Нравственное сопротивление - Лариса Богораз

Богораз Лариса Иосифовна

Нравственное сопротивление

Лариса Иосифовна Богораз

НРАВСТВЕННОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ

С Ларисой БОГОРАЗ беседует и рассказывает историю ее семьи Зоя ЕРОШОК

----------------------------------------------------------------------

ВСЕГО ТРИ МИНУТЫ, не больше, сидели они двадцать пятого августа шестьдесят восьмого года на Красной площади с плакатами "Свободу Дубчеку", "Руки прочь от ЧССР", "За нашу и вашу свободу", "Да здравствует свободная и независимая Чехословакия", "Позор оккупантам".

Через три минуты их схватили и, избивая, затолкали в машины.

Их имена - Наталья Горбаневская, Павел Литвинов, Лариса Богораз, Виктор Файнберг, Константин Бабицкий, Вадим Делонэ, Владимир Дремлюга войдут в историю.

Но история есть драма свободы.

...На кухонном подоконнике - радиоприемник. Мы слушаем "Эхо Москвы".

Литва хоронит убитых.

В Москве снежно и тихо.

Я включаю диктофон.

----------------------------------------------------------------------

ПЕРВЫМ СЕРЬЕЗНЫМ ЛИЧНЫМ СТОЛКНОВЕНИЕМ с Системой для нее и людей ее круга стал арест писателей Юлия Даниэля и Андрея Синявского.

"Я же знала: то, что делал Юлий Даниэль, не является враждебным действием. Он не преследовал политических целей. Это был поступок, связанный с его профессиональной совестью и честью. Но Синявского и Даниэля обвинили в том, что они подрывают Советскую власть. И оказалось-таки: да! Не потому, что это делали они. А потому, как поступили с ними".

Юлий Даниэль и Андрей Синявский писали (с середины пятидесятых годов) под псевдонимами прозу и печатались за рубежом. Их раскрыли, арестовали. Судили.

Юлия Даниэля и Андрея Синявского арестовали осенью того декабря, в День Конституции, на Пушкинской площади состоялась демонстрация, требовавшая разбирать дело писателей гласно.

Этот день - пятое декабря шестьдесят пятого года - считается днем рождения правозащитного движения в СССР.

В ЮНОСТИ, учась на филологическом факультете Харьковского университета, Лариса Богораз встретилась с молодыми людьми - фронтовиками.

Всего на каких-то четыре года старше ее, они имели более серьезный жизненный опыт, потому что оказались старше на целую войну. Опалившись войной, люди обрели совершенно четко очерченный и выраженный личностный хребет, туго натянутую струну духа и характера.

"На семинаре мы должны были одобрять постановление Жданова об Ахматовой. Юлий Даниэль сказал: какой это дурак станет вдруг одобрять это постановление? Я сказала: что я. Он спросил меня: а вы читали Пастернака? Я сказала: нет. А Ахматову? Я сказала: нет. А Зощенко читали? Нет. А хотите почитать? Я сказала: да. Он стал читать мне Пастернака. И я... я ничего не поняла в этих стихах. Абсолютно ничего. Я не подготовлена была к восприятию поэзии. Однако я поняла, что всё, что говорится в докладе Жданова, не имеет никакого отношения к поэзии".

Лариса Богораз выступила на семинаре. В духе постановления Жданова. Она была очень юной. Ее разгромили ребята-фронтовики. В пух и в прах. На том же семинаре. Это был 46-й год. Первый курс.

ОТДАВАЯ СЕБЕ ОТЧЕТ В ОЧЕВИДНОСТИ, они знали, что вечное ожидание помощи извне есть некое духовное иждивенчество, в основе которого лежит неуважение к самому себе, что и делает человека в конечном итоге несвободным.

"Люди освобождаются ровно настолько, насколько они сами проделали свой путь освобождения изнутри себя, ибо всякое рабство - самопорабощение", сказал философ.

В то тяжелое двадцатилетие (шестидесятые - восьмидесятые годы), когда социальное омертвение и анемия очень многих людей в нашем обществе лишали интенсивной и полнокровной жизни, правозащитники не то чтобы вдруг поняли, что существуют на свете права человека - они начали жить так, что будто у них эти права есть.

По утверждению Андрея Амальрика, правозащитники нашли очень простой выход: в несвободной стране стали вести себя как свободные люди и тем самым менять моральную атмосферу и управляющую страной традицию.

ПО САМОСОЗНАНИЮ И ХАРАКТЕРУ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПРАВОЗАЩИТНОЕ ДВИЖЕНИЕ БЫЛО НЕ ПОЛИТИЧЕСКИМ, А НРАВСТВЕННЫМ.

Правозащитники никогда не сводили все к политической борьбе.

Не боролись за власть.

Они не знали чистой, нравственной политики и не верили, что она таковой может быть.

Осознать личную ответственность за все происходящее вокруг - вот что считали для себя главным.

"Какая может быть демократия без чувства личной ответственности? Я повторяю все время слово "ответственность", хотя дело не только в ответственности. Дело - и в личной убежденности, и в собственной совести. Правозащитное движение только начинает сейчас изучаться. Я очень надеюсь, что изучение это приведет к тому, что в качестве достигнутого будет взято не геройство и не романтика, а право и обязанность каждого человека решать самому за себя. Никакая демократия невозможна без этого".

Интересна сама история названия движения.

Вначале оно никак не называлось. Не хотели одним словом обозначать то, что в реальности представлялось столь многообразным. Движение стало зваться "демократическим", но сие название показалось слишком уж партийным. "Диссиденты" - пришло с Запада. В Отечестве появилось название "движение нравственного сопротивления", и оно было верным по сути. Однако его посчитали слишком высоким, опасались пафоса, претензий. Потом осталось "правозащитное" - это название просто и конкретно отражало содержание движения.

Первая в Советском Союзе (после двадцать седьмого года) демонстрация пятого декабря шестьдесят пятого года требовала гласности и законности. По свидетельству современников, это была полная неожиданность для властей, "наглость", от которой у них перехватило дыхание:

"Как это так? Выходит, мы не можем, как нам угодно, распоряжаться собственными законами?"

Не можете, ответили им. А будете творить произвол, мы расскажем об этом гражданам нашей страны и мировой общественности.

И - рассказали. Издав в самиздате литературный сборник "Феникс" и "Белую книгу". Последняя повествовала о процессе над Даниэлем и Синявским.

Составителями были никому не известные "мальчишки": "Феникса" - Юрий Галансков, а "Белой книги" - Александр Гинзбург.

Менее чем через год после осуждения Даниэля и Синявского арестовывают Галанскова, а также его друзей: Алексея Добровольского и машинистку Веру Лашкову.

Участники зарождающегося правозащитного движения опять вышли на Пушкинскую площадь с требованием свободы арестованным. На следующий день арестовали Гинзбурга.

Лариса Богораз и Павел Литвинов обратились "к мировой общественности, и в первую очередь к советской".

Петро Григоренко, генерал, ставший диссидентом, рассказывал в своей книге "В подполье можно встретить только крыс": "Главная сила этого обращения в том, что впервые открыто, на весь мир выражено недоверие советскому правительству... За все время существования советской власти никто не вспомнил об общественности. Ее не существовало. Никто не верил в нее. От нее никто ничего не ждал. И мы, правозащитники, до сего дня обращались только к властям. И вдруг во весь голос называется советская общественность - как главная сила. При этом дается точное определение той общественности, на которую мы рассчитываем: "Мы обращаемся ко всем, в ком жива совесть и достаточно смелости".

"Требуйте публичного осуждения этого позорного процесса и наказания виновных!

Требуйте освобождения подсудимых из-под стражи!

Требуйте повторного разбирательства с соблюдением всех правовых норм в присутствии международных наблюдателей!"

И общественность - откликнулась. Потоком пошли к авторам обращения письма. Людям надоело бояться. Они открыто сообщали в письмах свои имена и фамилии, города и места работы.

"Подписантов" выгоняли с работы, травили в газетах и на собраниях. Но остановить общественное движение власти были уже не в силах. Новые аресты и суды - и новые протесты.

Одна из заповедей правозащитников: не лгать!

Для Ларисы Богораз было важно не лгать никогда и никому. Даже в КГБ. Это не значит, что она на допросах рассказывала правду о себе и других, вовсе нет. Но она предпочитала лучше вообще ничего не говорить, чем говорить неправду даже как бы в интересах дела. Нет дела, в интересах которого позволительно было бы, с ее точки зрения, опуститься до лжи.

В ТРИДЦАТЬ ШЕСТОМ ГОДУ у Ларисы Богораз арестовали отца, Иосифа Ароновича Богораза, ученого-экономиста. Ларисе было тогда семь лет. Встретились они с отцом только в пятьдесят седьмом году, после реабилитации. До самой смерти Иосифа Ароновича в восемьдесят пятом году их связывала нежнейшая дружба.

"Мне мой папа рассказывал, что когда он оказался в Воркуте, то встретился с человеком, который на него донес. Донос ему показали еще во время следствия, и он тогда думал, господи, дожить бы до того момента, чтоб встретить этого человека, уж я бы его... и вот идет по зоне, а навстречу ему бежит тот человек и кричит радостно: "Земляк!"... отец не смог ему ничего сказать. Он увидел человека в таком же положении, как и он. И пожалел его".