Ныряльщица за жемчугом - Анна и Сергей Литвиновы

Анна и Сергей Литвиновы

Ныряльщица за жемчугом

Он смотрел ей прямо в глаза и улыбался.

Неужели живой?

— Юра, это ты? — неуверенно пробормотала Изабель.

Лицо у мужчины белое как полотно, почти мраморное. Губы вроде улыбаются, но взгляд холоден, мертв.

— Юрочка, скажи что-нибудь, — жалобно попросила она.

Нет. Он — недвижим и страшен. А ее руки-ноги совсем не слушаются не то что с постели вскочить — даже отодвинуться не получалось. Оставалось только оправдываться:

— Юра, пожалуйста… Я не хотела тебе ничего плохого. Это вышло случайно, клянусь!

И все-таки как же он прекрасен. Даже сейчас, когда мертв.

— Юра, ты пришел за мной?

Ни слова в ответ. Только его руки, совершенной красоты, с пальцами музыканта, приходят в движение. Тянутся к ее горлу. Медленно, неумолимо. А сам он выглядит абсолютно равнодушным.

— Юра, не надо!

Но ладони — холодные, словно айсберги, — смыкаются на ее шее.

— Помогите! — отчаянно закричала Изабель.

И проснулась. Одна. На широкой постели. Простыни сбиты, кружевная ночнушка взмокла от пота. Три часа ночи. Время, когда виновные платят по счетам.

Можно даже не пытаться снова уснуть. Придется ждать — пока небо не окрасится жизнерадостной полоской рассвета, не зачирикают первые воробьи.

Изабель включила настольную лампу. Все равно темно, страшно! Схватила пульт «умного дома» и врубила свет во всей квартире. Сходить в гостиную, к бару? Налить себе двадцать капель, чтобы снять стресс? Она правда дала зарок, что никогда больше не будет пить, но сейчас это совсем неважно. Изабель собралась уже подняться с кровати, но вдруг вспомнила: именно там, в парадной комнате, лежал Юра. Именно там — на ее любимом кожаном диване — остывало его тело.

Нет уж. Лучше она подождет рассвета здесь.

Девушка открыла тумбочку, достала планшетник и включила его. Ей нравилось наблюдать, как грузится гаджет, как оживают «обои» — аквариум с жизнерадостными рыбками.

Но сегодня с компьютером что-то не так. Заурчал, вроде бы включился, а экран как был темным, так и остался.

— Давай, просыпайся, японская морда! — поторопила технику Изабель.

И монитор послушно вспыхнул. Только вместо умиротворяющих рыбок — девушка увидела совсем другую живую картинку. Кладбище. Зловеще торчащие кресты, могильные мраморные плиты. В сером небе каркают, вьются вороны. Пляшут синие огни. Медленно движется похоронная процессия, глухо бухает траурный марш.

— Нет… — прошептала Изабель и отчаянно вдавила кнопку выключения.

Монитор мгновенно погас. Но теперь ей показалось, что мрачная музыка играет где-то в недрах квартиры, и она завопила во весь голос:

— Нет, нет!

В огромном зеркале, наискосок от кровати, мелькнула тень. Юра здесь?!

Девушка упала на постель, накрылась с головой одеялом, зажала уши. Она больше не может! Лучше смерть, чем здесь жить!!!

Пусть говорят, что убежать от мертвеца невозможно.

Однако она все равно попробует.

Глава первая

Надя с Димой по московским меркам считались богачами — у каждого в собственности имелось по квартире. Но жили они на территории Митрофановой. Вот Надя и придумала сдавать жилплощадь журналиста. Чего квартирке пустой стоять? Да и спокойнее, когда Димка лишен своей холостяцкой берлоги. А деньги — можно, например, на отпуск откладывать.

Однако Полуянов — как только Надя нашла жильцов — немедленно помчался в автосалон и уже вечером (вот спонтанный человек!) катал ее на новенькой «Мазде». Целовал свою подругу, хвалил, восхищался:

— Какая ты умница, Надюшка! Мечту мою исполнила! И семье — материального урона никакого.

Покупка иномарки и правда никакого ущерба их бюджету не нанесла. От жильцов деньги получили — кредит погасили. Но только Димка теперь на классном автомобиле пижонит, в кожаном салоне расслабляется — под музыку из шестнадцати колонок, а Наде достались все хлопоты с арендой. Выбирает жильцов (за год трое сменилось), оформляет им регистрацию, следит, чтоб квартиру не «убили». Да еще Димка упросил налоговую декларацию вместо него заполнять: «А то я в этих бумажках обязательно что-нибудь напутаю!»

И Митрофанова — как истинная жена декабриста! — безропотно взяла на себя новую заботу — управлять Димкиной недвижимостью.

По мелочам Надежда жильцов старалась не дергать — особенно в конце месяца, когда подходило время платить по Димкиному кредиту. А то было как-то раз: квартиранты распсиховались и съехали в один день, не заплатив ни копейки. Вот была ситуация: из банка угрожающие эсэмэски шлют, на работе, как назло, зарплату задерживают, и Димуля в командировке.

Сегодня очередная напасть: позвонила бабуля из квартиры снизу. Потолок у нее якобы рушится, и она уже готова вызывать полицию, спасателей и комиссию из ЖЭКа.

Впрочем, после Надиных наводящих вопросов выяснилось, что пока на потолке всего лишь трещинка толщиной с волос.

— Но имеется отчетливая тенденция к увеличению, — важно изрекла бабуленция. — Явно, Надежда, твои жильцы напортачили. Так что приезжай, разбирайся с ними, пока они весь дом не порушили.

Вот и пришлось, вместо того чтобы Димочке ужин разогреть, да и самой после работы поблаженствовать — в мягком кресле, с бокалом вина, — тащиться в самый час пик на другой конец Москвы. Хотя, скорее всего, у соседки просто побелка на потолке облупилась.

Арендатором у них сейчас — средних лет жизнерадостная дама. Вроде бы — как те же бабульки докладывают — не пьет, не курит, оргий не устраивает. Одна проблема: очень неугомонная тетенька, все себя ищет, порхает:

— У меня, Надечка, столько бизнесо́в, столько планов!

И йога-клуб планирует открывать, и кулинарные курсы, и интернет-магазин, и прямые поставки в столицу фермерских продуктов.

Надя еще пошутила, когда договор аренды подписывали:

— Главное, производство мебели не открывайте. В нашей квартире.

— Что вы, милая! — расхохоталась дама. — Я — человек исключительно умственного труда!

…Однако сейчас жиличка явно затеяла что-то рукотворное. Как только Надя заскочила в подъезд, консьержка тут же доложила:

— К вам в квартиру пару дней назад какие-то ящики заносили. И мешки.

И трещина на потолке в квартире снизу тоже имелась — не наврала старушка.

А когда Митрофанова попыталась отпереть дверь своим ключом, вдруг обнаружилось, что замок поменяли. Просто неслыханно!

Что происходит на жилплощади Полуянова?! И что теперь делать? Бежать к участковому? Или прежде посоветоваться с Димкой?

Но продумать тактику она не успела — за спиной тяжело охнул лифт, прозвенело ругательство, и Надежда в изумлении увидела, как жиличка самолично волочет по коридору огромную, литров на десять, емкость, типа большого ведра, а на боку бадьи горят красным цветом угрожающие буквы: «СЕЛИТРА».

Надя в ужасе отступила. Однако дамочка нисколько не смутилась. Наоборот, хмуро взглянула на девушку и возмущенно проговорила:

— Вы почему без предупреждения приезжаете?!

— Что тут у вас… — начала было Надя.

Но жиличка уже спиной к ней повернулась, отперла квартиру, затолкала туда ведро с селитрой, да еще и дверь попыталась захлопнуть перед Надиным носом:

— Мы с вами на сегодня не договаривались! А незваный гость, сами знаете, хуже татарина!

«Иногда нужно просто дать в глаз!» — вспомнила Надя совет Полуянова и, решительно рванув на себя дверь, оттолкнула арендаторшу.

Опасливо обошла емкость с селитрой, кинулась в комнату и застыла на пороге как вкопанная. Прямо посередине — где раньше стоял обеденный стол — ряды заполненных землей мешков. Много, не меньше пятидесяти. Угрожающе возвышались с десяток больничных капельниц, и из каждой в почву стекала какая-то подозрительная жидкость. А в маслянистом, сочном черноземе отчетливо виднелись слабенькие темно-зеленые ростки.

— Ч-что это? — в ужасе выдохнула Митрофанова.

— Клубника, — буркнула арендаторша, как-то сразу поутратив свой пыл.

— Что?! — Надя никак не могла прийти в себя.

— Фрукт, блин! То есть ягода! Доход от сорока тысяч в месяц пообещали! — Тетка устало опустилась на пол, облокотилась на один из мешков и, с тоской глядя на Надю, вздохнула: — Но набрехали, похоже. Эту клубнику, так ее растак, пока вырастишь, с ума сбрендишь. Свет, оказывается, надо какой-то специальный, опылять ее, удобрять. Один расход. Так что, прошу пардон, за аренду в этом месяце я только половину заплачу. Все на развитие производства ушло, — не удержавшись, ухмыльнулась она.