Хочу быть твоей (СИ) - Николаева Юлия Николаевна

Пролог

Если бы я только знала, чем закончится этот день, я бы даже из кровати не стала вставать. Лежала бы, пила чертов коньяк, курила в потолок, точно как сейчас, только не было бы всего этого ада, который свалился на мою голову за пару часов. Я перестала хоть что-то понимать. Но между всеми событиями и словами, хаотично бродящими в голове, пробивались мысли, за которые я начинала себя ненавидеть. Говорят, на чужом несчастье счастья не построишь. Да и чужого несчастья как такового пока нет…

На мгновенье я увидела их вместе, и подумала: это был бы прекрасный финал моей истории. Я так долго пыталась погубить себя, кажется, бог услышал мои молитвы. Потому что, как бы не хотелось признавать, меня тянет непонятной силой к тому, кто никогда не будет моим. Этот гад влез под кожу, стал частью мыслей, как гребанный коньяк, оставленный им в нашей квартире: он везде, неприметно, почти привычно. И вся беда в том, что отказываясь признаться в этом самой себе, я допустила то, чего никогда не должно было произойти.

Глава 1

Кот был под стать городу: цвета мокрого асфальта, видимо, чтобы сливаться с окружающим пейзажем. Я смотрела, как он с упоением умывается, изредка замирая и глядя перед собой немигающими зелеными глазами. Кажется, невзирая на хмурую погоду, он всем был доволен. Впрочем, кот же питерский, привык к серому низкому небу, опускающемуся куполом на серые дома, переходящие в такой же серый асфальт. С неба привычно капает нечто. Даже дождем не назовешь. Пакостная питерская погода, в которой мне привычно хорошо. Я отвлеклась от созерцания кота за окном и уставилась в чашку с кофе. Опрометчивым решением было купить его на последние деньги. Завтрак так себе, тем более, если не помнишь, когда последний раз ел нормально. Желудок урчал, требуя еды, но я его игнорировала, наслаждаясь ароматом, исходящим от чашки. Сделала глоток, и сразу захотелось курить. Я помнила, что осталось всего две сигареты, их лучше приберечь. Голова раскалывалась, сделала еще один глоток, надеясь на исцеление. Не помогло. Сколько дней я здесь? Десять? Одиннадцать? Черт его знает, да и кому какое дело?

Звякнул колокольчик на двери, я по инерции посмотрела и задержалась взглядом на вошедшем мужчине. На вид ему было лет тридцать пять, темные волосы, красивые глаза, выразительные губы. Высокий, фигура отличная, подчеркнута джинсами и легким пуловером. За километр несет деньгами, что он забыл в этой дешевой кофейне, интересно?

Мужчина прошел к столику рядом с моим, официантка следовала за ним по пятам, еще бы, такой красавец. Заказав объемный завтрак, он задумчиво уставился перед собой, постукивая пальцами. Не знаю, почему, я не сводила с него глаз. Не то, чтобы он мне понравился, но было в нем нечто такое, что привлекало внимание, внутренняя сила, что ли. Его пальцы отстукивали мелодию, я невольно перевела на них взгляд: на безымянном правой руки красовалось кольцо. Интересно, кто та женщина, что смогла его захомутать? Такие обычно легко не сдаются.

Подняв глаза, поняла, что мужчина наблюдал за мной, пока я пялилась на его руку. Ну и хрен с ним, я нагло уставилась ему в глаза. Он усмехнулся, но этим не кончилось, встав, быстро пересел за мой столик, кидая на ходу официантке:

— Подайте мне сюда, пожалуйста.

Я захлопала глазами, глядя на него. Нет, конечно, со мной знакомились мужчины, я вообще-то симпатичная девушка, правда, не после недельного запоя, как сейчас. Вспомнила, как выглядела, выдвигаясь на улицу: старые джинсы, футболка, поверх нее кенгуруха, на ногах кеды. Волосы собраны в пучок и спрятаны под капюшон. Вид почти наверняка болезненный. Короче, сомнительная компания для подобного мужчины.

Он, между тем, представился:

— Кирилл.

Попялившись недоверчиво, я ответила:

— Вика.

Тут перед ним выставили заказ, состоящий из молочной каши, омлета и блинчиков, так что я чуть слюной не захлебнулась. Желудок взбунтовался, выказывая недовольство, благо, за звоном посуды этого не было слышно. Девушка, выставив все это добро, удалилась, пожелав приятного аппетита. Я уставилась на Кирилла: неужели он все это сожрет?

Мужчина тем временем придвинул к себе омлет, а тарелку с кашей поставил передо мной, чем вызвал еще большее удивление.

— Ешь, — сказал мне и сам приступил к завтраку. Я только глазами хлопала.

— Очень интересный способ подкатить, — сказала все же. Он усмехнулся.

— Просто не люблю, когда смотрят голодными глазами в то время, как я ем.

— Так это приступ милосердия?

— Назови, как хочешь.

Кирилл продолжал есть с аппетитом, а я чувствовала себя полной дурой. Разозлившись, взяла ложку и стала уплетать кашу. Это было блаженство, она как целительный бальзам ложилась на похмельный организм. Быстро управившись, приступила к блинам, которые подвинул Кирилл. Это было уже не насыщение, а удовольствие. Ела, слизывая с пальцев сгущёнку, а он смотрел с интересом, не пряча улыбки.

Наконец, мы оба доели и стали пить кофе. Я сказала:

— Спасибо.

— Пожалуйста. У тебя цвет лица улучшился. Ты уж ешь, говорят, без этого умирают.

Я снова уставилась на него, он вопросительно приподнял брови.

— И откуда ты такой взялся? — задала вопрос.

— Коренной петербуржец, могу паспорт показать, если обещаешь не приходить в гости без приглашения.

— Жена не оценит?

— Я тоже не буду в восторге.

Я только головой покачала.

— И что теперь? Ты меня накормил, напоил, осталось спать уложить?

Кирилл весело рассмеялся.

— А ты ляжешь?

— Неа.

И снова смех.

— Тогда могу отвезти домой, или куда ты захочешь.

Я немного подумала: денег нет, а похмелье есть, хотя и отступило после еды. Неплохо было бы вернуться на квартиру.

— Что ж, — ответила ему, — поехали.

Кирилл расплатился, и мы вышли из кофейни. Припарковался он за углом на платной парковке. Чёрный «БМВ» охренительного вида. Ладно, его кожаный салон меня переживёт.

Пристегнувшись, я назвала адрес и спросила:

— Курить можно?

— Нежелательно. Жена на седьмом месяце, не переносит запах сигарет.

— А других женщин?

Кирилл покосился с улыбкой.

— Ты на себя намекаешь?

— А их много?

— Вот это у нас разговор по душам. Если так интересно: жене не изменяю.

— Любишь?

Он улыбнулся иначе, нежно как-то, но отвечать не стал. Немного проехали молча, потом Кирилл спросил:

— Расскажи о себе. Откуда родом?

— На коренную не похожа?

— Очень похожа, честное слово. Но речь выдаёт.

— Куда уж нам, провинциалам, — я назвала город, Кирилл кивнул.

— В Питере давно?

— Училась тут, — нахмурившись, уставилась в окно, — теперь вот заезжаю в гости.

— Питер он такой, затягивает, — Кирилл, посмотрев в зеркало заднего вида, на мгновенье нахмурился, — и что, скоро на родину?

— Пока не знаю.

Он свернул на Петроградке в другую от моего дома сторону, я уставилась на него.

— Мне вообще-то прямо.

— Знаю, покатаемся немного, давай рассказывай, чем тут занимаешься?

Я вяло рассказывала, поглядывая на дорогу. Мы петляли с улицы на улицу, не покидая острова. Через двадцать минут Кирилл тормознул возле нужного дома.

— Приятно было познакомиться, Вика.

— Ты странный, конечно, но мне тоже.

Улыбнувшись, Кирилл протянул визитку. Я взяла её, но он пальцы не разжал, сказав:

— Если понадобится помощь… Любая, — выделил слово, — звони без стеснения. Поняла?

Тон его и взгляд стал серьёзным, от милого парня только пшик остался. Это мне не понравилось, но я кивнула и, спрятав визитку в карман, вылезла из машины.

Домофона у нас не было, и вообще, дом был не совсем обычный. Старого фонда, огромный, с большим центральным входом внутри двора. В нашу квартиру вела так называемая чёрная лестница: узкая и тёмная, вход под аркой, но зато со стороны проспекта. Самым примечательным был тот факт, что в парадной только одна наша квартира. Так получилось, что на чёрную лестницу было шесть выходов (то есть по одному на каждом этаже), пять со временем стали недействующими, и только наша квартира осталась. Ну как наша: она съёмная, живут там два моих друга, и ещё Богдан, их приятель. Ванька с Пашкой, так получилось, были со мной на протяжении всего обучения и остались после. Пашка теперь работал звукачом в пафосном ночном клубе, Ванька трудился в музее. Образ жизни вели весьма раздолбайский, много пили, курили и активно принимали гостей. Деньги приходили и уходили, и вот сейчас тот момент, когда они ушли полностью.