Наследники Великой Королевы - Томас Костейн

Томас Костейн

Наследники Великой Королевы

КНИГА ПЕРВАЯ

1

Мы разложили костер на городском холме и за полчаса до прибытия Джона Уорда он уже полыхал во всю. Народу собралось немало. Явился даже шериф Кроппер. Правда, чувствовал он себя явно не в своей тарелке, ибо не знал как ему следует вести себя в этой ситуации. Его глазки шныряли по толпе, а странно приплюснутый нос, всегда напоминавший мне клюв морской чайки, недовольно морщился.

Городской пьяница с кислым выражением лица приставал ко всем с вопросом.

— А где же целиком зажаренная бычья туша и бочки с вином? Воду нам что ли пить за здоровье такого героя? Ну и сквалыги же вы все!

Потом он однако сменил гнев на милость и даже потешил собравшихся, спев нехитрую песенку с часто повторявшимся припевом: «Бетси, Бесс, девчонка Бесс, не ходи с парнями в лес».

На минуту вниманием толпы завладел проехавший мимо нас верхом сэр Бартлеми Лэдланд. Он приветливо помахал рукой, но должно быть очень торопился, так как не остановил коня. Я заметил, что его седло и стремена по-прежнему обтянуты черным крепом, а хвост лошади перехвачен бантом того же цвета. Со дня смерти его брата в Ирландии прошло уже больше года, но сэр Бартлеми все еще продолжал соблюдать траур.

Я первым увидел всадника, появившегося на повороте дороги, ведущей из Уэйланд Спинни. На нем была шляпа с голубым плюмажем и по длинным золотистым волосам я узнал Джона Уорда.

Хриплым от волнения голосом я воскликнул.

— Едет! Это он, он!

Кто-то возле меня выкрикнул.

— Да, это Уорд. Я и отсюда вижу его ястребиный клюв.

Наши приветственные клики наверное были слышны даже в устье реки. И надо сказать, у нас были все основания для такого ликования. Джона Уорда считали героем не только в нашем городке, где он родился и вырос, но и во всей Англии. Еще семилетним мальчуганом с борта крохотного английского суденышка он видел оранжевые паруса Испанской Армады. [1] С тех пор Джон Уорд успел объездить весь свет. И сейчас он заслуженно пользовался славой самого удачливого капитана из числа тех, кто презрев запреты короля Англии не давал покоя испанцам на всех морях и океанах. Помню как ликовал весь наш городок, когда до нас дошла весть о последнем подвиге Уорда. Тогда он захватил два великолепных испанских галиона — «Маддалину» и «Маленького Иоанна» с несметными сокровищами на борту. После этого в балладах имя нашего отважного Джона упоминалось вместе с именем достославного сэра Френсиса Дрейка. [2]

Джон скакал на большой серой лошади и надо признать, что для моряка он управлялся с нею довольно ловко. За ним на низкорослой чалой лошадке поспешал его верный друг и помощник Джоралемон Сноуд. Приветственные крики зазвучали еще громче. В воздух взлетели шляпы. Уорд был просто великолепен. За последнее время я здорово подрос и был теперь гораздо выше среднего роста, но чтобы сравняться с Джоном мне недоставало еще целых трех дюймов. Я невольно залюбовался его мощными плечами и гордой посадкой головы. С особой завистью разглядывал его длинные мускулистые ноги, обтянутые огненно красным трико. В сравнении с ногами Уорда мои собственные казались мне слишком уже худыми. На плечах капитана был отороченный мехом рыжевато-коричневатый плащ, но он не скрывал роскошного камзола, украшенного множеством золотых пуговиц (позднее Джон сообщил мне, что их было пятьдесят две штуки). Перья на шляпе своей длиной соперничали с его локонами, башмаки были из желтого испанского сафьяна. Одним словом, как и всегда внешний вид и наряд Уорда вызвали у меня искреннее восхищение.

Он приветственно вскинул руки над головой и крикнул.

— А вот и мы, друзья. Снова вернулись домой после того, как еще раз подпалили бороденку испанскому королю.

Люди толкались, оспаривая друг у друга честь взять под уздцы его коня. Джон спешился и направился к костру. Тут он заметил меня и воскликнул.

— Святой Олаф, неужто это Роджер Близ. Никак ты всерьез решил догнать меня в росте, парень! — Он обернулся и потряс мне руку. — Роджер, я ей-Богу с трудом узнал тебя.

Но тут меня оттеснил мясник, тянувший к Уорду свою широченную как лопата ладонь.

— Дай-ка я пожму тебе руку, Уорд…

— Чертовски приятно снова оказаться дома, — своим зычным голосом пробасил Уорд, пожимая тянущиеся к нему отовсюду руки.

Кто-то потребовал.

— Речь, капитан Уорд, речь!

— Да, скажи нам, что ты думаешь о нашем пузатом короле, Джон. Расскажи как ты проучил испанцев, — просили другие. Синие глаза Уорда сверкнули. Он обвел взглядом обступивших его людей.

— Я — человек действия, а не оратор, но если вы хотите выслушать мнение честного моряка…

Известие о прибытии Уорда мы получили утром того дня. Обычно королевская почта, доставлявшая письма из Лондона в Дувр и обратно в наш городок не заезжала, поэтому когда за окном словолитной мастерской резко прозвучал почтовый рожок, все всполошились.

— Это почта. Вам письмо, хозяин! — крикнул Тод Кэрсти, вбегая в помещение с письмом в руках. Он был уверен, что дело крайне важное и срочное, потому что над адресом была приписка: «Не терпит отлагательства. Доставить как можно быстрей», а внизу была еще одна с множеством восклицательных знаков: «Гони, почтарь, гони!! Гони что есть мочи!!!»

— Тод, — с улыбкой обратился к подмастерью Темперанс Хэнди, забирая у него письмо, — ты меня просто умиляешь своей наивностью.

— А в чем дело, хозяин?

— Да разве тебе неизвестно, что к такому способу прибегают все отправители писем, когда хотят ускорить их доставку? Кто же не знает, что королевские почтари любят не в меру задерживаться во всех встречных кабачках и харчевнях? Я полагаю, что это всего-навсего письмо из Дувра от моего брата Тоби. А извещает он меня о том, что наш дядюшка Григгс наконец-то скончался и оставил мне в наследство целых пять фунтов из своих-то нескольких тысяч.

Прочитанная верхняя страничка письма с пятном типографской краски от большого пальца Хэнди упала на пол. Я увидел как он покачал головой.

— Дядюшка Григгс в самом деле умер, но только он не оставил мне ни единого пенса. Собственно говоря, другого от старого скряги было трудно и ожидать, но я все-таки расстроен, мальчики. Ведь я собирался истратить свою долю наследства на изготовление нового готического шрифта. Это должны быть литеры красивые и строгие без всяких безвкусных финтифлюшек, которыми французы украшают свои заглавные буквы. А теперь нам придется подождать.

В жизни у моего наставника (о наших с ним довольно необычных отношениях будет сказано немного ниже) имелись две основные причины для огорчения, и они весьма часто приводили к вспышкам гнева с его стороны. Во-первых, недостаточное, по его мнению, почтение, с которым люди относились к его профессии. Ибо по глубокому убеждению Темперанса Хэнди не было занятия более благородного и полезного, нежели книгопечатание. Сравниться с ним могли разве что живопись и ваяние. Даже поэзию (а именно сочинение сонетов для услады слуха дам) он ставил гораздо ниже. Вторым источником раздражения была приверженность наших печатников к французскому шрифту.