Единство и многообразие в Церкви - Алексей Осипов

Единство и многообразие в жизни Церкви Алексей Ильич ОСИПОВ, профессор Московской Духовной академии

Доклад на V Богословском собеседовании между представителями Русской Православной Церкви и Германской Епископской конференции (13-17 мая 1998 г.).

I. Понимание Церкви

     Есть два важнейших видения Церкви, смешение которых, как правило, ведет к многим недоразумениям.      Первое из них, которое можно было бы назвать теоцентрическим, говорит, что Церковь есть единство Духа Божия, пребывающего в тех членах Церкви видимой, которые в своей жизни следуют Евангелию и таким образом входят в единство Тела Христова – Богочеловеческого Организма. Блаженный Феофилакт Болгарский пишет: "Не говори, что Церковь люди собрали. Она есть дело Бога, Бога живого и страшного". То же говорит и святой Экумений (X век): "Она Богом устрояется, Богу посвящается и Бога имеет живущим в себе". Основными свойствами Церкви, выраженными в Никео-Цареградском Символе веры, являются: единство, святость, соборность, апостоличность. Эти характеристики указывают на определенную веру Церкви, принципы духовной жизни в ней и основы ее устройства. Принадлежность к "этой" Церкви определяется невидимой и неизмеримой человеческими мерками степенью святости человека. И самыми авторитетными ее членами являются духовно чистые христиане, независимо от их иерархического, административного, образовательного и прочих уровней. Это видение Церкви относится к ее существу и потому является первичным.      Второе, назовем его антропоцентрическим, говорит о Церкви как видимом обществе (организации) людей, имеющем единство веры и Евхаристической Чаши, принципов духовной жизни и канонического устройства. Видимая Церковь представляет собой общину верующих, собранных вокруг епископа (вокруг епископов – Поместная и Вселенская Церковь). Членами "этой" Церкви являются все крещеные и канонически не исключенные из нее, а наиболее значимыми – лица, облеченные саном, обладающие властью и учеными степенями, независимо от святости (или порочности) их жизни. Однако такое понимание Церкви, при котором человеческое выдвигается в ней на первый план, отодвигая, соответственно, Божественное – на второй, заключает в себе серьезное искажение ее образа. Но именно это понимание Церкви присуще практически большинству не только неверующих, но и верующих.      Видимая Церковь (любая община, возглавляемая епископом, и их совокупность) в разной степени может соответствовать своему идеалу, поскольку, во-первых, способна уклониться от чистоты апостольской веры, во-вторых, не все христиане, номинально входящие в видимую Церковь, являются реальными членами Церкви – Тела Христова, осуществляют и выражают ее веру, оказываются верными свидетелями и исполнителями хранимой ею истины. Поэтому задача соответствия видимой Церкви Своему Первообразу – Богочеловечеству Христа – является вечно насущной проблемой ее жизни, затрагивающей, естественно, вопросы и ее единства, и многообразия форм ее жизни.

II. Проблема единства в Церкви

     Поскольку Церковь как Тело Христово ("теоцентрическая") одна, едина и неделима, то высшей целью христианских устремлений может конечно же быть не единство Церкви, но единство в Церкви. Это единство в ней возможно на пути исцеления того разделения, которое исторически произошло в видимой Церкви ("антропоцентрической") по причинам отпадения каких-то ее частей или от истины веры (ересь), или от истины любви (раскол).      Есть несколько вариантов понимания причин христианских разделений и восстановления единства.      1. Разделения возникли по причинам, не затрагивающим существа христианской веры и жизни каждой из современных церквей, которые потому все истинны, и проблема церковного единства может быть решена на пути простого взаимного признания церквами разных конфессий друг друга в качестве Поместных Церквей одной Церкви Христовой и таким образом восстановления зримого единства Вселенской Церкви.      2. Разделение вызвано утратой всеми Церквами без исключения какой-либо существенной части истины. Однако все вместе они по-прежнему обладают ее полнотой. Поэтому воссоздание внешнего зримого их единства без каких-либо предварительных условий восстановит в каждой из Церквей, независимо от их конфессиональной принадлежности, должную полноту истины и таким образом приведет всю Церковь к норме своего бытия.      3. Разделение обусловлено отпадением отдельных частей видимой Церкви (общин, церквей) от истины, хранимой одной из Церквей (конфессий), которая в настоящий момент и является Церковью в полном смысле этого слова. Поэтому и восстановление единства возможно лишь через присоединение к ней, то есть возвращение в Церковь.      Как можно оценить эти точки зрения?      Первый вариант, неправомерно сужая область церковных критериев, в частности в области веры до нереального минимума, по сути, обесценивает проблему Церкви и обмирщает саму идею единства. Здесь фактически речь идет лишь о внешнем, так называемом зримом единстве христиан разных конфессий, а не о стремлении к воссозданию в своих Церквах всего утраченного ими в вере и жизни и соединению в истине Христовой. Но, во-первых, что может дать такое зримое единство без внутреннего – не более как лишь видимость единства христиан, мало чем отличающегося от того единства язычников (не верящих ни во Христа, ни в Его Церковь), которого они также усиленно ищут во многих областях человеческой жизни, в том числе и в религиозной. Во-вторых, такое зримое единство, не имея внутреннего стержня, было бы очень непрочным, эфемерным.      В связи с этим необходимо заметить, что сама идея так называемого зримого церковного единства, провозглашаемая в качестве основной цели экуменического движения, по существу дезориентирует христианское сознание и направляет его в ложное русло. Церковь создана с одной и единственной целью: освящения и спасения всех тех, которые во Христе увидели истинного Спасителя от своих страстей. Таковые христиане в меру своей ревности приобщаются Духу Святому, в Котором только они и становятся подлинно едиными. Это внутреннее единство изначально приобретало свои зримые церковно-организационные формы. Так, возникали христианские общины, рождались Поместные Церкви, пребывающие в кафолическом единстве, выражающемся в Евхаристическом общении. Такое единство носило органический характер, поскольку обусловлено было святостью, то есть чистотой веры и основ жизни и деятельности самих Церквей. Таким образом, внешнее единство Церквей, общин и христиан было закономерным следствием единства внутреннего.      Принципиальная ошибка экуменического движения заключается в том, что оно поставило своей целью не святость Церквей, в которой заключено их истинное единство, а внешнее, зримое единство само по себе, поскольку в святости, по-видимому, сомнений нет. Повторяется без конца все тот же изначальный человеческий грех – получить, сорвать плод без законного труда (Ср.: "Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться" (2 Тим. 2, 5)). В результате зримое единство как цель не только обессмысливается, но и становится фактором, отвлекающим христиан от подлинной цели жизни и деятельности.      Второй – "забывает", что из простого смешения множества разномыслий невозможно получить единомыслие, тем более полноту истины. Истина Церкви не есть некий математический результат, образующийся в результате сложения многоразличных верований. Церковь – не какой-то абстрактный объект, который можно составить из различных идейных элементов, но целостная, неделимая, органичная реальность. Поэтому она есть и ее следует искать, а не воссоздавать.      Третий вариант избегает предыдущих ошибок, однако несет в себе непростую проблему критериев, по которым можно было бы судить об истинности конкретной Церкви. Очевидно, эта проблема разрешима лишь через обращение к учению Единой Церкви эпохи Соборов. Подобное обращение предполагает выявление и "расшифровку" трех ее объективных признаков: догматического учения, принципов духовной жизни и основ канонического устройства. Несомненно, только ясное представление этих трех измерений Церкви даст возможность надлежащего суждения о причастности любой христианской Церкви Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви.

III. Многообразие в Церкви

     Если бы богословам удалось (а им это конечно же никогда не удастся) договориться о предметном содержании указанных трех признаков – критериев истинности Церкви, то вопросы и о единстве в Церкви, и о допустимых границах многообразия форм церковной жизни были бы решены в принципе. В конечном счете ни у кого не вызывает сомнений и все принимают классическое правило истинных взаимоотношений Церквей святого Викентия Лиринского: "In necessariis – unitas, in dubiis – libertas, in omnibus – haritas. В главном – единство, во второстепенном – свобода, во всем – любовь". Но основная проблема в том и состоит, что христианским Церквам, долгое время находившимся в разделении, теперь очень трудно достичь согласия в вопросе: что считать главным, а что второстепенным?      В современном диалоге найдется немало вопросов, свидетельствующих об этой, часто непреодолимой трудности. Вот несколько иллюстраций.      1. Для православных соборное устройство Церкви, под которым, в частности, подразумевается братское равенство всех Поместных Церквей и их предстоятелей в решении любых общецерковных вопросов, является безусловной истиной (то есть относится к категории "главного"). И в этом контексте для православных не было бы, например, проблемой (то есть это относилось бы к категории "второстепенного") видеть в таком же качестве Римскую Церковь и ее предстоятеля, который возглавлял бы отдельные западные церкви по их согласию. Но так ли смотрят на это католики?      2. Или вопрос о принципах духовной жизни. Он, к сожалению, никогда не звучит на экуменических встречах. Подразумевается, что духовная жизнь – дело исключительно личное и каких-то бесспорных объективных законов в ней нет и быть не должно. То есть, по-существу, данный вопрос отнесен к категории "второстепенного", в котором царит полная неопределенность. Но в Православии (если иметь в виду суждения святых, а не сколь угодно различные мнения богословов) он относится к области "главных", даже самых главных, поскольку очевидно, что при неверном понимании духовной жизни само вероучительное правоверие, естественно, не принесет никакой пользы.      Для православных духовный путь западных святых – это путь заблуждения. Вот одно из ярких высказываний известного русского подвижника прошлого столетия святителя Игнатия Брянчанинова о католических святых: "Оживить чувства, кровь и воображение старались западные; в этом успевали скоро, скоро достигали состояния прелести и исступления, которое ими названо святостью. В этой стране все их видения. Читающий их непременно заражается духом прелести... Восточные и все чада Вселенской Церкви идут к святыне и чистоте путем совершенно противоположным вышеприведенному: умерщвлением чувств, крови, воображения..." (Собрание писем. М. – СПб., 1995. С. 322).      Для западной же традиции многие ее аскеты, идущие именно этим мистическим путем, являются действительно святыми и нередко даже величайшими святыми, учителями Церкви (например, Франциск Ассизский, Катарина Сиенская, Тереза Авильская, Игнатий Лойола, Тереза Младенца Иисуса и др.). При этом западная традиция, хотя и не осуждает духовный путь православных святых, однако им и не следует.      В чем причина такого серьезного несогласия в столь жизненно важном вопросе – это отдельная тема, требующая специального рассмотрения. Здесь можно лишь в качестве иллюстрации привести наиболее часто встречающиеся ответы с обеих сторон. С восточной: католическая сторона игнорирует основополагающие принципы духовной жизни, не соблюдает "правил движения" и потому ей "всё хорошо" и "все хороши". С западной: православные очень узко смотрят на проявления духовной жизни, ограничивают ее лишь одним своим традиционным путем и забывают о том, что "Дух дышит, где хочет" (Ин. 3; 8). Таким образом, в вопросе о принципах духовной жизни и понимания христианской святости и совершенства мы вновь оказываемся перед трудной проблемой "содержания и формы", "главного" и "второстепенного".      3. Еще одна из столь же проблемных иллюстраций многообразия проявлений современной церковной жизни – это все шире распространяющийся интеркоммунион.      Если для многих западных церквей интеркоммунион является проявлением так называемого евхаристического "гостеприимства" и любви к христианам других конфессий и рассматривается как одно из средств достижения единства христиан и Церквей, то для православных единая Чаша является свидетельством единства веры и актуализацией единства жизни в Церкви. Взаимное единение в причащении прежде канонически утвержденного высшей церковной властью межцерковного единства подобно незаконному единению в любви (в отличие от законного – в браке), но осуществленному на гораздо более глубоком уровне – мистическом и потому особенно поражающему дух человека.      Приведенные иллюстрации, которые можно без конца умножать, свидетельствуют об очень непростых вопросах, связанных с проблемой многообразия. Что есть главное, а что – второстепенное в океане церковной жизни? Что есть форма, а что – содержание? Какие проявления церковной жизни выражают апостольскую веру и способствуют ее проповеди, а какие свидетельствуют о ее деградации в данной Церкви, искажают и тормозят ее? В какой степени различие форм препятствует взаимопониманию или, напротив, стимулирует диалог?      Естественно, этими вопросами не исчерпывается круг проблем, связанных с многообразной реальностью жизни Церкви как внутренней, так и обращенной к внешнему миру. Но уже они свидетельствуют о масштабности этой темы и ее насущности в современном межконфессиональном диалоге.