Девять рукописей - Владимир Попов
- Категория: Поэзия, Драматургия / Поэзия
- Название: Девять рукописей
- Автор: Владимир Попов
- Возрастные ограничения: Внимание (18+) книга может содержать контент только для совершеннолетних
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девять рукописей
Владимир Попов
Иллюстратор Юлия Архирий
© Владимир Попов, 2017
© Юлия Архирий, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4485-4152-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Рукопись первая. Шляпа с пером
Впечатление
Довольно старый, как Писсарро,вдыхая ветреный Париж,гуляю по бульварам с Саррой…Красиво жить не запретишь!
Туманы, отсветы, муары…Сезоны дымчатых аллей.Гогены, берты, ренуарыи отцветающий сислей.
Уйдём в окрестности Руана,туда, где жёлтые стога…Там, где кончаются сезанны,и начинаются дега,
Где криком надрывают глоткив толкучке пёстрых храбрецов…И где парижские красоткицелуют морды жеребцов.
«Лизхен пела про Отелло…»
Лизхен пела про Отелло,про тоску родных осин.Лампа тусклая горела,потребляя керосин.
Лизхен пела, пела, пела,а высокий господинподпевал ей то и дело,опершись на клавесин.
Муж, роняя комплименты,извинился в тот же миг,удалясь в аппартаментыи поправив свой парик.
Лизхен пела про омелу,про желанье «умэрэть»…Но, поскольку надоело,перестала Лизхен петь.
Лизхен вроде не хотела,но высокий господинцеловал её умело,опершись на клавесин.
Старый город
Неторопливый свистлегко летит по ветру…Весёлый трубочистпохож на Риголетто.
Ушёл от суеты —он никого не слышит.Лишь чёрные котысидят на красной крыше.
На верхнем этажеокно полуоткрыто,где дама в неглижесклонилась над корытом.
И рыжий идиотс соседнего балконавесь вечер вниз плюётв прохожих монотонно.
Ходасевич в Берлине
Играл на пьянино любовник хозяйки.Хозяин за картами плакал всю ночь.И пьяненький Белый хватал без утайкидурнушку Марихен – хозяйскую дочь.
За что мне досталась такая награда —и в этой пивнушке я пьян без вина,когда представляю средь дыма и смрада:О, Боже, какая у Нины спина!
Всё будет отлично, всё будет прекрасно, —неужли напрасно мечтали о том…Мигает фонарь на углу Лютерштрассе,где нищий стоит под дырявым зонтом.
Пианист
(детский рисунок)
Под огромной чёрной шляпойв голой комнате – один,неземной и косолапый,заседает господин.
Пианино в чёрной гамме…Прикасается диезк нижней челюсти с зубами,где гуляет кариес.
«Песню старого скитальца»он пытается играть.На руке четыре пальца,а мизинца не видать.
Чтобы звуки длились дале,извивается дугой,нажимая на педалимузыкальною ногой.
Тихо музыка струиласьвдоль по нотной борозде…И улыбка заблудиласьв тёмно-красной бороде.
«Целовал я туфельки…»
Целовал я туфельки.Целовал я пальчики:тютеньки-матютеньки,зайчики-банзайчики.
А теперь – трагедия,или просто драмочка:на велосипедииукатилась дамочка.
И теперь я брошенный…Потерялось времечко:ни одной горошины,ни пустого семечка.
Улетели утеньки.Убежали пальчики:тютеньки-матютеньки,зайчики-банзайчики.
Джеммахали
Шёл я,пьяный немножко,где-токраем земли.Кто-топел под гармошку:– Джеммахали,джеммахали!
Что жеэто такое?Чудо —не говори:по-надрусской рекою:джеммахали,джеммахали…
Раз-два,вроде бы сами,некасаясь земли —сами ноги плясали —джеммахали,джеммахали.
Словноручкой махалаи исче-зла вдали,тайнойиз Джеммахала:джеммахали,джеммахали.
Чикал чикалкой Чикалкин
Я скакал верхом на палке,совершая поворот…Чикал чикалкой Чикалкини начикал много фот.
Вот:Дядя Петя с тётей Маней,как два крепеньких груздя.Дядя Петя тётю Манюобнимает за грудя.
Чтобы чётко был в ответеза разбитые часы,тётя Маня дядю Петюподнимает за трусы.
Беспризорник Бобик лает,чешет лапой вшивый бок.Пацаны в очко играют —веет лёгкий матерок.
Вадик бабушку Ларисувдруг о чём-то попросил,потихонечку описали песочком пригасил.
Я скачу, – а как иначе!Гордо выпятив живот,дядя Гриша тоже скачетза пловчихою и ржёт.
И на этом светлом фоне,отряхнувшись от утрат,дядя Моня с тётей Сонейпоглощают лимонад.
Муравьи зашевелились:заползают за трусы…Из кустов Карандашвилинаблюдает за Люси.
И глаза горят, как угли —ослепительны до слёз…Девки скользкие, как угри.Парни мокрые, как хвост.
Смех и крики: воздух плещетот восторга над прудом…Из стакана водку хлещетс Огурцовым управдом.
Прошлый век. И полдень жаркий.Пятьдесят какой-то год.Чикал чикалкой Чикалкини начикал много фот.
Рукопись вторая. Новые плебейские песни
Трубка и пастернак
Это словомне открылво всей красотеодинокий дачник,который снималв середине девяностыхдеревянную развалюхус печкой.– Послушай, соседушко! —кричал он через забор.
Его удивительная речь:восторженно-интонационная,с паузами и ударениями,была сказочной.
Слышалось —сосед и душка,и относилосьне только ко мне,но и ко всему миру:к деревьям, к цветам,к летнему ветерку,к заходящему солнцу,к вечерним комарам…
Соседушко!С Осей седойеду до ушка: —как сказал быХлебников.
Старуюскрипучую калиткуон звал«Марья Семеновна».У сосен на участкебыли имена: Иван,Степан, Митрофан…
Цветы —имена женские:Виолетта, Луиза,Маргарита…Одинокий лопуху забора«Спиридон Евграфович».Беременная кошка —«Филисандровна».Козу на лужайкеокрестил «Матвеевной»,её козлёнка «Фуфырчик».
В то летоон штудировал«Доктора Живаго»и приходил ко мнежаловаться…
Он умер осенью…Приехала его дочь:темноволосая красавицас сонными глазами.Я выпросил на памятьтрубку и книгуПастернака.
– Да-да, конечно, —произнесла онаи прикоснуласьк моему лицухолодной рукой.
В пасмурныйветреный деньего хоронилина Малаховскомкладбище.Пока звучалипрощальные слова,и лились слёзы,я держал в руке«Доктора Живаго»,и оттогостановилось легче.
В книгея нашел листок,сложенный в четвертушку,с моим «Лаврентием».Иногда,прикасаясь к книге,я вспоминаю голос:– Со-се-душ-ко!Я горько улыбаюсьи шепчу:– Салют, Профессоре!
«Однажды я вечером вышел на волю…»
Однажды я вечером вышел на волю.Хромая собака бежала по полю.По белому снегу, по тропочке узкой, —По заиндевелой, по зимней, по русской.Она приближалась ко мне понемногу,И мы уступили друг другу дорогу:Я в снег отошел, а она обежалаИ заднюю лапу безвольно поджала.Я вслед поглядел, и она оглянулась:В глаза посмотрела, хвостом шевельнула.Потом растворилась в седом полумраке…Кого бы спросить: – А в раю есть собаки?..
Солнечные часы
Теньодинокого деревамедленно ползётс запада на восток.На рассвететень падает на сарай:«Час сарая».В полденьтень падаетна дорожку в саду:«Час дорожки в саду».На закатетень падаетпоперёк ручья:«Час тени-мостикачерез ручей» —эта теньсамая длиннаяи уходит в луга.Минуты и секундытоже весьмаинтересны:секундажёлтой бабочки,летящей белки,орущей женщины,девушки в синем платье,лежащей собаки,старухи на велосипеде,пьяненького мужикаи тому подобное…
P.S. Все подробностиспросите у подсолнуха.
Забытые слёзы
Летняя гроза прошлас чёрным знаменемрваных туч,с грохотом пушек,и сверкая огнями.Холодным упругим ветромрвануло листву,исхлестало землюводяной плетьюи умчалось на север,гремя пустыми бочками.Растворились тучи,словно ставни,и вышлоослепительное солнце.
На ветках,на высоких цветахнародилисьтяжёлые капли —засветились семицветьем,медленно падалии разбивались…
Эх, капельки-капелюшечки,похожиена радостные слёзы!
Книгу я купилдавным-давно,а сегодня вспомнил о ней,и захотелось перечитать.
Целый день я чем-то занималсяи оттягивал желанную встречу.Было приятно думать о том,что впереди ждёт меняхорошее и давно забытое…
Поздним вечеромя открыл томик Сургучёвана рассказе «Путь звёздный»:про болезного мальчика Мишеньку,про няньку Васильевну, про…
Прочитал рассказ,и забытые слёзыпришли и потеклипо старым щекам,застряли в бороде,а на душе стало тихо,как в церкви, когдауже закончилась служба,и прихожане разошлисьпо своим делам.И только служка-старушкасобирает оплывшие свечкии шепчет молитвутяжёлыми губами.
Сказки Лаврентия. Бедный поэт