. Каков процент свёклы, подлежащей активной вентиляции? Где проводятся приёмо-сдаточные операции? Каким локомотивом подаются вагоны на подъездной путь? Ответить точно он не мог.

Зато свою работу он знал досконально.

Кагаты, кагаты, кагаты… Огромной длины штабели из свёклы. Водяные пушки отрывают комья. Течение уносит клубни по бетонному жёлобу к выбрасывающим лапам свекломоек. Свёклу режут. Стружку заливают горячей водой. Сладкий сок откачивают и фильтруют при помощи известкового молока и сату-рационного газа. Варят. Кристаллическую сахарозу отделяют от патоки на центрифугах.

Сахар, свёкла, известняк, мазут, патока, брикетированный жом, текущие к полям фильтрации промои— и так каждый год. Попробуйте справиться! Вы бы справились?

Случались и перемены. Недавно в жизнь завода вошёл агропром. Агропром сахарному — понравился. Он был хорош тем, что почти не мешал работе. Сказать точнее, с появлением агропрома никаких изменений в жизни завода не произошло.

Конечно, завод не был молод. Он помнил помещика. Его крепкую лошадку. Шапочку с козырьком. Усики шляхтича, Хлыст в руке. Тогда у завода был хозяин. Завод заглядывал ему в глаза.

Посёлок располагался подле имения. И парк — по тогдашней европейской моде — со скульптурами, аллеями, купальней в пруду.

От скульптур сохранились постаменты. Весной их белили — заодно с основаниями деревьев. Помост купальни расширили и превратили в танцплощадку. В тёплое время года при свете электрических гирлянд молодёжь танцевала на тонких досках над водой. Зимой дискотека переходила в фойе заводского клуба. Там висели цветные фото передовиков и стоял в квадратной кадке китайский лимон.

Пел Челентано. Завод его любил и — чего скрывать — старался подражать ему голосом и манерами.

Не последнюю роль в работе завода играли люди.

На деревянную ступеньку присел перекурить сварщик Богданов. Достаёт «Приму» из пачки. Рядом остывает газовый резак. Если бы не дым, сварщик во время перекура затерялся бы среди колонн, ферм, угольников, балок.

Богданов заводу понятен. Он делает ему добро, монтирует новый диффузионный аппарат. А вот электрик по фамилии Пиндеев — непутёвый работник. Всегда небрит, всегда у гастронома, всегда всё портит. Руки дрожат. Увольняли. Идёт на хлебокомбинат. Увольняли. Возвращается на сахарный.

Человеку свойственно ошибаться.

Вон Антипов побежал. С мешком сахара на плече. Через дыру в крыше и по каменному забору. Тут его ждут двое.

Заводу воровство нравилось. Он давно понял, что от похищения предмет не портится и не гибнет, а наоборот, находит максимально быстрое употребление.

Ворота гаража аппаратчика Анохина, сваренные из полосовой стали. Курятник из огнеупорного кирпича во дворе слесаря Левченко. Перфошвеллер, подпирающий ломкие молодые яблоньки в саду старшего бухгалтера Трофимцевой.

Случалось, правда, что вследствие иной кражи завод замедлял работу. Однако после того, что он сам делал со здоровьем и образом жизни людей, мелочиться было бы просто стыдно.

Организмы людей были убоги и несовершенны. Человек часто терял работоспособность. Приобретя высокую квалификацию, он дряхлел и исчезал из табельных списков.

Завод мечтал избавить людей от физической неполноценности. Как добрый донор, хотел влить в знакомые организмы неведомую им кровь лучшей группы.

О если бы!

Завод глубоко вздохнул и пыхнул из кирпичной трубы чёрным дымом.

Людей следует считать низшими, чем заводы, существами. Хотя бы за языческое поклонение технике. С ней они почему-то связывают надежды на улучшение жизни. В последнее время помешались на миниатюризации. Прикладывают невероятные усилия, чтобы в одном кубическом сантиметре уместить десять тысяч транзисторов. Зачем, спрашивается, когда всё это давным-давно существует в куда более плотной упаковке?

Не микросхемы следовало выдумывать людям, а микробосхемы! Бактерии производили бы сахар сами, надо их только к этому приучить. Завод-умница придумал несколько микробосхем по производству сахара, тавота и оконного стекла без малейшего участия человека. Также микробосхему огромного значения для выработки каменного угля из чего угодно. Он проиграл её мысленно, когда стоял на ремонте. Ещё одна позволяла получать молоко прямо из травы. Молоко было зеленым и вкусным.