А Баба-яга против… Современная сказка для взрослых и детей - Сергей Глазков

А Баба-яга против…

Современная сказка для взрослых и детей

Сергей Глазков

© Сергей Глазков, 2017

ISBN 978-5-4483-5046-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая

В некотором царстве, в некотором государстве жили-были старик…

– Соловьёв! С вещами на выход! – гулко, как выстрел, прозвучало в длинном пустом коридоре.

Залязгали, заскрежетали замки и засовы.

Неприятно застонали двери, выпустив на яркий, залитый холодным зимним солнцем свободный пятачок, хрупкого трясущегося старикашку, опирающегося на деревянную палку, приспособленную под костыль.

Старикашка поворотил вокруг себя головой, шевеля губами, медленно по слогам прочел вывеску, оставшуюся за его спиной: «Магаданское управление МВД Рошшии, Ишправительная колония номер тринадшать».

– В следующий раз, Соловьёв, постарайся к нам не залетать, – услышал он напоследок из-за закрывающейся со стоном двери, – Восьмой десяток на исходе, а туда же: в разбойники! Пора за ум браться! А то, не ровен час, к господу Богу призовут, так, кроме нар и вспомнить ничего не сможешь!

– Вот жубы вштавлю, шинок, и вожмушь жа него. Жа ум жначит. Шлово даю. Шешное пионершкое! Вы обо мне вше тогда ушлышите, жа шотню вёрст отшюда, – ответил трясущийся от немощи старикашка. Поклонился закрытой двери в пояс по-старинке и неуверенной шаркающей походкой, скользя по расчищенной от снега дорожке, поплёлся прочь.

Палка-костыль была меньше необходимого, поэтому ему приходилось передвигаться ещё и согнувшись в три погибели. Отойдя метров этак тридцать от дверей, старикашка вдруг разогнулся, выровнялся, отбросил в сторону палку, лихо раскрутил над головой худую котомку, которую до этого любовно прижимал к груди, и зашвырнул подальше в кусты. Потянулся по-молодецки.

– Эх, хорошо, ети его мать! Крашота неопишуемая! Живи и радуйшя.

Размял беззубый рот, вставил в него кривые пальцы и попытался свистнуть. Вместо свиста получилось тихое булькающее шипение. Он в сердцах плюнул и бодро зашагал по дорожке.

Примораживало. Он ускорил ход и теперь шёл всё быстрее и быстрее. У посёлка его нагнала машина. Серенький неприметный «Жигулёнок». Они ещё немного посоревновались: кто кого обгонит? Дед или машина на скользкой ледяной дорожке?

– Соловьёв? – высунулся из открытого окошка водила, когда ему надоели гонки, – дородный дедина, похожий на одного молодца из ларца в известной сказке.

– Шоловьёв, – остановился старикашка, – а тебе какое дело?

– Тебе просили передать: «Пора!»

На что старикашка засиял, хлопнул в ладоши и подскочил к машине:

– Ну, тогда вперёд, шоколик!

Он с подскоком и притопом оббежал машину вокруг, открыл дверцу и умостился рядышком с шофером.

– Шего штоим, шлуживый? Трогай! Наш ждут великие шобытия!

Со стариком разобрались! Начнём сначала. В некотором царстве, в некотором государстве жили-были старик со старухой…

– Акулина Ивановна! Акулина Ивановна, – во всё горло орала девочка, пробегая по длинному школьному коридору, – вас Мариванна к себе вызывает!

Акулина Ивановна прекратила мыть полы и, повернувшись навстречу мчащейся посыльной, облокотилась на швабру:

– Что случилось, Катенька? Чего ты заливаешься, словно звоночек? Так громко, что все подумают, будто урок закончился.

– Так Мариванна сказала: «Быстро!», – нахмурилась девочка и уткнулась взглядом в носки своих зимних меховых ботиночек.

– «Быстро», но не «громко», – поучительно сказала Акулина Ивановна, – Что случилось? Наводнение? Землетрясение?

– Нет, Акулина Ивановна, – снова заорала девочка, – вам телеграмма. Срочная. Из самого Санкт-Петербурга – сказала Мариванна.

– Странно, почему сюда? Почему не домой? Да и от кого это? У меня никого в Петербурге знакомых нет. А, может, это от… – задумалась Акулина Ивановна и тяжело вздохнула, а уже девочке сказала, – спасибо, Катюша, я сейчас приду.

Она, не спеша, собрала все свои подручные инструменты: тряпку, ведро и швабру, прошла к своей кладовке, аккуратно поставила всё внутрь, закрыла дверь, замкнув на замок, и только после того, как определила в карман ключик от замка, направилась к директору школы.

Кабинет последней находился на первом этаже, поэтому далеко идти не пришлось: сначала по одному коридору, потом – по второму.

– Разрешите, Мария Ивановна? – Заглянула она в кабинет.

– Входите, – сразу же замахала директриса руками. – Акулина Ивановна, тут вам срочную телеграмму принесли. Я попыталась узнать: почему в школу, а не домой? Почему в приёмную, а не лично вам? Может, что-то неприятное в ней, а я не хочу, чтобы мои работники душевно травмировались на рабочем месте, да ещё в присутствии детей. Это может огорчить весь наш большой дружный коллектив. Но посыльный – очень странный человек, как я успела заметить, – меня успокоил. Сказал, что вы скорее обрадуетесь, чем огорчитесь. Я, конечно, прошу у вас прощения, но я не поверила ему и прочла, что написано в телеграмме. Доверяй, но проверяй. Да! Мне очень неудобно, но другого выхода у меня не было. Извините, – и она протянула бумажку, – может, я ничего не понимаю в этой жизни, но текст телеграммы очень странный, я бы даже сказала: подозрительный, Акулина Ивановна.

Она замолчала и уставилась на уборщицу, стараясь хотя бы по реакции той понять смысл депеши.

Акулина Ивановна развернула листочек и прочла: «Пора!». Листочек выпал из её рук и, покружившись в воздухе, сделав пару пируэтов, приземлился к ногам директрисы. Акулина Ивановна помрачнела и присела на стул, стоящий рядом со столом.

– Я так и знала, что эта телеграмма ничего хорошего не принесёт, – сказала перепуганная директриса и присела рядом с Акулиной Ивановной.

И со старухой тоже разобрались! Правда, не совсем они старик со старухой, но об этом попозже. В некотором царстве, в некотором государстве…

О! Куда нас занесло!

Длиннющий лимузин, лихо, перестроившись с третьего ряда в первый, резко притормозил у входа отеля, светящегося всеми мыслимыми и не мыслимыми цветами назойливой рекламы.

Из передней двери браво выскочил молодой человек в форме, открыл дверцу авто и почтительно поклонился. Из огромного чрева элитного автомобиля сначала вывалился средних лет мужчина, а за ним выпорхнула дама неопределённых лет. Одеты они были не по сезону. Мужчина был в смокинге, дама – в вечернем платье. Он – весь пепельно-седой, она – вся огненно-рыжая. Они проследовали мимо склонившегося в почтительном поклоне швейцара, услужливо распахнувшего перед ними стеклянные двери.

В центре холла остановились. Пока она демонстративно стряхивала с себя две снежинки, случайно застрявшие в её волосах, он подошёл к стойке администратора, чтобы получить ключи от номера.

– Bonjour!

– Bonsoir, – ответили ему.

– Je voudrais la clef de ma chambre.

– S’il vous plait.

Я сейчас вам всё переведу! Не беспокойтесь! Блесну «французским» с онлайн-переводчиком: Он говорит: «Здравствуйте!» Ему отвечают: «Добрый вечер!» Тогда он: «Дайте, пожалуйста, ключ от номера». А ему: «Пожалуйста!» Во как! В общем, поговорили.

Он прихватил положенные галантным дежурным ключи от номера и отошел в сторону. Остановился и снова вернулся к стойке.

– Avez – vous des messages pour moi?

– Есть ли для меня сообщения? – Поинтересовался он.

– Oui. – Ответили ему и протянули конверт.

– Merci.

Ну, «Мерси» все знают. Это – «Спасибо».

Он кивнул и подошёл к даме, на ходу запихивая конверт во внутренний карман.

Они прошли к лифту, который доставил их на самый высокий этаж в самый навороченный номер.

– Это было что-то, – заговорила по-русски она, когда они оказались в номере, – такого успеха я даже сама не ожидала!

– Сара Бернар кусала бы локти, видя твой сегодняшний фурор, – подтвердил мужчина, – твоё мастерство, Кикочка, улучшается год от года. Ещё лет этак триста, и ты станешь замечательной артисткой.

Но вместо того, чтобы обидеться на эти грубые слова, дама нежно прильнула к мужчине и заворковала:

– Ты правду говоришь, Кузенька?

– Как твой импресарио – импресарио известной артистки Кики Морэ – я всегда обязан говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.

Номер был шикарным. Апартаменты для президентов, для шейхов, королей и миллионеров. В окне красовалась Эйфелева башня – символ Франции и Парижа. Посередине номера возвышалась огромная гора цветов из нескольких корзин.

– Извини, Кикочка, – вдруг скривился он, – но терпеть более – нет сил.

Она засмеялась, игриво оттолкнула его, отошла в сторону и плюхнулась в кресло: