Человек и история. Книга первая. Послевоенное детство на Смоленщине - Владимир Фомичев
- Категория: Проза / Русская современная проза
- Название: Человек и история. Книга первая. Послевоенное детство на Смоленщине
- Автор: Владимир Фомичев
- Возрастные ограничения: Внимание (18+) книга может содержать контент только для совершеннолетних
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Владимир Фомичев
Человек и история. Книга первая. Послевоенное детство на Смоленщине
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес
Предисловие
Я в грёзах, иногда, душой стремлюсь туда,В брегах крутых, где вьётся Днепр древний.Где детство и нужда, как вешняя вода,Ручьём бурлящим мчится вдоль деревни.Теченьем ветхих книг, к которым я приник,Впадал в миры волшебные, иные,А птичьей стаи крик, что в сердце мне проник,Зовёт в края далёкие и ныне.Я в радостных слезах хотел воспеть в стихахПоля, луга в канве лесных окраин.До темноты в глазах смотрел, как в небесах,Пасхальным утром солнышко играет.Там хлад рассветных рос, в июньский сенокос,С горячим потом единились пряно,А звон сталистых кос и хор младых берёз,С изока пеньем – партитура прямо.Жужжанье летних мух, без ветра знойный дух,Сорочий крик с украденным цыплёнком,Песок горяч и сух, лишь взбаламутят вдруг,Речную гладь резвящие мальчонки.
Вечерняя пора сбирает у двораЖильцов усталых на ночлег обычный.И сон спешит не зря, ведь алая заряПоднимет рано всех на труд привычный.Уж скошены поля и вспахана земля,Дорога в школу через лес петляет,А в нём соблазна для, учёбу отдаля,Костёр брусники жарко полыхает.Всё ближе холода, вода под коркой льда,Взялись бетоном глинистые грязи.Пошла в дровах нужда и груз телег тогдаС тяжёлым скрипом из лесу вылазит.Забрезжил свет в окне: О, выпал первый снег!И мать, ругаясь, печку затопляет.Всё чудно, как во сне, а руки, как в огне,Когда снежок в ладонях детских тает.О, русская зима! Красавица зима! —Овации срывает, как актриса.В сугробах вся сама, все в инее домаИ ждут все новогоднего сюрприза.Как скользок санный путь и как морозом грудьС колючим кислородом распирает.И лес, ни как-нибудь, а посуровев чуть,Своих жильцов так снежно прикрывает.
Вот детства эпилог: грядущий путь далёк,Всё радостно, что детство окружало,И счастлив, кто сберёг в чреде пустых тревог,Ту свечечку, что душу освещала.
Глава первая. Место на глобусе
Сразу же можно начать с названия деревни, где по воле судьбы я родился и прожил свои детские годы. Но в этом рассказе будет отражена картина только нескольких дней, наиболее запомнившихся своей необычностью и яркостью.
Название деревни было действительно необычное, а в контексте названий окружающих деревень, так и вовсе выглядело неприличным. Называлась она «Тыкали». И никто из аборигенов не мог объяснить, откуда произошло это название. Мололи всякую чепуху: стычка тут была с Наполеоном, три кола, и прочая дурь. Из названий близлежащих деревень даже получилась шутка: «Козлы, Бежали, Глубоко, Тыкали». Много позже я объяснил топонимику названия своей деревни. Дело в том, что эта деревня находилась недалеко от границы Белоруссии, да и Украина была не за горами. Так что смесь языков была много диалектной, этакий коктейль. Поэтому, если перевести русское «ты когда» на «деревенский язык», как жители гордо называли свой диалект, то, как раз и получится название этой деревни – Тыкали. Жители деревни начинали свой диалог со слов: ты кали… (пойдёшь, будешь, купишь и так далее). Из-за этого их постоянного употребления: ты кали… и получилось название деревни – Тыкали (ты когда). Некоторые продвинутые молодые жители деревни, стесняясь этого названия, хотели поменять его на более благозвучное и даже преуспели в этом, но название «Приднепровье» прижилось только в документах, а название «Тыкали» запечатлелось в сознании местных жителей до скончания их века.
С исторической и географической точек зрения, местоположение этой деревни тоже крайне интересно. Расположена она на левом берегу Днепра, где он ещё не широк, как у Гоголя, но глубок, среди крутых и извилистых берегов вьётся. Смоленск находится в шестидесяти километрах выше по течению. А в двадцати километрах расположился город «Красный», где Наполеона крепко побили, провожая домой во Францию. Жители деревни слышали канонаду этого сражения. Маршал Ней, не доходя до этого побоища, навёл переправу по ещё тонкому льду на правый берег Днепра, недалеко от деревни и тем избежал разгрома.
А если ещё вглубь истории, то «путь из Варяг в Греки» пролегал по Днепру, мимо этой же деревни.
Глава вторая. Из тьмы на свет
Я родился перед второй Отечественной войной, причём, ровно за два месяца до её начала. Родители желали дать мне имя Михаил, в честь деда, но их уговорили назвать меня Владимиром, как бы по «новым советским святцам», в честь вождя. В церковных же святцах на этот день приходилось имя Вадим.
Первые два месяца моей жизни на этом свете, я проплакал. Правда, это мягко сказано, я не плакал – я орал! И ничто не могло меня успокоить: ни обилие молочной пищи, получаемой от матери, ни даже угроза отца, только что пришедшего с войны с Польшей и получившего там контузию, обещавшего взять меня за ножки и разбить мою голову об угол хаты.
Тайну моего плача я мог бы объяснить сам, но я ещё был не говорящий, а мой крик никто не понимал. Таким бывает, очевидно, глас вопиющего в пустыне. Тайна, которую я так настойчиво пытался открыть, была, если кратко: Вождь, бойся фюрера! А когда в четыре часа утра, земля застонала в чаду пожарищ начавшейся войны, я перестал плакать, но заголосили миллионы людей.
Отец мой, уходя на войну, наклонился над моей колыбелью и почти стихами, с рыданием в голосе, попрощался со мной: ухожу я от тебя, и не будешь ты знать меня. Он ушёл вместе с моими дядюшками и другими жителями деревни. Домой из них не вернулся никто!
А так как фронт есть фронт и на войне, как на войне, стало быть, это не то место, где можно лежать, сидеть, стоять, медленно ходить, неуверенно перебирая маленькими ножками. Здесь, чтобы выжить, или хотя бы повысить шансы на выживание, нужно бегать быстрее и хитрее самого зайца. К тому же, необходимо использовать всевозможные укрытия: окопы, траншеи, канавы, обычные ямы, заросшие кустарником овраги и, конечно лес. Во всяком случае, это то место, где можно разминуться с пулей, осколком бомбы или снаряда.
Деревня «Тыкали», как уже говорилось, располагалась в нескольких десятках метров от крутого берега Днепра. Метрах в двухстах на противоположной стороне проходила стратегическая железная дорога на запад: Москва-Орша-Минск и далее через Прибалтику, прямо на Берлин. От этой железной дороги, тоже через несколько сотен метров по болоту, пролегала тоже стратегическая, но уже шоссейная дорога Москва-Минск. В первые месяцы войны движение по этим транспортным артериям было, в основном, в восточном направлении. Почти друг за другом тянулись составы, окутанные чёрными и серыми дымами, а с шоссе слышался воющий лай покрышек машин, трущих асфальт. Небо постоянно гудело от крестоносных самолётов разной величины. Эти летали на восток и обратно. Изредка появлялись и самолёты с красными звёздами. Они торопливо и беспорядочно освобождались от своего груза, и бомбы летели куда попало, на территорию, где врагов ещё не было, но зато и вероятность быть сбитыми, тоже не существовала. Правда, один красный сокол оказался очень метким: он так ловко вывалил бомбу на хату Стефана, что на её месте оказалась огромная глубокая яма – наполняй водой и разводи карасей!
На лес, из-за его непроглядности, меньше всего сбрасывалось этого «добра». А уж в какую-нибудь хатку, сарайчик можно было прицелиться с самолёта, в отчёте же указать, что это был замаскированный танк, а оглобля телеги была его стволом.
На войну, в её общепринятом понимании, особенно в её первые месяцы, было мало похоже. Это было массовое убийство плохо вооруженных, а то и совсем безоружных людей. Да, именно, людей, так как назвать солдатом не вооруженного и не обмундированного человека – нельзя! Немцы были поражены не стойкостью и героизмом советских солдат, а огромным количеством пленных. Когда, о миллионах пленных, доложили фюреру, он задумался: а вдруг это какой-то тайный план этих хитрых азиатов? А если сдадутся сразу миллионов сто? А если прибавить китайских добровольцев? Их даже пересчитать не возможно! Да это же катастрофа! Тут вместо «блицкрига», эта масса в несколько недель поглотит тысячелетний рейх! Фюрер нервно захихикал, ломая руки!
Если по железной и шоссейной дорогам перемещались огромные количества людей и грузов, спасаясь от нашествия тевтонов, то через деревню торопливо проходили рассредоточенные, неорганизованные солдаты, по виду мало напоминавшие регулярную армию. Это были, скорее всего, те, которым вовсе не улыбалось попасть в плен. Да и солдатская одежда на многих из них, явно была с чужого плеча. Кто-то из жителей жалел их, кормил, а некоторые презирали, даже ненавидели, а то и просто не замечали. Потом всё затихло, как перед сильной грозой.