Первый вторник - Андрей Измайлов

ПЕРВЫЙ ВТОРНИК

Андрей ИЗМАЙЛОВ

Прищур у одного из этих парней был узким, холодным, острым, поблескивал сталью. Бритва в его руке тоже поблескивала — узкая, холодная, острая. И держал он ее профессионально: чуть на отлете, вращая кистью. Другой — тоже профессионал. Донышко бутылки отлетело у него почти бесшумно, без стеклянных брызг — хр-ррр-руп! И зеленые, мутно-прозрачные клыки теперь целили прямо в лицо.

Они вообще были парни не без выучки. И тот, который оглаживал в ладони мячик, мягко оглаживал. Чтобы, упаси господь, кислота не капнула на комбинезон, а выстрелила дюжиной упругих фонтанчиков. Стоит чуть сжать мячик.

И четвертый тоже… У него в руках ничего не было, да и руки болтались как тростниковая занавеска. Но Хаки помнил эту натренированную безвольность у сержанта, который полгода мордовал роту перед заброской на Плато. Помнил, чем взрывалась эта безвольность.

Так что Хаки быстро сообразил, что последний из этой четверки, взявшей его в кольцо, — самый опасный. И начинать надо именно с него, с Безвольного. Тем более, Безвольный стоит вне блока — явно не подозревает, что Хаки знает «винтокрыл». И хотя со времен Умиротворения прошло без малого десять лет, на «винтокрыл» его еще хватит. Тем более, Безвольный медлит. Вообще, все четверо почему-то медлят.

И Хаки включился. На средние обороты. У него уважаемое заведение. Патруль заглядывает к нему только пропустить стаканчик. Других дел у Патруля к Хаки нет. И трупы в его уважаемом заведении не нужны…

И Безвольный завязался в узел, не успев войти в блок. Мячик пробил стойку головой. Клык, подрубленный под щиколотки, махнул руками, ища точку опоры, и на этот раз уже непрофессионально шарахнув бутылкой о край стола, свалился лицом в осколки. Бритва мазнул лезвием по воздуху и приложился затылком к рифленой ступеньке.

Хаки сбавил обороты на нет, вылил неразбавленного на полотенце и вытер лицо, шею — все-таки тяжеловат стал для «винтокрыла». Потом плеснул в стакан на два пальца, разбавил до четырех. Потом швырнул содержимое себе в рот и, запрокинув голову, сделал «гл-гл-гл».

…Когда сознание к нему вернулось, заколотил кашель. Хаки перхал, проламывая внезапную перегородку в гортани. Несуществующую перегородку. Которая возникает после удара по горлу…

Крепкие парни! Правильно угадал Хаки. Профессионалы! После «винтокрыла» очухаться, сориентироваться и достать! И еще как достать!

Хаки был аккуратно и плотно втиснут в угол, и ноги его задраны выше головы. Не оттолкнуться. А если бы и оттолкнуться, если бы найти точку опоры и оттолкнуться, то… Против четверых «винтокрылов» — один?! Первый раунд он выиграл, да. Но тогда они не знали, что Хаки отбарабанил свое в Корпусе Умиротворения на Плато. Теперь же — начеку. И подогретые.

Хотя они уже ввалились подогретые. И заорали, что, хозяин, четыре двойных, что Док хорошо бежит, что Док даст сто очков вперед Милашке, что Милашка уже выдохся и просто-напросто не добежит, что вся милашкина команда в подметки не годится команде Дока, что жирные коты Милашке не помогут, что у Дока коты пожирнее, что, хозяин, еще четыре двойных и один для себя, что за победу Дока надо выпить, что нельзя не выпить за победу Дока, что еще не первый вторник после первого понедельника, но уже ноябрь, что Док, можно сказать, добежал.

Только они не такие подогретые были, какими хотели казаться. И Хаки, не любивший, чтобы его держали за идиота, прикинулся идиотом и спросил:

— А что, ребята, стипль-чез — штука коварная. Попадет ваш стиплер копытом в ямку, и ну — как вашего Дока Милашка и обойдет?

Хотя он не был идиотом. И знал, что Док и Милашка — не мерин с кобылой, а кандидат и кандидат. И бега — выборы. И финиш, до которого оба бегут, — тот самый первый вторник после первого понедельника ноября. И повелось так в их благословенной стране давно, с самого начала, триста лет как.

Хаки был далек от политики. Была у него мечта — скопить монет и открыть свое дело. И он сам ее, мечту, осуществил. Без всякой политики. Без Дока, без Милашки. И хотя исполнилось ему сегодня сорок, то есть получил он право голоса, — его это не щекочет. Он бы вообще из-за стойки не шелохнулся, если бы не Закон. Который ввели еще до его, Хаки, появления на свет. Лет полста назад. Когда в первый вторник после первого понедельника ноября вообще никто не проголосовал. Начхать было избирателям, кто на них верхом сядет. Что тот, что другой. Вот тогда и Закон провели — избиратель обязан отдать свой голос либо за одного, либо за другого. Иначе…

Хаки — что? Хаки закон уважает. Хаки пойдет и проголосует. Хаки все равно за кого голосовать.

И парни его еще похлопали по плечу, еще погоготали. Потом сказали, что ладно, хозяин, с тобой не соскучишься, что ладно, хозяин, мы шутки понимаем и вместе посмеемся, что ладно, хозяин, посмеялись и будет…

Но Хаки был упрям. И кончилось это для него тем, что втиснут он в угол собственного заведения, и ноги торчат выше головы.

А Безвольный сонно смотрит на него и говорит:

— Сейчас, хозяин, тебе будет больно. Сейчас мы будем делать тебе очень больно. А потом ты пойдешь в первый вторник после первого понедельника и отдашь свой голос за Дока. А если ты взбрыкнешь и сваляешь дурака в пользу Милашки, тогда тебе будет очень больно.

Хаки не смотрел на этих четверых. Он смотрел на тростниковую занавеску за их спинами. Время Патруля. Пошло время Патруля.

Занавеска рассеклась надвое. Не Патруль. Еще четверо. Тоже крепкие парни. Удавка у одного, цепь у другого, еще кастет с шипами. И четвертый опять с пустыми руками, как у Безвольного.

Да, подумал Хаки. Да, сейчас мне будут делать больно, подумал Хаки. Хотя для того, чтобы сделать очень-очень больно, хватило бы четверых, подумал Хаки. Еще он подумал: может, они друг друга будут сменять?

Но они не стали друг друга сменять. Безвольный поймал взгляд Хаки и обернулся. Остальные трое тоже обернулись. И те четверо застыли. И эти четверо тоже. Молча. И все разом взорвались «винтокрылом» на предельных оборотах. Это была рубка. Бесшумная, сосредоточенная.

Ничего себе — день рождения! День рождения — что надо! Да-а-а…

…И Док призвал нацию смотреть вперед, для чего — оглянуться назад. Да, назад! Кто десять лет назад внес законопроект о признании за синюшниками всех гражданских прав и свобод?! Да, друзья, соратники, собратья, он, Док, слышит ваши благодарные аплодисменты.

Вспомним, друзья, соратники, собратья, когда каждый из вас приютил по дюжине синюшников, дав им крышу над головой, хлеб насущный, успокоение в вере. Вспомним и представим, что законопроект не прошел! Кто бы сейчас вспахивал поля, чтобы вы имели кусок яблочного пирога, которым готовы поделиться со страждущим?! Кто бы сейчас буравил породу в урановых шахтах и рудниках, чтобы вы имели свой очаг, к которому готовы пригласить страждущего?! Кто бы сейчас месил термосмолы, без которых все вы ходили бы в чем мать родила, и никто не смог бы поделиться со страждущим последней рубахой.

Да, друзья, соратники, собратья, я слышу ваш смех. Это смех здоровой, процветающей, неунывающей страны бога и моей!

Синюшники, десять лет назад обнаруженные на Плато, беспрекословно прошедшие Умиротворение доблестными парнями нашего славного Корпуса и доставленные на Землю, по сей день оставались бы экзотическими недоносками, которых Господь в своей безудержной щедрости наделил разумом. Ибо враги нашей свободной демократии заявили, что использование синюшников на вредных, тяжелых работах — есть рабство! Рабство, друзья, соратники, собратья! Позорное пятно в нашей истории. Пятно, которое удалось смыть прапрадедам нашим. И нам ли не помнить, кто препятствовал этому?! Прапрадеды Милашки и всей его шарашки…

Могли ли мы вернуться к позору нашему — рабовладению?! Нет и нет! Мы сделали синюшников полноправными гражданами!.. О каком рабстве может идти речь?! Мы обеспечили синюшников необходимым — работой. И теперь каждый из вас имеет дюжину, а то и две синюшников для личных нужд! Оглянитесь назад, друзья, соратники, собратья. Теперь киньте взор вперед! Теперь посмотрите мне в лицо! Это лицо человека, который десять лет назад взял нацию за руку и повел ее к Мечте! До Мечты рукой подать — один день до первого вторника после первого понедельника и еще четыре года! Не так ли?!… Правильно — ура!

…И Милашка призвал нацию прислушаться к Доку и по призыву Дока посмотреть Доку в лицо. И потом в это лицо плюнуть! Да, плюнуть! Десять лет назад эта синюшная рожа провела свой вшивый законопроект! И синемордые живут с нами в одних домах, ездят в одних мобилях, летают в одних шлюпах!

Разве синюшники могли бы вякнуть, если бы не вшивый законопроект, которым так гордится Док и его придурки! Да, гордится! И если бы не мой законопроект о праве на голосование с сороковника, кто поставит хоть одну монету против того, что сейчас мы бы не имели в кандидатах кого-то из синемордых! Хотели бы вы, добрые граждане, чтобы на Холм взобралась синюшная тварь?! …Спокойствие, добрые граждане!. Спокойствие!!! Этого не будет! Пока я стою на защите ваших интересов! Ваши интересы — мои интересы! Самый долгоживущий синюшник дотягивает до тридцати пяти наших земных лет! Это благодаря мне ни один синемордый не подойдет к урне!