Рубиновое сердце. Ироничный детектив - Сергей Танцура

Рубиновое сердце

Ироничный детектив

Сергей А. Танцура

© Сергей А. Танцура, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Тесное помещение каменного подвала, освещённое единственной тусклой лампочкой, производило гнетущее впечатление. И это впечатление только усугублялось брызгами крови на выщербленных пулями стенах, пороховым дымом, сизыми пластами плававшим в воздухе – и трупами, старым тряпьём лежавшими у дальней стены. Эхо недавних выстрелов, казалось, до сих пор летало под мрачными, давящими на голову и разум сводами, и шум работающего на улице, у входа в дом, автомобиля был не в силах заглушить его.

– Жива! – резанув по натянутым нервам казацкой шашкой, внезапно раздался женский крик, заставивший вздрогнуть всех присутствующих – за исключением, естественно, мёртвых. – Жива! Господь оборонил меня! Жива!

Яков Михайлович Юровский, комендант дома особого назначения – бывшего дома купца Ипатьева – поймал на себе несколько вопросительных взглядов красноармейцев и молча кивнул. Лязгнул затвор винтовки, но вместо выстрела раздался сухой щелчок – все патроны, до единого, были уже израсходованы. Выругавшись сквозь стиснутые зубы, красноармеец Нетребин взял винтовку наперевес и, подойдя к поднявшейся на ноги горничной, всё ещё сжимавшей в руках спасшую её подушку, вонзил ей в живот штык. Женщина пронзительно завизжала. Сплюнув, к Нетребину подошёл Кабанов и, примерившись, ударил горничную своим штыком в грудь. Ойкнув, Анна Демидова умолкла и, широко открытыми глазами посмотрев на убивавших её мужчин, словно всё ещё не могла поверить в происходящее, обмякла. Красноармейцы одновременно выдернули поддерживающие её тело штыки, и женщина мешком повалилась на пол. В ту же секунду тихо застонал раненный царевич Алексей.

– Да что ж это такое! – в сердцах воскликнул Юровский и, стремительно приблизившись, выпустил в голову мальчика три оставшиеся в его маузере патрона. Алексей медленно сполз со стула к ногам мёртвого отца.

– Осмотрите остальных! – не оборачиваясь, глухо приказал Юровский. Вперёд из ряда расстрельной команды выдвинулись Ермаков и Медведев – представители Красной Армии, в чьи обязанности и входило удостовериться в смерти всех членов царской семьи. Переходя от тела к телу, они ненадолго склонялись над ними, щупали пульс, проверяли дыхание и зрачки и шли дальше. Рядовые, утратив интерес к происходящему, закурили, двое из них, раненые отрекошетировавшими от стен пулями – одному зацепило шею, другому прострелило ладонь, – отправились наверх. Юровский статуей застыл над царевичем, всё ещё сжимая свой маузер, и взгляд его, туманный и отрешённый, блуждал где-то далеко от этого страшного места.

Быстро разобравшись с прислугой и царской четой, Ермаков и Медведев перешли к их дочерям. «Господи, прости нас, грешных», – мысленно перекрестился Ермаков, опускаясь к распростёртой на полу Анастасии. На груди княжны виднелось пулевое отверстие, вокруг которого по ситцу белого платья расплывалось кровавое пятно. «Ей же и шестнадцати, поди, нет! Как моей Алёнке…» Словно услышав его мысли о дочери, Анастасия открыла глаза.

– Спа… сите, – еле слышно прошептала она. – Ради… Христа… Я… не хочу… умирать.

Её рука медленно, преодолевая непомерную слабость, приподнялась и скользнула за залитый кровью корсаж платья. Через мгновение девушка извлекла из-под него золотую цепочку с рубином, расколотым попавшей в него пулей пополам.

– Возь… мите, – вкладывая эти обломки в ладонь оцепеневшего Ермакова, просипела Анастасия. – Это всё, что… у меня есть…

В её глазах блеснула слеза, и девушка, вздохнув, потеряла сознание.

– Жива, что ли? – заметив заминку Ермакова, спросил Медведев, возвращая его к реальности.

– Вроде… да, – нехотя отозвался Ермаков и встал, незаметно сунув рубиновую брошь в карман галифе.

– Эта тоже, – кивнул на распростёртую у его ног Татьяну, вторую дочь царя, Медведев. И, подняв свой «кольт», спустил курок. Девушка вздрогнула и замерла, теперь уже навсегда. Как будто во сне, Ермаков достал свой наган. «Как моей Алёнке», – причиняя почти физическую боль, пульсировала в его голове пойманной птицей не прошенная мысль. И Ермаков, прицелившись чуть выше линии волос княжны, выстрелил. «Только не кричи» – взмолился он в душе, и Анастасия – или Бог – его услышал. Девушка, пребывавшая в беспамятстве, не шелохнулась и даже не застонала, оставшись без кусочка скальпа, зато – живой. Кровь из раны мгновенно пропитала её волосы и залила лоб, так что понять, куда именно выстрелил Ермаков, стало теперь совершенно невозможно.

– Закончили? – спросил Юровский, всё ещё не сводивший глаз с трупа Алексея.

– Закончили, – отозвался Ермаков, чувствуя, как подаренная брошь – плата за жизнь! – жжёт его карман.

– Пётр Захарович, – обратился к нему Юровский. – Проследите за захоронением. Я поручаю это вам.

И, не оглядываясь, стремительно вышел из проклятого подвала. Ермаков вздохнул и посмотрел на ожидавших его приказов красноармейцев.

– Принесите одеяла. И позовите внешнюю охрану – пусть пособят…

Часть 1

1

Сделать три шага вперёд, потом два направо. Протянуть руку, нашарить выключатель. Включить. Зажмуриться от яркого света, наотмашь хлестнувшего по глазам, вслепую шагнуть влево. Сдавленно матюкнуться, шипя от боли в разбитой о ножку трюмо ноге. Застыть, с бешено колотящимся сердцем вслушиваясь в звон многочисленных флаконов и пузырьков и дожидаясь, пока глаза привыкнут к новому освещению. Поднять веки – и снова застыть, заворожёно глядя в направленное между глаз дуло дорогого охотничьего ружья.

– Стоять! – без всякой необходимости – Костик и так не двигался, даже не дышал – сказал тот, чья фигура смутно вырисовывалась за матово блестевшим стволом. Калибр этого ствола, кажется, приближался к калибру главного корабельного орудия – миллиметров семьсот, не меньше – и Костику вовсе не хотелось получить из него заряд дроби прямо в лицо. Потому он послушно выдохнул: «Стою» – и медленно, стараясь не делать резких движений, поднял руки…

…Влип Костик в эту историю, можно сказать, случайно. Вообще кражи были не по его профилю. Куда больше он предпочитал иметь дело с прекрасной половиной человечества в дорогих побрякушках и с не менее дорогими гаджетами. Наделённому врождённым обаянием и недюженным актёрским талантом Костику ничего не стоило подцепить этих дурочек в каком-нибудь ночном клубе и раскрутить их на секс, чтобы поутру бесследно исчезнуть со съёмной квартиры – вместе со всеми цацками, конечно. А через пару дней материализоваться в другом клубе и повторить всё с другой курочкой, несущей золотые яйца. Дело было плёвое, приятное и выгодное одновременно, и Костик никогда бы не изменил своему амплуа, если бы…

Если бы не Вероника.

Познакомился он с нею, как всегда, в клубе. Высокая брюнетка в обтягивающем коротком чёрном платье, выгодно подчёркивающем ее великолепную фигуру, в чёрных, в сеточку, чулках и чёрных же туфлях на таких умопомрачительных шпильках, что у Костика перехватило дыхание и закружилась голова, сразу же бросилась ему в глаза, едва он только посмотрел на танцпол. И больше он не смотрел уже никуда и ни на кого, понимая, что этот вечер, а главное, эта ночь станут для него особенными.

Вернув – с некоторым трудом – себе самообладание, Костик проскользнул между трясущихся словно в эпилептическом припадке пар и с дежурной улыбкой, от которой таяло самое неприступное сердце, приблизился к извивающейся почти что в эротическом пароксизме девушке.

– Влад, – представился Костик, напрягая голосовые связки, чтобы перекричать все те неисчислимые децибелы, что обрушивал в зал какой-то модный ди-джей.

– Катя, – представилась Вероника, не прерывая своего танца и лишь мгновение поколебавшись, окидывая Костика таким же оценивающим взглядом, каким окидывал всего минуту назад её он.

– Почему одна? – прокричал Костик, ловя ритм и вписываясь в танец девушки с той лёгкостью, которая достигается только постоянной практикой.

– Потому что не с кем, – прокричала Вероника, безразлично пожимая плечами, и ослепительно улыбнулась полными, накрашенными сочно-рубиновой помадой с блеском губами. А под этой улыбкой на золотой цепочке явно дизайнерской работы – такую в ювилирке не только не купишь, но даже не найдёшь – не менее ослепительно и сочно блестел настоящий крупный, с фалангу большого пальца, рубин, огранённый в виде неправильной капли – или половинки сердца. То, что это именно рубин, а не шпинель или, не приведи Господи, гранат, намётанный глаз Костика определил сразу, и его сердце даже не затрепетало, а завибрировало просто с сумасшедшей скоростью. Рубин, конечно, не брюлик, но и он потянет тысяч на сто пятьдесят, а вкупе с цепочкой и на все двести. Обычный вечерний улов Костика ограничивался цифрой раз в десять-пятнадцать меньшей. Хотя, к чести сказать, полгода назад он уже срывал такой же банк – и тоже на рубине… Смутное воспоминание забрезжило в голове Костика, но девица словно бы случайно задела его своей тугой грудью, и воспоминание кануло в Лету, уступая место совсем другим мыслям.