Арина Депланьи об Игоре Гергенрёдере - Игорь Гергенрёдер

Арина Депланьи об Игоре Гергенрёдере

Меня уведомили: я обвинен известным критиком в бесстыдстве. «Из-за буколических сказов», – возникла первая мысль. Стало привычным, что эти вещи вызывают возмущение моим аморализмом, хотя в сказах отсутствует ненормативная лексика. Написаны они в противовес «Заветным сказкам» Афанасьева с их глумливой злобой. Я старался противопоставить ей жизнелюбие и добродушное озорство народных игрищ. Одним они понравились, а кому-то – нет. Не знаю, как эти рассерженные читатели относятся к сценкам в «Заветных сказках» вроде той, когда отец вгоняет дочери в причинное место раскаленный гвоздь, но беззлобная шаловливость моих буколических сказов выводила людей из себя.

И я подумал, что критик мог увидеть бесстыдство уже и во вступительном слове к буколическим сказам с его заглавием: «Личное и космическое в соитии. Впечатления Восторженного Человека». Чем не причина для гнева, допустим, следующее:

«Как выразить всю пылкость впечатления?.. Несколько парней играют на аккордеонах, звучат балалайки, башкирские бубны. Обнаженные девы приплясывают на гладчайшем некрашеном полу, шаловливо вскрикивают, прячутся друг за дружку, зазывно шлепают себя по бедрам. Игруний – десять-двенадцать. Это опытные девушки с обольстительно вызревшими прелестями; на головах – венки из цветов, роскошные волосы распущены.

Ужимки, выплясы все темпераментней, озорницы задорно затрагивают парней. Мы образовали круг, пока еще довольно широкий. Вызывающе прекрасная нагота девушек, их неподдельный, стихийно-рвущийся азарт желания воодушевляют бунтарством».

http://lib.aldebaran.ru/author/gergenryoder_igor/gergenryoder_igor_bukolicheskie_skazy/gergenryoder_igor_bukolicheskie_skazy__1.html

Не менее раздражающи, разумеется, сами сказы, начиная с первого, который следует сразу же за вступительным словом и озаглавлен «Лосевый Чудь». Порнография да и только, какой эпизодик ни возьми, хотя бы этот, где Наташка и Аверьян предались баловству:

«Ну, дали жизни!.. Пупки сплотили, избенка гостя приняла, гость видного чина – в четверть аршина. Запер дых – разудал жар-пых. Загонял месяц звездочку, сладка курочке жердочка. Оба сгорают совсем. Наташка крики испускает. Оголовок прущий, вытепляй пуще! /.../ Тыквища белобокие то перину мнут, то на Аверьяна прут. Звездочка от скока прожарена глубОко. Ясный месяц-месяцок далеко кидает сок.

Уморится гость в избенку встревать, приклонит головку, а Наташка белой ручкой берет и водит его по приветливой, по радостной туда-сюда. «Гони, миленький, лень, коли хочет приветень!» Да... Звезда около – гляди соколом! Он и взбодрится. Шапка лилова – молодчиком снова».

Впрочем, подумал я, не только буколические сказы, но и сказы о Пинском способны оскорбить чувство приличия, тут многое зависит от воспитания. Кто-то непременно застынет на начале карьеры Константина Павловича Пинского, когда он, новатор-самоучка, принялся распространять азартную игру:

«В гостинице «Интурист» пошло соревнование. Номер полон публики, в сторонке – голые желающие, окорочки маслом роз блестят; на своем месте судьи: из мужиков выбраны.

Вот голенькая скок на бильярд, коленки к мордашке, руками их обхватила – уселась на край выпуклой задницей. Теперь должна на заду крутнуться по часовой стрелке, как юла крутится, – и одновременно заскользить по наклону... И пока не съехала, нужно сделать полный оборот...»

http://lib.aldebaran.ru/author/gergenryoder_igor/gergenryoder_igor_pinskoi_neizmenno_pinskoi/gergenryoder_igor_pinskoi_neizmenno_pinskoi__1.html

Тут вспомнилось мне о неожиданностях, которые нет-нет да и подкараулят при знакомстве с мнениями о вещах. Ведь может быть, что вовсе и не исполненные шалостей вещицы разгневали критика. Если настроиться на неожиданность, то она как раз и поймает на невеселой повести «Дайте руку королю», где запертые в медучреждении больные дети живут своей жизнью, а медики – своей, и не только вторые наблюдают за первыми, но и, случается, первые за вторыми, о чем потом рассказывают со страстью, с жестами:

«Король и Петух крались по коридору второго этажа. Зашли в пустой кабинет. Часть его отделена фанерными стенками, вход в каморку закрыт темной шторой. Это оказалась фотолаборатория.

В коридоре шаги. Мальчишки – в каморку. Вошли Миха и сестра Светлана. Он запирает дверь на ключ.

– И все тихомолком... – Сашка едва справляется с приступом смеха. – А мы шторку чуток отодвинули – нам все видать... У Светки жопа как заголилась! Эх, и здоровая! белая-белая! На лежанку...

– Он хотел ее рачком, – перебил Петух, – а она – не-е...

– Она на спинку, – продолжает король, – ноги согнула, оттянула на себя, руками помогает – вот так... во...»

http://lib.aldebaran.ru/author/gergenryoder_igor/gergenryoder_igor_daite_ruku_korolyu/gergenryoder_igor_daite_ruku_korolyu__0.html

Такого рода моменты, зовя поразмышлять, каким из них вызван гнев, вдруг разом отступили на второй план – явилась разгадка. Я нашел выступление известного критика и увидел, что обвинение-то совсем не по той теме. Арина Депланьи обозревает антологию «Современное русское зарубежье», куда включена моя повесть о случившемся в Гражданскую войну «Комбинации против Хода Истории». Обозрение опубликовано в журнале «Московский Вестник», в номере 4 за 2008 год: http://www.mosvestnik.ru/mv/2008_4/diplani.html

Уведомленный об обвинении, я принялся за чтение в понятном настрое, но тут же увидел, что должен, прежде всего, сказать уважаемой Арине Депланьи большое спасибо от всего сердца. Она с горечью говорит о невнимании российских СМИ к выходу томов антологии, о том, что тираж слишком мал. Российская публика, пишет Арина Депланьи, «рискует проспать последний сдвиг тяжеленной глыбы, которую носило волнами весь XX век. Антология, конечно, не глыба, антология – знак, предупреждение; если угодно, «первая ласточка», как ни избит этот образ. Антология составлена русскими, живущими в России, из текстов русских, оказавшихся за границей. И одним фактом своего существования она свидетельствует взаимное притяжение этих двух полюсов Русского Мира – полюсов, отталкивавшихся друг от друга в течение почти сотни лет».

Углубляясь в историю Русского Мира, критик опирается на статью А.И.Герцена «Русские немцы и немецкие русские» и отмечает: «Как и свойственно Герцену, от политики он время от времени переходил к обобщениям и в стан «немцев» записал также французов и пруссаков». В разгоревшемся интересе к обозрению я споткнулся и не мог не оторваться и не поискать место в статье, которое имеет в виду Арина Депланьи. Видимо, место это следующее. А.И.Герцен говорит о тех, кто при подготовке к великому переломному шагу – освобождению крепостных крестьян с землей – может помешать: «Вот кого мы боимся, опять-таки русских немцеви немецких русских;ученых друзей наших, западных доктринеров, донашивающих старое платье с плеч политической экономии, правоведения и проч., централизаторов по-французски и бюрократов по-прусски».

Не знаю, может, слова о «централизаторах по-французски» и позволительно понять как «запись» французов в стан «немцев», но что до «также пруссаков»… Я не один год живу в Берлине, и любой пруссак, скажи я ему, что он – не немец, а если и немец, то лишь благодаря Герцену, придет в недоумение, силясь понять, какой тут подвох. Боюсь, разговор разогреет непопулярную в современной Германии тему крови.

Между тем кровь, в несколько ином смысле, и привлекла в моей повести «Комбинации против Хода Истории» внимание критика:

«У Игоря Гергенрёдера (Германия) в «Комбинации[Название повести – «Комбинации против Хода Истории». «Комбинации» – во мн. ч. (Прим. автора повести Игоря Гергенрёдера).] против Хода Истории» ни царя, ни Бога, а Отечество – в хаосе. Это-то понятно: время действия – 1917–1918 годы, разгул Революции. Насильственная смерть – на каждой странице.

Вот на красного комиссара[Командира, не комиссара. Пудовочкин – командир отряда. См. повесть (Прим. автора – И. Г.).] Пудовочкина совершил покушение подросток. Страшно, что мальчика вскоре постигла кара, но в военное время жестокая расправа над врагом – явление обыкновенное. Однако Пудовочкин, этакий Влад Тепеш 20-х годов, не удовлетворен местью, он собирается проучить всех жителей поселения[В повести: город Кузнецк (Прим. автора – И.Г.).], чтобы максимально обезопасить себя на будущее. Он распоряжается согнать всех пятнадцатилетних мальчишек.

«Расстреляны десять патронов; трое ребят еще вздрагивают на земле, крутятся, силятся вскочить. Кровь, стоны. Сунцов, не слезая с седла, стал издали добивать раненых из винтовки. Смертельных попаданий нет, мучения длятся.

В это время пригнали еще группу: человек пятнадцать» [1, т. 2, с. 88].

На войне, конечно, никто не ходит незапятнанным, руки у всех в крови, а уж в гражданскую войну это – кровь братьев. Как бывают жестоки друг к другу братья, мировая история знает. Александр Дюма, Проспер Мериме – мало ли еще писателей стремились передать этот ужас. Но есть большая разница между кровью, пропитывающей землю в том мире, который изображает художник, и кровью, размачивающей страницы, которые, пачкаясь, перелистывает читатель. «Выстрел – голова беглеца брызнула радугой (солнце пронизало разлетевшиеся частицы крови, мозга). Бежавший с размаху упал так, что высоко подлетели ноги в хромовых сапогах. Ему снесло верх черепа» [1, т. 2, с. 109], – это все-таки второй случай.