Золотой кирпич - П Хаббард

Хаббард П М

Золотой кирпич

П. М. Хаббард

Золотой кирпич

Пенхарроу - одна из тех корнуэльских рыбацких деревушек, где все уже забыли, что рядом есть море, и кормятся почти исключительно с того, что предоставляет побережье. Море здесь очень тихое, гавань облицована гранитом, из гранита же построены домики, крытые местной черепицей, и все это сливается в обширную, непроницаемую, серую и тяжелую на вид поверхность. В гавани есть лодки, и они выходят в море, если позволяет погода. Иногда даже привозят макрель и омаров, которых продают по сходной цене на местных рынках. Но основные деньги идут из глубины острова. Лондон, Бирмингем и Манчестер делают деньги и привозят их в Пенхарроу, чтобы потратить. А корнуэльцы - на удивление простой народ, учитывая те несомненные преимущества, которые провидение предоставило им. Они сохранили свое графство нетронутым скорее из обычного консерватизма, нежели руководствуясь инстинктом коммерции; и те, кто приезжает к ним, получают за свои деньги вполне достаточно, потому что корнуэльцы гостеприимны от природы, хотя они теперь и берут за это деньги.

В страстную пятницу после обеда моя семья отправилась на прогулку по побережью и предоставила мне заниматься своими делами. Я вывел с причала прогулочную шлюпку и вознамерился прошвырнуться до соседней бухточки, а если солнце будет достаточно жаркое, искупнуться разок. При хорошей погоде корнуэльский воздух тепл и мягок, как восточный шелк, но Гольфстрим сюда толком и не заходит, так что на купание, по крайней мере в ближайшие пару месяцев, мог отважиться или искатель приключений, или мазохист. Не причисляя себя ни к тем, ни к другим, я предпочел отплыть куда-нибудь, где бы я мог не спеша подумать о том, а стоит ли купаться, и спокойно, передумать, если уж мне не захочется, перед тем как окончательно убедить себя. А отсюда, стало быть, и моя идея о небольшой соседней бухточке.

Как только я подплыл к выходу из гавани, из-за мыса показалось небольшое двухмачтовое суденышко. Оно, конечно, шло на моторе, паруса были смотаны на реях, и кливер был на ролике. Суденышко выглядело весьма по-морскому и впечатляюще. Водоизмещение приблизительно тонн двадцать, и все абсолютно черное, даже крыша рубки. Сказать сейчас, после того, как все произошло, что оно выглядело зловещим, большого ума не требует. И все же выглядело оно совсем не как веселенькая прогулочная яхта. Смотрелось добротно сделанным, вполне обжитым и каким-то неопределенным. Повинуясь первой заповеди матроса-любителя - любопытству, я направил к нему свою шлюпку.

Я был еще на каком-то расстоянии от судна, когда увидел, что оно потеряло ход и почти остановилось. Из кубрика выскочил человек, побежал на нос и отдал якорь как раз вовремя, так как судно уже потащило отливом. Оно еще отошло немного, на длину якорного каната, и застыло, покачиваясь на небольшом отливном течении.

Это был один из тех занятных случаев, с которыми частенько сталкиваешься, когда вот так встречаешься с человеком, с которым до того и словом не перемолвился. Вот я в своей лодке плыву прямо на него, и вот он на своем судне, и зеленая вода слева и справа. И, если бы я изменил курс, то вышло бы, что я намеренно не желаю знать его. А если не менять курс, то я подплыву к нему, и надо будет говорить с ним. Мне, собственно, ничего другого и не оставалось.

Он был одет во все черное, а все, что не было скрыто одеждой - шея, кисти рук и лодыжки - были белыми. Белыми не в том смысле, что он принадлежал к белой расе, а белыми почти до бесцветности, так что даже его глаза, ноздри казались очень темными, как будто глубокие впадины на чистой белой стене. Для человека, который часть своей жизни проводит на море, это было не совсем обычно. Я сейчас уже плоховато вижу вдалеке, но мне показалось, что у него удлиненное лицо и коротко остриженные волосы. И тут мне в голову пришел, как мне показалось, вполне достойный выход из ситуации: я мог бы резко сменить галс и широко обойти его, а вместо приветствия помахать рукой.

Однако тут он улыбнулся, и я не стал менять курс. Улыбка разрезала белую поверхность его лица, как расходящаяся трещина. Не могу сказать, что эта улыбка была привлекательной, но она вполне установила какой-то контакт между нами, как если бы он окликнул меня. Я резко повернул румпель, потерял ход и мягко причалил. У него был слегка приглушенный голос. Он склонился над бортом и сказал:

- Вы не хотите купить золотой кирпич?

Я схватился за его якорный канат, чтобы не сносило течением и не било о борт. Потом поднял голову и увидел, что он смотрит прямо мне в лицо. Было такое чувство, что он не спускал с меня глаз с того момента, когда его судно появилось из-за мыса. Он все еще улыбался и был, как мне и показалось, абсолютно белым.

- Ну да, - сказал я, - я дам вам за него нефтяные акции одной малоизвестной скважины. Или у меня есть еще жемчужное колье одной знакомой махарани, от которого я не прочь избавиться. В общем, что-нибудь да придумаем.

- Подождите-ка, - сказал он и пропал за бортом. Должно быть, спустился в каюту на носу судна, или у него был там рундук, но он не проходил мимо борта к корме. Потом он снова появился и протянул мне сверток, чуть поменьше кирпича, но пропорции были те же, завернутый в коричневую оберточную бумагу и туго перетянутый бечевой из кожи.

- Держите крепче, сверток тяжелый.

Он действительно был тяжелый, настолько тяжелый, что я чуть не выронил его. Потом я снова взглянул на него. Он уже и не улыбался, но еще и не распрощался со мной окончательно.

- Продайте его за ту сумму, которую сумеете выручить, и отдайте мне половину. О чеке можете не беспокоиться.

- А почему бы вам самому его не продать? - поинтересовался я. Теперь у меня было одно желание - поскорее отчалить и вовсе его не видеть, но я не мог не задать этот резонный вопрос.

- Не могу оставить корабль, по крайней мере сейчас. Но это неважно. Я знаю, что вам я могу доверять.

В ответ ничего не приходило в голову. Но я подумал еще и спросил:

- А где я, по-вашему, продам золотой кирпич в Пенхарроу?

- Попробуйте в Кленбридже. Продайте его там завтра, а я подплыву сюда в это же время в понедельник.

- Может, захватить что-нибудь из провизии в магазине, сахар там, или банку бобов?

- Нет-нет, спасибо, мне нужны только деньги, все остальное у меня есть.

Его голова исчезла, я отпустил канат, и течение потащило лодку прочь от черной обшивки парусника. Уже потом я вспомнил, что не обратил внимания на название судна...

В бухточке, как я и предполагал, никого не оказалось. Я вытащил сверток из лодки и вынес на берег. Затем сел и стал развязывать стянутую морскими узлами мокрую кожаную бечевку. Не могу резать веревку, если есть шанс ее развязать. Бумага стала расползаться под моими пальцами, что-то блеснуло в прорехе.