Трудно быть хорошим - Ричард Форд

Трудно быть хорошим

Новейшие американские рассказы

От составителя

Сборник рассказов можно уподобить коллажу, в котором составитель, выбирая из множества самостоятельно существующих произведений, собирает единое полотно, отвечающее его замыслу и мировосприятию. Современные рассказы США, а точнее рассказы конца 70–80-х годов, к которым мы обратились, готовя этот сборник, дают материал для разнообразнейших картин нынешнего бытия человека и литературы.

Читая прозу последнего периода, можно было бы поддаться тому впечатлению, которое выразил известный американский писатель Эдгар Лоренс Доктороу в своей статье «Пафос нашего призвания»: «За редкими, хотя и значительными исключениями, в нашей литературе наблюдается некоторая робость — определенная скудость взглядов и языка, утрата надежды, что литература может как бы то ни было воздействовать на реальность». Подобные упреки нередки в последнее время в американской критике. Но когда их предъявляют таким писателям, как Реймонд Карвер, Энн Битти, Ричард Форд, то суждение это довольно поспешно. Углубленность во внутренний мир человека, отсутствие пафоса в любом его проявлении никак не могут свидетельствовать о творческой слабости этих авторов. К Битти, Карверу, Форду, как и другим писателям, вошедшим в наш сборник, приложимо кредо их старшего современника и соотечественника Джона Гарднера, которое он выразил в своей книге «О нравственной значимости литературы»: «Искусство утверждает ценности, которые противостоят духовному распаду; для каждого поколения оно заново открывает то, без чего невозможна гуманность».

Без чего невозможна гуманность? Без чего невозможно нашему общему кораблю выдержать бури и катастрофы, его постигающие, и плыть дальше?

Трудно быть человеком. Трудно сохранить гуманность. «Трудно быть хорошим» — так называется рассказ Билла Барича, по которому озаглавлен наш сборник. Эту фразу произносит в рассказе юный скиталец Грейди, проделавший путь от хиппующего подростка до семинариста и обратно, вернее, не до конца обратно: на пути из семинарии его подбирает друг, Шейн, и отвозит на ранчо. Там в обстановке доброжелательства и трудолюбия они постигают нравственные основы жизни. Их наставники, мать и отчим Шейна, совсем не похожи на традиционный образ воспитателей. Оба они на прошлом опыте знают, что такое наркотики, оба пережили период бесшабашного бунта, и оба сохранили со времен своей юности открытость и независимость характера. Видимо, именно эти качества помогли и» понять подростков, а подросткам — поверить и довериться этим «новым» взрослым. Разрыв между открытиями и заблуждениями поколений перестал быть угрожающей пропастью, как в предыдущие десятилетия.

Когда я читала этот рассказ, у меня перед глазами стояла пятнадцатилетняя дочь моих знакомых, создание опасное и беззащитное одновременно, таких нередко можно сейчас встретить: замысловато всклокоченные кудри, «боевой» раскрас глаз, «феньки» на слабых, еще детских запястьях, взгляд часто вызывающе настороженный… Ее мама, прошедшая школу «бунтаря за кухонным столом и рака-отшельника на работе», жаловалась, что совершенно робеет перед своей дерзкой, независимой дочерью: подавлять «железной рукой» считает себя не вправе, а слов убеждения, доказательств того, что имеет истинную ценность в жизни, не хватает. «Вот и жду с замиранием сердца, что же будет дальше». Единственное, чем я попыталась ее успокоить, это своей убежденностью, что у каждого молодого поколения есть свой внутренний, независимый запас жизнеутверждающей энергии, и что даже если мы, взрослые, пребываем в растерянности и беспомощности, эта энергия должна помочь и нынешнему молодому поколению выйти из пекла своего бунта (чем-то все же похожего на бунт американской молодежи 60-х годов) здоровыми физически и духовно. И тогда, быть может, между следующими поколениями не будет возникать столько недоверия, непонимания и страха, как сейчас.

Но если подросткам из рассказа «Трудно быть хорошим» повезло со взрослыми, то к юным героям рассказа Стюарта Дайбека «Зона ветхости» клан взрослых обернулся разрушительной и безжалостной силой. Обречен на снос район Чикаго, где они родились и выросли, где нм впервые открылась красота мира и где они чувствовали себя людьми на своем месте. Живущим в России эта боль должна быть особенно близка и понятна, ведь по неразумению или жестокой воле на нашей земле происходит разрушение и запустение целых деревень и даже городов в потрясающих душу масштабах.

«Социальная справедливость» — одна из болезненнейших проблем, до сих пор трудно разрешимая, несмотря на давние, разнообразные и настойчивые усилия это сделать. В американском обществе представление о социальной справедливости воплощается, пожалуй, прежде всего в попытках создать «равные возможности для всех». Насколько это непросто осуществить, видно по судьбам ребят из рассказа Стюарта Дайбека.

Традиционное осуществление этого принципа «равных возможностей» произошло в жизни главного героя рассказа Рассела Бэнкса «История успеха». Юноша из не очень благополучной семьи получил возможность учиться в престижном колледже Айви Лиг, став благодаря своим успехам в школе государственным стипендиатом. С дипломом этого университета у него открывались большие возможности выбиться в люди, но «везунчик» сбежал из колледжа, не выдержав изолированности и приниженного положения, в котором там оказался.

Этот рассказ — своеобразная версия «американской мечты», темы, проходящей через всю американскую литературу XX века. «Американская мечта» — сложное и многообразное понятие, в которое разные времена и разные умы вкладывают свое представление о счастье и процветании. Наиболее расхожее и простое — «каждый в Америке имеет возможность пробить себе дорогу к успеху, если приложит достаточно труда, волн и целеустремленности». Именно этот вариант «американской мечты» попытался осуществить Рассел после своего бегства из колледжа. Но его усилия потерпели неудачу. Однако у автора рассказа, на наш взгляд, не было задачи выявить обманчивость этой мечты, что уже не раз в американской литературе делали. Название рассказа можно понять в прямом, не перевернутом значении. Это действительно история успеха: в сложной и жестокой борьбе за свое место под солнцем юноша сумел сохранить веру в добро, отзывчивость и не озлобился из-за своих неудач.

Есть у нас такая застарелая привычка считать, что в делах и устремлениях американцев лежит прежде всего интерес к деньгам и власти. Понять, что это не совсем так, сейчас кажется особенно важным. Возможно, в этом поможет и наш сборник «Трудно быть хорошим». В автобиографическом рассказе «Твой братан Джим» Норман Маклейн хотел показать, как он сам объяснил, какие нравственные основы жизни он открыл для себя в молодости и в чем потом он черпал силу и веру для своей долгой, плодотворной жизни. Оказавшись студентом на лесозаготовках, чтобы подработать, он не на словах, а на деле узнал, что человек нуждается больше всего — больше, чем в богатстве и власти, — в теплоте человеческого участия, доброжелательстве и мудрой терпимости, основанной на понимании, что все в этом мире тесно взаимосвязано. Самоутверждение, одна из важнейших составляющих «американской мечты», возможно без угнетения или расталкивания других — в этом, нам кажется, стремился Норман Маклейн убедить своих читателей.

Иная интерпретация темы «американской мечты» звучит в двух других рассказах сборника: трагическим фарсом оборачивается она в «Оборванных жизнях в Калифорнии», мелодраматическая ее вариация обыгрывается Элис Адамс в рассказе «У моря». Судьбы персонажей этих авторов обладают одной общей чертой: их попытки добиться успеха ни к чему не приводят, а для Леоноры («Недолгое житье в Калифорнии») даже кончаются кровавой драмой, не из-за злых козней или неблагоприятных обстоятельств, а в силу того, что их приучили жить по шаблону, и, зашоренные, они не способны найти свой собственный путь в жизни и не видят ни истинной ценности своей личности, ни ценности других.

Директор одного ленинградского ПТУ как-то сказал мне, что в училище он прежде всего ставит задачу помочь ученику разобраться в самом себе, определить, какой путь ему по силам, потому что многие личные трагедии и беды общества происходят оттого, что человек занимает не свое место. При нашей системе оказаться не на своем месте, пожалуй, гораздо легче, чем в США, и причина тому ошибки не только одной педагогики. Что же касается завышенных амбиций и неоправданных притязаний, то, как видно, они в одинаковой степени не дают покоя людям по обе стороны океана.

Перешагнуть барьер, разделяющий на «свой — чужой», какой бы характер это разделение ни носило, изначально трудно человеку. Это разделение тысячелетия лежало в основе борьбы за лучшее место под солнцем. В сегодняшнем мире это разделение стало источником смертельной опасности для жизни каждого народа и государства, и пока любого рода различия будут восприниматься по мерке «свой — хороший, а чужой — плохой», угроза всеобщей бойни неизбежна. Возможность ее возникновения равно страшит все народы. Страх перед ядерной катастрофой отравляет человеческое сознание. «Ты сумасшедший!» — кричит дочь своему отцу, который с одержимостью маньяка роет яму, полагая, что там он сможет спасти свою семью от ядерного удара. До такого абсурдного поведения доводит своего героя Тим О’Брайен в рассказе «Заскок». Бьющий гротеск этого рассказа воспринимается с еще большей болью, когда по мере развития повествования узнаешь, что страх доводит до помрачнения рассудка не робкого обывателя, а человека сильного духом, с немалым риском для себя боровшегося против участия американцев в войне во Вьетнаме, дерзкого и бесстрашного бунтаря 60-х годов. Ужасающий без взрывов и сражений образ войны возникает в рассказе-притче Синтии Оузик «Шаль». Этот рассказ, как и «Заскок», входит во второй раздел нашего сборника, рассказы которого раскрывают в гротескной или притчевой форме абсурдности, бессмыслицы, существующие в нашем мире. Война — это главное сейчас воплощение безрассудства людей. Она без оружия способна убивать, ввергая народ в нечеловеческие условия существования, пытая его голодом, унижением, страхом смерти. Война низводит человека до такого состояния, когда, как и в рассказе «Шаль», сестра может обречь на гибель сестру, мать может радоваться гибели дочери.