Избранные. Фантастика о дружбе - София Морт

Избранные

Фантастика о дружбе

Иллюстрации София Морт

Дизайнер обложки Алексей Жарков

Редактор Алексей Жарков

© Алексей Жарков, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4485-4892-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Меня зовут Июль

Евгений Долматович

Потом я услышал сверчков, целые поля и луга сверчков, – стрекот, что доносился с задних дворов и пустых лужаек детства, нескончаемое стрекотание умирающего лета. А сейчас только середина лета, правда же?

– Будем! – Серега громко выдохнул и осушил стопку.

Мне стало как-то противно. Прикусив от досады губу, я посмотрел на Серегу, затем перевел взгляд на лето, искристым золотом плескающееся за мутными оконными стеклами. Ведь вот же оно – лето! Необычное, залитое солнечным светом лето, полное неугомонных птиц, вольготно развалившихся в тени кошек, обычно ворчливых, а ныне скрывающих робкие улыбки старух и расшалившейся ребятни. Лето, наполненное утопающим в душистой листве ветром и дурманящими ароматами детства, полузабытыми грезами и похороненными под тяжестью взрослой жизни воспоминаниями… Во дворе кто-то радостно смеялся, и совсем не хотелось сидеть в городе в такой день. Нет, не хотелось! Мир требовал, чтобы мы повернулись к нему, прочувствовали его, насладились. А мы…

– Ты это, чего не пьешь-то?

Поставив стопку на стол, я демонстративно отодвинул ее от себя и вновь посмотрел на лучшего друга детства. Некогда худощавый черноволосый мальчуган с торчащими ушами и огоньком непокорности в больших темных глазах ныне превратился в лоснящегося от пота обрюзгшего лежебоку, чьими характерными особенностями являлись только блестящая лысина да мутный взгляд, в глубинах которого плавала этакая бессмысленность.

– Не хочу.

– Зря, продукт-то хороший.

– Да плевать мне на продукт! – воскликнул я. – Серега, я ведь в гости к тебе пришел, а не к продукту.

Серега насупился. Озадаченно почесав мясистый затылок, он угрюмо уставился на свои колени, спрятанные в засаленных брюках.

– Хм… ну так давай выпьем, что ли, – после непродолжительной паузы предпринял он очередную попытку. – За встречу! Давно ж не виделись.

– Да нет, не буду.

– А чего хочешь тогда?

Я вздохнул. И вот как объяснить этому незадачливому мужчине, этому спивающемуся обывателю, что нынешним утром во мне ни с того ни с сего пробудился ребенок, сорванец, которому безумно захотелось всех красок детства, и, конечно же, не обнаружив желаемого, этот ребенок отправился по местам былой славы. Он пришел в свой старый двор и увидал на его месте новенькую автостоянку. Он спустился по насыпи к берегу, где когда-то проводил многие часы, и чуть не утонул в груде мусора. Он решил навестить лучшего друга и товарища прошлых лет, а обнаружил… вот это?

– Ответь, ты помнишь что-нибудь про Июль?

Серега протестующе скрестил на груди руки.

– Вот еще! Тебе все покоя не дает та история? Говорю же, он был просто чокнутым, этот твой Июль. Типичный такой псих!

– Но что-то же ты помнишь? Что?! Серег, расскажи. Ведь я практически уже все забыл, столько воды утекло. Нам тогда лет-то было…

Серега отвернулся к окну, грустно вздохнул, и… внезапно едва уловимая дрожь пробежала по его телу. Сначала я даже подумал, что мне померещилось, но потом ясно увидел, как изменилось выражение его лица – за бледной маской бессмысленности сверкнула искра памяти.

– Вона оно какое, это лето, – едва слышно прошептал он. – Да? Там, за окном… Точно такое же, солнечное, пестрое… Прям как тогда.

Я улыбнулся. С ним явно что-то случилось. Наверное, мои вопросы каким-то образом пробудили в нем воспоминания – такие воспоминания, что он даже испугался. А может, то была лишь тоска? Горькие слезы о былом, которые он неимоверным усилием воли сумел удержать?

– Так ты помнишь его, Серег?

– Частично… А ты?

– Я тоже. Но вспомнил почему-то только сегодня. Проснулся и увидел, как мы… – На мгновение я растерялся: картина, представшая моему взору, была настолько отчетливой и живой, что я утратил всякое ощущение реальности. Взяв себя в руки, продолжил: – Вспомнил, как сидел на берегу с удочкой, и как ты возился с этой твоей бочкой.

– Бочкой… – мечтательно протянул Серега.

– Ну да. А потом мы увидали его. Он подошел и…

* * *

…заговорил, как ни в чем не бывало.

Но что-то ведь было и перед этим? Целая жизнь, длиною в несколько лет. И время это – пронизанное потоками солнечного света и летнего тепла, а также зимней стужей и снегопадами, меланхоличным дыханием осенних дождей и томительным предвкушением весеннего цветения, – время это определяло, каким ты станешь в будущем. Зарождение новой вселенной, именуемой человек. Детство… Куда уходит память о нем?

То было интересное лето, и вместе с тем среди назойливой трескотни кузнечиков и усыпляющего журчания воды в речке, где-то в густых зарослях крыжовника, а может, и в глубине кроличьей норы – где-то там скрывалось некое смутное предчувствие, что в определенном плане лето это будет последним. Почему? На этот вопрос не имелось ответа, и, слушая, как набирает силу гроза за окном, а в соседней комнате похрапывает Сережкина мать, я тщетно пытался его отыскать. Что дальше? Неужто все закончится, исчезнет, канет в тартарары?

В комнате не было света, а потому, укутавшись с головой одеялом, я включил фонарик и погрузился в чтение. Говард Лавкрафт, «История Чарльза Декстера Варда». Повесть в сборнике ужастиков, что случайно обнаружился в шкафу среди десятка отсыревших, пропахших плесенью книг. «Можно?» – спросил я у Сережкиной матери, протягивая ей сборник. Она с сомнением глянула на обложку (красное с белым, отпечаток окровавленной ладони, угрожающее название): «А страшно не будет?» Я мотнул головой, и она пожала плечами.

И вот теперь Сережка с матерью спали в соседней комнате, а я с замиранием сердца следил за таинственной и пугающей жизнью некоего Чарльза Варда, между делом прислушиваясь и к нарастающему шуму дождя за окном. Но в какой-то момент мысли ушли от страшилки Лавкрафта, вернувшись к дурному предчувствию. По-своему я любил Сережку и, не имея собственной деревни, с превеликим удовольствием гостил у него. При этом всячески старался не обращать внимания на презрительное «городской», как окрестила меня местная ребятня. Я был беспристрастен, и меня вполне все устраивало. И эти полные увлекательных приключений жаркие дни в компании Сережкиных друзей, и пронизанные тишиной – а иногда, как теперь, звуками грозы – ночи, что я посвящал историям из забытого в шкафу сборника. И ведь только наступил июль! До школы еще целая вечность, – ни тебе уроков, ни скучных городских будней, провонявших бензином и пылью, а еще – сам не знаю почему – отцовским потом, когда тот возвращался с работы. Офицер… Все это осталось где-то там, словно бы по другую сторону реальности.

Что же тогда не так?

Я закрыл книгу и выключил фонарик, перевернулся на спину и уставился в потолок, под которым жирными медузами плавали маслянистые тени. За окном сверкнула молния, а где-то вдали – возможно за рекой или даже за полем – угрожающе отозвался гром. Раскатистое эхо прокатилось по мирно спящей деревне, и в нескольких домах испуганно залаяли собаки.

Предчувствие никуда не ушло, лишь сделалось сильнее. Словно бы утром мне предстояло идти к дантисту, удалять нерв или драть зуб. Я поежился. Завтра будет завтра. Лето и удушливый после дождя воздух… И вроде бы мы с Сережкой собрались на рыбалку… А может, и не пойдем. Разве не в этом свобода выбора? Пускай я ничего и не смыслил в рыбной ловле, но все-таки…

Я закрыл глаза.

В памяти мелькнули строчки, вычитанные в одной книжке. Кажется, она тоже была о лете и об одном мальчике. Как же его звали?.. Дуглас! Этот славный парнишка любил жизнь, он любил своего деда и младшего брата, отца и обитателей городка, где жил. И, конечно же, он любил лето. Что же он там говорил?

Этого я так и не вспомнил, потому что в следующее мгновение провалился в бархатные объятия сна.

* * *

Проснулся рано, сладко зевнул и потянулся, меж делом прислушиваясь к тому, как за окном надрываются соседские петухи да сварливо потявкивают местные дворняги. Подрагивая от холода, выбрался из-под теплого одеяла, так как терпеть больше не было сил, и, на цыпочках пройдя через комнату, где все еще спала Сережкина мать, выскользнул в сени. Оказавшись на улице, я и вовсе покрылся мурашками – утро выдалось довольно прохладным, хотя день обещался быть жарким. Солнце только-только появлялось из-за горизонта, гоня прочь вздувшиеся ленивые облака. О ночной грозе напоминали лишь примятая влажная трава да многочисленные лужи на дороге.