Завтра будет завтра - Рей Кимберли

Кимберли Рей

Завтра будет завтра

1

Пальцы дрожали, и тяжелые замки чемодана никак не застегивались. Кэролайн торопилась: через два часа рейс в Лондон, а ей еще нужно успеть добраться из Харлема в международный аэропорт Амстердама. Да почему же эти замки не поддаются?!

Кэролайн всхлипнула, но сразу же постаралась взять себя в руки. У нее еще будет время поплакать, сейчас нужно поспешить. Три часа назад ей позвонил поверенный отца, Дэвид Гриффин, и сказал, что мистер Сотбери очень плох и врачи не дают никаких прогнозов. Если дочь хочет успеть проститься с ним, ей стоит поторопиться.

– Он держится только на желании увидеть вас, – добавил Дэвид. – Постарайтесь приехать как можно скорее.

Кэролайн плохо помнила, что отвечала поверенному отца, она вообще плохо понимала, что происходит. Не может ее отец, ее папочка, вот так взять и уйти! Он должен быть рядом, всегда рядом с ней, он ведь обещал… Это Кэролайн помнила хорошо: он обещал двадцать лет назад, когда ушла мама.

«Я ни за что не брошу тебя, девочка моя», – крепко прижимая свою маленькую дочь к широкой груди, бормотал он. Кэролайн до сих пор ощущала на своем лице слезы отца. Тогда она не понимала, что происходит, ведь была слишком мала. Только сейчас Кэролайн почувствовала то, что когда-то чувствовал ее отец. Есть люди, живущие не ради себя, а ради близких. Дэйв Сотбери был готов отдать свою жизнь за жизнь жены, но небеса никогда не торгуются. Великолепный врач, подаривший не одну жизнь, он с удовольствием ушел бы вслед за женой, если бы его не держала маленькая девочка. Сейчас девочка выросла…

Кэролайн была готова на коленях умолять высшие силы забрать ее жизнь и дать отцу хоть один год, хоть один лишний день! Но Кэролайн никто и никогда не учил молиться. Дэйв перестал верить в Бога, который его лишил любви и счастья, а дочь – матери.

Как ей сейчас было одиноко! Со всеми своими бедами она всегда шла к отцу, зная, что он выслушает, поможет, подскажет. Что же ей делать теперь? К кому обратиться за помощью, за поддержкой? Как может она, одинокая и несчастная, противостоять всему миру, если больше нет надежной спины, за которую можно спрятаться?

– Папуля, почему ты оставляешь меня? – пробормотала Кэролайн.

В горле появился тугой склизкий комок, и в глазах защипало. Иногда Кэролайн казалось, что, если бы все случилось быстро, ей было бы легче, но она отбрасывала эти мысли, как недостойные. Если бы все случилось быстро, она не успела бы в последний раз посмотреть отцу в глаза, в последний раз улыбнуться ему… Кэролайн знала, как это важно стоящему на грани Дэйву.

Мне не нужно было уезжать в Харлем! – корила себя Кэролайн. Я должна была остаться в Ноттингеме, помогать отцу, присматривать за ним. Нужно было окончить медицинский колледж, стать, как и папа, акушером. Он часто говорил, что принимает в свои руки будущее, а я закопалась в прошлом. Чего стоят все эти картины? Да, они дали бессмертие художнику и модели, но разве это жизнь?

За окном раздался гудок автомобиля.

Кэролайн сердито вытерла слезы – она не должна плакать, не сейчас! Нужно хотя бы раз в жизни быть сильной. Ей больше не на кого надеяться, не к кому бежать. Двадцать шесть лет она была прикрыта от этого мира лаской и теплом любящего сердца. Двадцать лет назад не стало матери, теперь пришла очередь отца. Больше не за кого прятаться. И все, что она может сейчас сделать, – доказать Дэйву Сотбери, что она его дочь и может с достоинством преодолеть любые трудности.

– Стыдись, – укоризненно сказала себе Кэролайн.

Машина просигналила еще раз.

Кэролайн решительно поднялась с кровати и тряхнула густыми черными блестящими волосами. На ресницах, обрамляющих огромные голубые глаза, все еще блестели бриллианты слезинок, но в самих глазах уже не было ни капли влаги. Теперь она просто не может позволить себе плакать при посторонних.

Дрожь в пальцах унялась, и замки легко застегнулись. Кэролайн взяла чемодан и спустилась вниз, заперев дверь своей крошечной квартирки неподалеку от парка Кекнхоф, где так чудесно гулять вечерами, любуясь самыми причудливыми тюльпанами, какие только смогли вырастить цветоводы.

Как жаль, что папа так и не нашел время приехать ко мне сюда, подумала Кэролайн. Я так хотела, чтобы он увидел, в какой сказочной стране я живу! Теперь моя сказка закончилась.

Кэролайн бросила ключи в сумочку, предчувствуя, что еще не скоро вернется сюда, чтобы зажить своей обычной жизнью.

Гиацинты в этом году были удивительно красивы и чудесно пахли. Изумрудная, никогда не знавшая ножниц садовника трава приятно холодила ступни, будто идешь по гладкому шелку. В одной ночной рубашонке малышка Кэри брела по саду, разбитому за небольшим, сложенным из старого, замшелого камня домом.

Ей не доставляли удовольствия ни прикосновения травы, ни запахи цветов, ни легкий ветерок.

Малышка в задумчивости покусывала нижнюю губу – дурная привычка, от которой мама никак не могла ее отучить. Кэри было немного стыдно, что она опять нарушает запрет мамы, но по-другому сосредоточиться никак не получалось: кто-то грызет карандаш, кто-то ногти – губа казалась ей довольно безобидным вариантом. К тому же сейчас ее никто не видел: все в доме, тетушки с мужьями и дядья с женами, друзья и приятели, закрылись в кабинете вместе с отцом, а ее отправили погулять. Кэри понимала – происходит что-то важное, что навсегда изменит жизнь в их доме. Но вот что? И почему мамочка никак не вернется из больницы, куда на прошлой неделе отвез ее папа. Уж она-то точно разобралась бы, что нужно делать! В этом Кэри была уверена.

Солнце опускалось все ниже, на траве выпала роса. Подол рубашки Кэри весь вымок, ножки замерзли. Она была голодна, но не хотела возвращаться в дом и просить, чтобы ее накормили. Кэри не нравились странные взгляды и тихий шепоток, который сопровождал ее каждый день, как только все эти люди вдруг появились в их доме.

Почему папа не попросит их уйти? – недоумевала девочка. Когда-то она любила бесчисленных дядей и тетей – братьев и сестер, кузенов и кузин родителей – но сейчас ей хотелось, чтобы ее оставили наедине с отцом и дали им спокойно поговорить, как взрослым.

Кэри была серьезно обижена и на отца. Почему он не сказал, что дочь может остаться в кабинете? Она бы никому не мешала! Ведь папа знает, что она может сидеть тихо как мышка, что ее вообще не замечают, если не знают, что она в комнате. Откуда такое недоверие? Или просто папа сейчас слишком занят, что забыл даже о ней? Вот мамочка никогда о Кэри не забывала! Почему же она не возвращается?

А может быть, именно из-за этого в доме собралось столько народу? Неужели они решают, сможет ли вернуться мама или нет?

Кэри остановилась, сраженная этой догадкой. Она выпустила распухшую от постоянного жевания губу и села на холодный камень, хотя папа строго-настрого запретил ей это делать.

Может быть, папа не позвал ее еще и потому, что ему самому запретили что-нибудь говорить? И теперь судьбу их семьи решают другие люди.

В огромных голубых глазах появились слезы, искусанные губы задергались, и уже через секунду Кэри горько плакала, уткнувшись лицом в колени. Рубашка там очень быстро стала такой же мокрой, как и на подоле.

Отец нашел ее зареванной и дрожащей от холода, когда солнце уже почти зашло. Он осторожно присел на траву рядом с дочерью и погладил ее по голове.

– Они разрешили тебе поговорить со мной? – спросила Кэри.

– Да, я пришел, чтобы поговорить с тобой. – Дэйв пропустил мимо ушей слово «они».

Он был слишком погружен в свои мысли и переживания, чтобы заметить такую мелочь. Сейчас ему нужно было объяснить шестилетней дочери, почему он разрешил врачам отключить системы жизнеобеспечения ее матери.

Кэри подняла глаза и посмотрела на отца.

– Когда вернется мама? – тихо спросила она.

– Мамочка уже не вернется. Она ушла от нас.