Ревность - Валентина Седлова

Валентина Седлова

~Ревность~

Я люблю этого мужчину. Когда Он проводит пальцами по моей коже, я тихонько мурлычу, и это максимум, что я могу себе позволить. Все равно: в такие моменты я, безусловно, счастлива. Ведь куда чаще я вынуждена молчать о своих чувствах. Мне это категорически запрещено. Запрещено на первично-генетическом уровне, как волкам — прыгать за флажки охотничьего ограждения и уходить в лес.

Наша любовь — а я точно знаю, что Он любит меня — началась два года назад. Любовь с первого взгляда, с первого касания, с первого единения в немыслимом, катастрофическом ночном полете. Я знаю этого человека как никто другой. Ведь его сердце — это в некотором смысле и мое тоже. Его чувства — мои чувства, его враги — мои враги, и я искренне и страшно ненавижу их. Мне кажется, что если Он скажет мне — убей! — я сделаю это, не задумываясь. Ведь любить для меня — так же естественно, как для Него дышать.

Он — мой первый мужчина, и я горжусь этим обстоятельством. Я досталась ему нетронутой и помню Его радость в предвкушении того дня, когда Он собственными руками лишит меня досадного напоминания о безрадостной и безликой юности. Когда пришло время, Он был предельно деликатен и внимателен ко мне, и единственным чувством, которое испытала я в тот момент, стала свобода. Я ощутила, что отныне мне подвластно все, если надо — взмою в небо и полечу. Любовь этого мужчины поистине окрылила и раскрепостила меня.

В первый же месяц нашего знакомства Он решил, что мне не подходят мои наряды и, перебрав множество вариантов, в конце концов, остановился на коже. Он говорит, что этот материал лучше всего отражает мой характер. Не знаю, Ему виднее. Но мне нравится, как я выгляжу. И я замечаю, какими завистливыми взглядами провожают меня другие мужчины и их подруги.

Чтобы быстрее привыкнуть друг к другу, мы устраивали прогулки по ночной Москве, а по выходным ездили за город на пикники. Нам не был нужен ровным счетом никто, и все расставания, даже вынужденные, воспринимались с болью и слезами: блестящими на донышке глаз у Него и спрятанными глубоко внутри у меня. Постепенно острота первых свиданий притупилась, и сейчас я с тоской вспоминаю, как ждала Его около работы, словно собачонка, которая при виде хозяина от радости пускает лужицу. Нет, до лужиц, слава Богу, дело не доходило, но кричать — да, кричала. Делала вид, что меня толкнул мальчишка-курьер, и истошно вопила, с напряжением вглядываясь в окна его офиса, ожидая, пока там покажется такое родное и любимое лицо. Мне было стыдно, я чувствовала на себе любопытные взгляды зевак, но все равно — кричала. И когда Он выбегал навстречу и с легкой укоризной качал головой, я понимала, что это не всерьез. На самом деле Он не сердится и тоже рад, что я скучаю и жду Его с таким нетерпением.

Он говорит, что я дорогого стою, и позволить роскошь иметь такую, как я, может далеко не каждый мужчина. Он — с трудом, но может. И я благодарна Ему за это. Страшно представить, что случилось бы, если бы мы не встретились. При мысли, что я бы досталась кому-то другому, мне хочется рухнуть вниз с высокого обрыва. Моя любовь — это суицид в чистом виде. Закончится она, не станет и меня.

Подруги во дворе завидуют мне черной завистью. Их раздражает запах моих духов, они бесятся, когда видят, какую Он дарит мне косметику. Что ж, порой я их понимаю: такого шампуня, которым Он с нежностью моет меня, не забывая ни про единое потаенное местечко, они вряд ли дождутся от своих мужчин даже на 8 марта. А когда Он встает на колени, чтобы надеть на меня новенькую импортную обувь, ради покупки которой Ему пришлось брать кредит или залезть в безумные долги к приятелям, я безмолвно дрожу, моля небо лишь об одном: чтобы это мгновение длилось и длилось. А потом мы вместе устраиваем променад по району и смеемся, как дети, с размаху влетая в глубокие лужи и брызгаясь на прохожих. Они кричат на нас и машут руками, а мы что было мочи улепетываем и ищем новые лужи и новых прохожих.

Неловко признаться, но Ему доставляет особенное наслаждение следить за чистотой моей попы. Она просто сияет под его умелыми и любящими руками, вызывая бешеный восторг у окружающих мужчин. Его умиляют даже мои естественные отправления! Иногда я замечаю, что Он вдыхает их запах и улыбается своим мыслям.

А если меня вдруг начинает душить кашель, нет в мире более чуткого и внимательного доктора, нежели Он! Сколько дорогих импортных микстур влито в меня, сколько специалистов были подняты буквально с теплых кроватей, чтобы успокоить моего любимого!

А наши ночи и дни… Боюсь, у меня просто не хватит слов, чтобы описать, в каких немыслимых позах мы сливались с Ним. Вот Он на мне, а вот я уже сверху. И апофеоз нашего взаимного оргазма — Он внутри! И я словно плавлюсь под Его уверенными расчетливыми движениями, и хочу только одного: повиноваться и еще раз повиноваться.

Первое наше лето мы провели в крохотном приморском городке. Специально к этой поездке Он подарил мне синие светящиеся в темноте фенечки. Как дивно они мерцали под покровом южной ночи! Я чувствовала себя настоящей королевой дискотеки. Мы сутками напролет отрывались с Ним на берегу моря, и даже начинающийся шторм не смог заставить нас хотя бы на пару метров отступить от кромки прибоя. Музыка вибрировала в каждой моей частичке, и я тихонько попискивала, пользуясь тем, что басы сабвуфера глушат мои робкие стоны. Он канистрами вливал в себя купленное на базаре за бесценок молодое вино, громко распевал песни собственного сочинения и признавался мне в любви. Он кричал, что я — единственная в своем роде и второй такой не найти ни за какие сокровища мира. Однажды даже устроил драку из-за меня, когда какой-то местный парень с фамильярностью пещерного человека решил заглянуть мне вовнутрь. Боже мой, как Он был страшен и одновременно прекрасен в своем гневе!

Именно там, на юге Он заметил, что меня раздражает прямой солнечный свет. Теперь я смотрю на мир через тонированные стекла. Мягкий серый цвет смягчает окружающие меня краски. Его знакомые говорят, что это очень стильно, но особым шармом было бы иметь сверху наклейку с глупой надписью от какой-нибудь известной фирмы. Он кивает в ответ, но про себя давно решил, что никаких наклеек не появится. Я — Его и только Его. И единственное, что он потерпит на мне — это личное клеймо. Иногда я жалею, что у Него нет такого клейма. Я бы с гордостью носила его на себе, демонстрируя окружающим, что не мыслю рядом с собой никакого другого мужчины, кроме Него.

Но все хорошее когда-то заканчивается. Я отчетливо помню тот черный день, когда в нашей жизни впервые появилась Она.

— Понты колхозные, — с брезгливостью оглядев мои чудесные фенечки, бросила Она.