Три мушкетера - Леонид Филатов

Леонид Алексеевич Филатов

Три мушкетера

Три мушкетера

Музыкальная комедия С. Бульбы и А. Филатова по мотивам романа Александра Дюма

Песня мушкетеров

Запев

Покуда вертится Земля —

Который уж год! —

У мушкетеров короля

Хватает забот.

Если где-то беда…

Если беда – мы поможем всегда,

Дайте знать, господа,

Что, где, когда…

Словом, если беда —

Мы поможем всегда!..

Покуда вертится Земля —

В жару и в мороз! —

На мушкетеров короля

Всегда есть спрос!

Действие первое

В тишине возникает отчетливое цоканье копыт, чуть позднее в ритмический рисунок этого цоканья вплетается незатейливый голосок сельской дудочки; постепенно мелодия обрастает все новыми голосами и оттенками – так возникает оркестровый лейтмотив спектакля – «тема д’Артаньяна».

Легкой синью вспыхивает небо, и на его фоне мы видим две ясно очерченные контражуром мужские фигуры: одна – высокая, стройная, подтянутая, другая – грузная, приземистая, мешковатая. Эта пара, знакомая нам с детства, словно бы продолжает собой длинную вереницу хрестоматийных образов, навсегда отпечатавшихся в нашей памяти, – Дон Кихот и Санчо Панса, Дон Жуан и Лепорелло, Тиль Уленшпигель и Ламме Гудзак.

(Песня д’Артаньяна и Планше по дороге из Гаскони в Париж, в которой каждый из наших героев излагает свою точку зрения на это путешествие. Д’Артаньян, как и полагается молодому, честолюбивому и к тому же вполне начитанному провинциалу, строит весьма дерзкие планы относительно своей будущности в столице; Планше, как и полагается «человеку из народа», сыплет в адрес хозяина укоризненными афоризмами, из коих следует, что: а) выше головы не прыгнешь; б) в гостях хорошо, а дома лучше; в) ох уж эта молодежь! – и так далее…)

Финал песни переходит в музыку дворцового бала, из чего нетрудно догадаться, что наши друзья наконец достигли цели своего путешествия. Меркнет вечернее небо, зажигаются дворцовые окна, за шторами скользят неясные тени танцующих…

Вот в таком интригующем освещении и предстает перед нашими героями долгожданный Париж. Ошеломленный д’Артаньян, кажется, уже несколько пришел в себя и теперь с любопытством и удовольствием наблюдает происходящее, зато Планше чувствует себя явно не в своей тарелке…

Д’Артаньян. Черт возьми, ты только посмотри, Планше, какой бал закатил его величество по случаю нашего приезда! Просто глазам своим не верю, неужели мы наконец в Париже?..

Планше. Судя по тому, что минуту назад у меня сперли кошелек, – не остается ни малейшего сомнения, сударь, что мы попали именно в Париж!..

Д’Артаньян. Как бы там ни было, старый ворчун, но согласись, что жить в Париже все-таки значительно веселее, чем проводить время в обществе гасконских коров!

Планше. Может, оно и так, сударь, но осмелюсь заметить, что эти самые гасконские коровы, о которых вы изволили отозваться с таким презрением, не имеют противной привычки лазать по чужим карманам…

Д’Артаньян. Да будет тебе оплакивать свой жалкий кошелек, дружище! Он удостоился чести быть украденным именно в Париже, а Париж вполне заслуживает того, чтобы можно было потерять в нем целое состояние!

Планше. Послушать вас, сударь, – так у нас карманы прямо лопаются от денег. А между тем у нас их так мало, что если я подпрыгну пять раз кряду, то вы лишь на пятый раз услышите звон.

Д’Артаньян. Что за беда, приятель!.. Была бы голова на плечах – будут и деньги. Через неделю-другую я поступлю на королевскую службу, и уж тогда-то мы с тобой станем настоящими богачами.

Планше. Охотно верю, сударь, но боюсь, что до той поры нам придется ночевать в придорожной канаве. Судите сами, какой же хозяин впустит нас к себе на ночь глядя, да еще задаром?..

Д’Артаньян. Гм… Верно… Признаться, об этом я не подумал!.. А впрочем это и к лучшему. В самом деле, что может быть приятнее для усталого путешественника, чем ночлег под открытым небом?

Планше. Как, сударь! Неужели вы намереваетесь расположиться прямо здесь, в королевском саду, в двух шагах от дворца его величества?.. Сразу видно, что вам никогда не приходилось сиживать за решеткой, иначе бы вам и в голову не могла прийти столь безрассудная идея!

Д’Артаньян. Э-э, полно, старина! Я чувствую себя настолько утомленным с дороги, что у меня нет ни малейшего желания искать более подходящее место для ночлега. А что касается королевского дворца, то он мне ничуть не мешает…

Планше. Как вам будет угодно, сударь, да только сердце мне подсказывает, что нам следует держаться подальше от этого места, ибо там, где дворец, – там и власть, где власть – там и полиция, где полиция – там и тюрьма, а где тюрьма – там нам с вами делать нечего.

Д’Артаньян. Честное слово, меня начинает мутить от твоих поучений, Планше! Достаточно того, что я терпеливо выслушивал тебя от Гаскони до самого Парижа! Или ты полагаешь, что твой хозяин настолько глуп, что не в состоянии распорядиться своей судьбой сам?..

Планше. Одному только Богу известно, как мне обидно слышать такие слова, сударь! Разве вы не помните, что накануне отъезда в Париж ваш батюшка наказывал мне беречь вас от дурных поступков…

Д’Артаньян. Боюсь, как бы тебе в скором времени не пришлось искать себе другого подопечного, милейший! Я, как ты уже успел заметить, не из робкого десятка, а трусость – малоподходящий советчик для того, кто привык смело смотреть в глаза судьбе.

Планше благоразумно умолкает и, кстати сказать, весьма вовремя, ибо в следующую секунду в освещенном проеме одного из дворцовых окон появляется влюбленная пара, в которой всякий хоть сколько-нибудь посвященный в нашу историю без труда узнает Королеву и герцога Бэкингема. Между ними происходит бурное объяснение, невольными свидетелями которого становятся наши доблестные герои.

Королева. Будьте же благоразумны, герцог, и подумайте, наконец, о той опасности, которой вы подвергаете и себя и меня, оставаясь здесь еще хотя бы на минуту! Если господин кардинал узнает о вашем пребывании в Париже…

Бэкингем. О Королева, я уже не впервые слышу от вас имя его преосвященства, и всякий раз, когда вы его произносите, я замечаю в ваших глазах некое подобие тревоги…

Королева. Я боюсь этого человека, герцог! Не стану от вас скрывать, что его преосвященство проявляет ко мне значительно больший интерес, чем это приличествует его сану и положению…

Бэкингем. Вот как! Однако у этого святоши довольно странные представления о любви, если он надеется завоевать ваши симпатии тем, что держит вас в постоянном страхе.

Королева. О, его преосвященству нельзя отказать в сообразительности. Он вовремя понял, что ему никогда не добиться моего благорасположения, и поэтому единственно, что им теперь движет, – это желание отомстить.

Бэкингем. Какая низость! Этот негодяй намеревается отомстить женщине, чья вина состоит только в том, что она отвергла домогательства назойливого поклонника!

Королева. Теперь вы знаете все, и поэтому вам нетрудно представить себе весь ужас моего положения, если господину станет известно о нашем свидании, герцог…

Бэкингем. Будь вы самая обыкновенная горожанка – я бы мог вас похитить, и никто – даже сам кардинал! – не сумел бы мне в этом помешать, но, к моему великому несчастью, вы – Королева Франции, и поэтому моя шпага бессильна вам помочь!

Королева. Самое большее, что вы можете для меня сделать, герцог, – это как можно скорее покинуть Париж! Ручаюсь, что мое отсутствие на балу не ускользнуло от зорких глаз его преосвященства и он уже послал за мной своих соглядатаев…

Бэкингем. О Королева! Если бы речь шла только о моей ничтожной жизни, я бы не тронулся с места, но на карту поставлена ваша честь, и я повинуюсь голосу рассудка!..

Королева. Торопитесь же, герцог, именем нашей любви я заклинаю вас, торопитесь! Через несколько минут стража закроет городские ворота, и вам не удастся выбраться из города незамеченным…

Бэкингем. Я покидаю вас, моя Королева! Однако прежде, чем отправиться в обратный путь, я позволю себе дерзость попросить у вас какую-нибудь безделушку… какой-нибудь пустячок… словом, какой-нибудь предмет, который мог бы послужить залогом нашей будущей встречи…

Королева. Право же, я не знаю, что подарить вам, герцог! Если бы вы сказали мне об этом заранее… Разве вот эти алмазные подвески… Это, пожалуй, единственное, чем я могу распорядиться по своему усмотрению.