Литерный поезд генералиссимуса - Евгений Сухов

Евгений Сухов

Литерный поезд генералиссимуса

© Сухов Е., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2017

Глава 1

29 июля. Ближняя дача. Важное задание

Сталин открыл дверь и вышел на террасу. Воздух был плотным, душным. Вокруг ночь, ни огонька. Впереди плотной стеной стояли деревья. Где-то в отдалении глухо зарычала собака, потом умолкла. Докурив трубку, Иосиф Виссарионович вернулся в кабинет, подошел к карте, висевшей на стене с отмеченными на ней позициями Красной армии и вермахта, и вернулся за письменный стол. Перевернул исписанный лист блокнота и уже на чистой странице, взяв красный хорошо заточенный карандаш, написал в самой середине крупными буквами: «Операция «Суворов». Затем поднял телефонную трубку и сказал:

– Пригласите ко мне немедленно товарища Серова.

Телефонный аппарат ВЧ-связи, прозвеневший в комнатной тиши, показался невероятно громким, бестактным. Было три часа ночи. Заместитель народного комиссара внутренних дел, комиссар государственной безопасности второго ранга Серов Иван Александрович, будто бы предчувствуя ночной разговор, еще не спал, работал в кабинете и намеревался выпить крепко заваренного чаю. Подняв трубку телефона, произнес бодрым голосом:

– Серов слушает.

– Иван Александрович, – услышал он мягкий и слегка глуховатый голос секретаря Сталина Поскребышева, – вы не могли бы подъехать сейчас на Ближнюю дачу к товарищу Сталину для серьезного разговора?

Иван Александрович, невольно сглотнув, оценил такт всесильного секретаря. Словосочетание «не могли бы» звучало всего лишь некой связкой в предложении, но в действительности смысл их был таков: «Даже если ты сейчас в постели и намеревался остаток ночи провести в блаженстве, все откладывается! Хватай руки в ноги и езжай немедленно в Кунцево под ясные очи товарища Сталина. У него к тебе имеется очень важное дело».

Особую нагрузку усиливал конец фразы: «для серьезного разговора», столь значимые слова произносились Поскребышевым крайне редко.

– Выезжаю немедленно, Александр Николаевич, – столь же энергично отозвался комиссар государственной безопасности второго ранга и положил трубку.

Телефонный рычаг зловеще дзинькнул, сна как и не бывало. Не притронувшись к заваренному чаю, Иван Александрович подхватил с вешалки фуражку и заторопился к двери.

– Ваня, ты куда? – встревоженно спросила жена.

– К Сталину.

Не дожидаясь ответа, Серов повернул в двери ключ и быстрым шагом вышел на лестницу.

Ближняя дача Сталина располагалась в десяти минутах езды от Кремля, практически сразу же за Поклонной горой. Спрятанная в чаще и огороженная глухим высоким зеленым забором, она была практически невидима со стороны. Человек, который в ней проживал, вел уединенную жизнь, пребывая в основном дома, лишь иной раз выходил, прогуливался по двору, терпеливо кивая на приветствие охраны.

Вокруг дачи было выставлено три кольца охранения, миновать которые было невозможно. На дорогах стояли заградительные посты, где тщательно, невзирая на высокие чины, проверялись документы. А в чаще располагались «секреты», контролируя каждый куст.

Прежде чем Серов добрался до дачи, документы у него проверили трижды: первый раз, когда он въехал в лес, где, собственно, и начиналась запретная зона; второй раз – в смешанном лесу, где-то посередине чащи (у полосатого длинного шлагбаума стояла группа автоматчиков в форме НКВД); третий раз проверка произошла непосредственно перед самым въездом на территорию. Последний контроль был особенно тщательным, где начальник КПП, молодой угрюмый подполковник, тщательно изучил его удостоверение, как если бы впервые видел Серова. В служебном рвении он даже потребовал опустить стекло и, тщательно осмотрев салон и не обнаружив ничего настораживающего, коротко распорядился:

– Открывайте ворота!

Въехав на территорию, Серов оставил машину у самого входа под присмотром охраняющих, а сам скорым шагом направился в дом.

До рассвета было еще далековато. Темнота плотно лежала в густом лесу, делая его еще более мрачным. Из окон первого этажа тускло просачивался свет, бросая неровные расплывчатые трапеции на скошенную пожелтевшую траву, густо пробивающуюся из-под земли.

На западной террасе дачи мелькнула чья-то тень и тотчас пропала в ночи. Это вполне мог быть Сталин, любивший выходить на нее, чтобы выкурить трубку.

Иван Александрович прошел в дом, где у кабинета Сталина, склонившись над аккуратно разложенными бумагами, сидел его секретарь Поскребышев. В его внешности не было ничего примечательного, что свидетельствовало бы о величии: был он маленького росточка, с тщательно бритой головой, заметно рыхловат. У всякого, кто его видел впервые, невольно закрадывалась мысль: что его может связывать с таким человеком, как Иосиф Виссарионович Сталин? Но простоватая внешность Александра Николаевича была обманчива, человеком он был незаурядным, – рядом со Сталиным Поскребышев находился двадцать лет, был его правой рукой. Многие распоряжения, приказы, директивы, резолюции вещались голосом этого уже немолодого и на вид невзрачного человека. Александр Николаевич обладал невероятно цепкой памятью и, не заглядывая в бумаги, помнил приказы и распоряжения пятилетней давности. Знал по имени и отчеству тысячи людей, с которыми его всего лишь однажды свел случай. Даже Сталин, обладая поистине редкой памятью, перепроверял ее у Поскребышева. Александр Николаевич наизусть помнил номера протоколов, состав участников заседаний и еще много важного и нужного, без чего не может состояться секретарь главы государства. Там, где требовался штаб из тридцати сотрудников, он справлялся один. И оставалось лишь только удивляться его невероятному трудолюбию и выносливости.

Поскребышев даже старался копировать интонацию Хозяина, по которой всегда можно было догадаться о настроении Иосифа Виссарионовича. И вот сейчас, затаив дыхание, Серов терпеливо ждал, когда наконец секретарь оторвет взгляд от разложенных на столе бумаг и выскажет распоряжение Сталина. В этом и заключалось величие маленького человека – поторопить его не осмеливались даже члены Политбюро, и оставалось лишь терпеливо дожидаться, когда он вспомнит о подошедшем просителе.

Поскребышев аккуратно воткнул ручку в чернильницу-непроливайку, узкой ладонью отодвинул от края стола сползающие бумаги и посмотрел на Серова, присевшего в ожидании на стул подле большого фикуса.

– Проходите, Иван Александрович, товарищ Сталин ждет вас. – И, отвечая на немой вопрос Серова, продолжил чуть тише, как если бы опасался чужих ушей: – Перед вами был товарищ Жданов, у Иосифа Виссарионовича хорошее настроение.

Серов благодарно кивнул и, немного успокоенный, постучался негромко в дверь Верховного. После разрешения распахнул дверь и вошел в кабинет, больше напоминающий зал, в центре которого стоял круглый стол, укрытый зеленой скатертью, с придвинутыми вплотную стульями; вдоль стен расставлены диваны и кресла. На полу огромный, выполненный на заказ, толстый красный ковер ручной работы. Поговаривали, что обивку для стен утверждал сам Сталин, выходит, у него времени хватало и на это.

Остановившись у дверей, Иван Александрович терпеливо дожидался разрешения пройти вовнутрь кабинета, стараясь угадать по лицу Верховного, какая именно оказия заставила Сталина вызвать его среди ночи на Ближнюю дачу. Но Сталин выглядел безмятежным, собственно, как и всегда, даже слегка флегматичным.

Вопреки ожиданию, в комнате никого не было, что указывало на то, что разговор будет конфиденциальным. После мягкого рукопожатия Сталин произнес:

– Садитесь, товарищ Серов. – Иосиф Виссарионович вернулся на место, за небольшой стол, укрытый зеленым сукном.

Иван Александрович присел напротив.

– Как добрались, товарищ Серов?

– Спасибо, товарищ Сталин, добрался хорошо. В городе все спокойно.

– Вы быстро доехали.

– После вашего звонка я сразу же пошел к машине. Она стояла у подъезда.

– Вы не спали?

– Нет… Было много работы.

Иосиф Сталин понимающе кивнул, давая понять, что время для праздных вопросов истекло, после чего спросил:

– Вы знаете, какая сейчас обстановка вокруг Смоленска?

– Так точно, товарищ Сталин. По нашим разведданным, немецкое командование в районе Смоленска и Рославля создает мощную группировку войск в составе третьей, частично второй и четвертой танковых армий, входящих в группировку «Центр». Общая численность группировки насчитывает около девятисот тысяч человек, – четко докладывал Серов. – Поддержку соединениям осуществляет шестой воздушный флот. В его составе около семисот самолетов. Руководит группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Вальтер Морель. На этом направлении, по данным нашей разведки, готовится серьезное наступление, товарищ Сталин. О своих наблюдениях, дислокациях противника, о прибывающих к линии фронта военных подразделениях мы регулярно докладываем в Генеральный штаб.