Все углы треугольника - Денис Шорин

Все углы треугольника

Шампанское было с той благородной горчинкой, которая так нравилась Виктору. Он отщипнул от грозди большую виноградину и закусил.

— А мне? — капризно попросила Верочка.

Он оторвал еще одну виноградину и поднес ко рту девушки. Верочка с удовольствием втянула ее в себя и облизала пальцы Виктора.

— Вкусно? — Виктор чуть придвинулся и положил левую руку Верочке на талию.

— Ахха, — согласилась девушка. — Еще хочу.

Виктор заботливо скормил девушке еще две виноградины. Ее глаза сияли, как два маленьких блюдца. На какой-то миг Виктор утонул в них, а потом плавно привлек девушку к себе. Верочка не сопротивлялась, ее губы были мягки и податливы. Целоваться она умела. Ее язычок дразнил Виктора, так что юноша уже не мог сдерживаться. Его рука скользнула по спине Верочки, отыскивая застежку платья. Девушка привстала, и шелковое платье соскользнуло на пол. Виктор провел указательным пальцем по плечу Верочки, вдоль ключицы, по подбородку. Потом рука плавно опустилось на упругую девичью грудь, прикрытую розовым кружевным бюстгальтером.

— Верочка, — прошептал он.

— Аюшки.

— Ты веришь в любовь?

— Не-а. Не трынди, целуйся.

Виктор с упоением отдался порыву страсти, одновременно нащупывая оказавшуюся спереди застежку лифчика. Спустя мгновение бюстгальтер с легким хлопком сдался, обнажая Верочкину изящную грудь. Она была среднего размера, правильной каплевидной формы с маленьким светло-коричневым ободочком вокруг сосков. Ладонь Виктора тут же накрыла заветный бугорок, ощутив, как затвердели соски девушки. Губы Виктора опустились на шею Верочки, потом на ключицу, добрались до груди и стали упоенно теребить сосок.

— В каждом мужчине дремлет младенец, — фыркнула Верочка, замирая каждый раз, когда Виктор чуть сжимал зубы.

— Я люблю тебя, — прошептал Виктор, поднимая глаза вверх. Правая рука его осторожно проскользнула под тонкую полоску трусиков.

— Смелее, — девушка ободряюще кивнула.

Виктор подхватил Верочку на руки и отнес ее на кровать. Джинсы он потерял где-то по дороге. В тусклом дрожании светильников она казалась русалкой, загадочной нимфой, пришедшей из глубины веков. Загорелая кожа, голубые глаза, белые волосы с запахом каштана и ванили. Верочка была натуральной блондинкой — просвечивающийся сквозь прозрачную ткань светлый треугольник слегка вьющихся волос притягивал взгляд Виктора. Он одним движением сорвал трусики и раздвинул девушке колени. Та тихонько пискнула. Виктор вошел в Верочку резким толчком, взвинтив темп с самого начала. Она сначала подмахивала ему, потом, сраженная диким мужским напором, просто расслабилась в опытных руках, получая удовольствие. Виктор был слегка пьян, скорая развязка ему не грозила.

Когда все кончилось, они долго лежали, обнявшись. Виктор смотрел в потолок, а Верочка тихо сопела, пристроив голову ему на грудь. Он слушал ее дыхание, и, казалось, во вселенной нет ничего более приятного и волнующего.

— Вить, — Верочка открыла один глаз и внимательно посмотрела на юношу. — Ответишь мне на один вопрос? Только честно.

— Все что угодно!

— Кто такая Ника?

Виктор слегка вздрогнул, и Верочка это почувствовала.

— Понятия не имею, любимая.

— Обманываешь.

— На Земле несколько миллионов женщин носят это имя. Скажи, кого ты имеешь в виду, а я скажу, знаю я ее или нет.

— Она здесь, на корабле, — Верочка надула губки. — Ты обещал честно.

— Это называется паранойя, милая, — Виктор натянуто рассмеялся. — Мы три месяца дрейфуем в двух парсеках от Солнца с убитым двигателем. Двигатель был экспериментальным, неэйнштейновским, следовательно, починке в походных условиях не подлежит. Сигнал бедствия до Земли он дойдет не раньше чем через шесть лет. В парсеке три с небольшим световых года, любимая. Нас на корабле трое, ты я и Коля. Никакой загадочной Ники здесь нет и быть не может. Ну хочешь, завтра мы обойдем все каюты? Тогда ты убедишься? Я понимаю, тяжело проторчать лучшие годы жизни в этом корыте, так и не долетев до звезд, но сходить-то с ума зачем? Мне, например, ничуть не легче.

— Обманываешь.

— С чего ты вообще взяла, что на корабле есть какая-то Ника?

— Знаю.

— Давай поговорим об этом? Ты расскажешь про свою мифическую Нику, а я тебя внимательно выслушаю.

Верочка перелезла через Виктора, спрыгнула с кровати, раздавив босой ступней виноградину, отправилась к шкафу и вынула из кармана халата лист бумаги.

— Вот, — она протянула бумажку Виктору.

На клочке бумаги было написано: «Коля, приходи ко мне вечером, я хочу тебя до дрожи в коленках. Твоя Ника». Почерк был незнакомым. Внизу стояла вчерашняя дата.

— Хм, — Виктор внимательно изучил бумажку. — Это не ты писала.

— Не я, — согласилась Верочка. — И не ты. И не Николай. На корабле еще кто-то есть.

— Конечно, в лаборатории есть оборудование, способное подделать любой почерк, — задумчиво произнес Виктор. — Но проверить, кто использовал его — минутное дело. И если это не ты, то готов признать, в твоих рассуждениях присутствует логика.

— Думаешь, фальшивка? — Верочка захлопала ресницами.

— Где ты ее нашла?

— На палубе, возле Колиной каюты. Виктор свернул записку, поднял с пола джинсы, аккуратно расправил их и убрал записку в карман.

— Похоже, он тебя разыграл, — Виктор вздохнул. — В любом треугольнике ровно три угла. Нас на корабле трое. Ты, я, Николай. Поскольку ни ты, ни я этой записки не писали, остается Коля, — Виктор задумчиво почесал затылок. — Хотя, может статься, это и не розыгрыш. Николай мог просто выдумать себе подружку.

— На кой ему это? — Верочка изогнула бровь.

— У меня есть ты. У тебя есть я. А у него никого нет. Совсем никого. Случается, у астронавтов едет крыша, медицина называет это синдромом отшельника.

— Я слышала, синдром отшельника бывает у одиночек, — Верочка изящно потеребила мочку уха. — Нас на корабле трое…

— Возможно, ему не хватает общения. Или он просто мне завидует, не знаю. Я поговорю с ним, не переживай.

Через десять минут Виктор уже храпел. Верочка размышляла, уставившись в скрытый в полумраке потолок. О том, что она на корабле не единственная представительница слабого пола, девушка догадалась давно. Чужая помада на уголке зеркала, следы пудры на раковине, другие мелочи, заметные только женщине. Записка стала последней каплей, подтолкнувшей Верочку к действию. Ночной разговор только укрепил уверенность девушки — Виктор врал. Красиво, уверенно, но допуская в голосе знакомую Верочке фальшь. Девушка не могла уличить его во лжи — логика у Виктора была железобетонная. Действительно, они застряли на задворках космоса, действительно, на корабле их было только трое. Тот вариант, что Ника — это один из парней, Верочка отмела сразу. И Виктор, и Николай были абсолютно гетеросексуальны, «играть в женщину» они не стали бы ни при каком раскладе. От ситуации отчетливо попахивало мистикой. Верочка тихонько, чтобы не потревожить Виктора, поднялась, натянула джинсы, блузку и, прихватив косметичку, выскользнула в коридор.

Санузел на корабле был один — просторный, с хорошей вытяжкой. Две кабинки с пневмоклозетами приютились в тыльной стороне санузла. Около выхода стояли три раковины, сушилка для рук и большое, во всю стену зеркало. Верочка достала из косметички клочок бумаги и мелким почерком написала записку, которую тут же засунула под зеркало. Потом достала губную помаду и в том месте, где была спрятана записка, провела тонкую линию. Тайник, тщательно скрытый от глаз любого мужчины, но очевидный для женщины, был готов. С осознанием выполненного долга Верочка вернулась в каюту, где тут же скользнула под теплый бок Виктора. Тот заворочался, что-то пробормотал, но не проснулся.

Когда Виктор пришел на камбуз, весь экипаж уже собрался там. Николай одухотворенно наворачивал ветчину, Ника, бросая на возлюбленного ядовитые взгляды, ковыряла вилкой какой-то ужасно полезный салатик.

— Доброе утро, — вежливо поздоровался Виктор. — Можно к вам присоединиться?

— Садись, — Николай кивнул в сторону стула. — Как настроение?

— Голоден, как дюжина хомячков! — бодро заявил Виктор.

— А почему хомячков? — спросила Ника, оторвавшись от салатика. — Почему не львы-тигры? — Э, мадмуазель, это вы просто хомячка не видели. Львы и тигры по сравнению с хомячками — сущие лапочки. Хороший хомяк ест все время, разумеется, когда не спит.

— А как это в него умещается? — Ника посмотрела на Виктора с интересом.

— А он, пардон, гадит тоже все время. Непрерывный производственный процесс, так сказать. А еще у него есть специальные мешки, куда он набивает еду, которую не может сразу съесть.

— Ты мою девушку не порть, — грозно сказал Николай, хотя глаза его смеялись. — Она же меня теперь хомяком называть будет, не дает покоя ей мой аппетит.