Цена одиночества - Татьяна Харитонова

Татьяна Анатольевна Харитонова

ЦЕНА ОДИНОЧЕСТВА

повесть

У каждого человека в душе — дыра размером с Бога,

которую каждый заполняет как может.

Это дыра и есть — одиночество.

Сартр

Самые ценные вещи — совсем не вещи…

— Девушка, подождите! Минуточку!

Лера даже не оглянулась. Был час пик. Она спешила. До закрытия магазина оставалось двадцать минут.

— Девушка, остановитесь!

Людей у светофора скопилось много, и он отсчитывал последние секунды красного. Кроме неё в толпе было много женщин, поэтому она не обратила на эти дежурные слова никакого внимания.

— Да подождите вы! — Кто-то схватил её за руку, пытаясь остановить.

От неожиданности она вздрогнула, сердце разом ухнуло в пятки. Вырвала руку и бросилась по переходу:

— Три-два-один — прыгали цифры перед глазами. — На неё неслось что-то огромное. Какая-то сила выдернула её из реальности. Она замерла. И вдруг в тишине — стук. Что это? Что это стучит? Что это стучит так громко? Сердце? Странно, она никогда не слышала своего сердца. Разве только пульс на запястье, голубая жилка вибрировала под кожей, как маленький секундомер: три-два-один.

— Я же просил. Что же вы? — в глазах вселенская печаль.

— Три-два-один. Это был высокий парень с пронзительно синими глазами. Светлые волосы спадали на плечи — три-два-один. Он был симпатичным. Три-два-один.

— Мы знакомы? — переспросила, пытаясь вспомнить, где они могли встретиться раньше. Нет, определённо, нет. Сделала строгое лицо неприступной барышни, которая не привыкла знакомиться на улице:

— Что вам надо?

Он растерянно улыбнулся.

— Теперь уже ничего. Просто рад видеть вас. А вы?

— А что я? — Спросила удивленно. — Да что же вам от меня нужно, наконец!!!

Парень сник от её холодного тона.

— Я думал… — прошептал он, пожимая плечами, — Вы, правда, не рады, что мы с вами встретились здесь?

Лера насторожилась. У него был очень странный взгляд. И одежда. Она, наконец, рассмотрела: потёртые джинсы, футболка. Да это же кровь, пятна крови, совсем еще свежие, да и на шее ссадина. И на локте. Кровоточит. Вот откуда пятна. Да еще и босиком. Он босиком. Пыльные ступни ног на асфальте.

— Вы сумасшедший? — спросила невпопад.

Он покачал головой. Точно сумасшедший, они разве признаются? А может, наркоман под кайфом! Господи, ну почему именно я? Почему он меня зацепил, вокруг столько девушек? — Мысли сбивались в какой-то запутанный узел. — Странно, что прохожие не обращают на него внимания, как будто его нет вовсе. — Кажется, он все же не сумасшедший, и не наркоман… Глаза. У наркоманов другие, загнанные. Может, с ним что-то случилось? И остановил он её в надежде на помощь?

— Послушайте, — Лера, старалась говорить как можно спокойнее и доброжелательнее. — С вами случилось что-то плохое?

Некоторое время он смотрел на нее с таким удивлением, словно случилось что-то из ряда вон выходящее не с ним, а с ней

Далеко позади, у зелёного теперь светофора — надо же, как быстро она очутилась на противоположной стороне, словно летела на крыльях — собралась толпа. Заулюлюкала скорая помощь. — Три-два-один.

— Кому-то плохо, там, у светофора.

— Очень плохо.

— И я вижу людей, — с какой-то даже себя непонятой злостью почти закричала она. — Никогда, видите ли, не видела, а сейчас вижу!

Неясно, какой реакции ждала на свою фразу, но то, что случилось, она никак не ожидала.

— Людей? — неожиданно спросил парень. — Ты видишь там людей? Ты, правда, их видишь?

Лера не знала, что и сказать. Молодой человек был сумасшедшим, и у нее теперь не было никаких сомнений. Только, почему и теперь на них не обращают внимания?

Лера сделала шаг назад.

— Да они просто не видят его! — Мысль была настолько неожиданной, что Лера опешила. — Они не видят его, и он не видит их.

Но этого же не может быть! Никак не может!

— А ты, правда, видишь тут людей? — переспросил парень. — Ты не шутишь?

— А ты? Ты что, не видишь?

Это был вопрос ради вопроса, юноша ничего не ответил.

Он только взволнованно смотрел на свою собеседницу. В глазах его светилась надежда.

— А что ты видишь сейчас? — спросила Лера.

— Где? — не сразу сообразил юноша.

— Тут! — Лера сделала рукой широкий жест. — Что ты видишь вокруг себя?

Парень оглянулся.

— Как и раньше, пустыню, — сказал он нерешительно. — Огромную мертвую пустыню. И горы, вот там, далеко у горизонта. — Он протянул руку в сторону нового гипермаркета. Туда и мчалась Лера, чтобы выкупить отложенные еще утром сапоги по невероятной скидке в 70%.

— Горы? Пустыня? А какого она цвета?

— Оранжевого, точнее, теперь оранжевого, а совсем недавно она была серебристой. Но ты ведь не веришь ни одному моему слову, правда?

Лера ничего не ответила. Оранжевая пустыня, которая совсем недавно была серебристой. Бред. И она включилась. Самое неприятное, если сумасшедший включает тебя в свой бред. Зачем она слушает эту ахинею?

— А синих кроликов ты не видишь? Или желтых воробьёв?

Вместо ответа он неожиданно наклонился, и девушка вздрогнула от неожиданности. Рука юноши прошла сквозь серый асфальт, как сквозь воду, и, зачерпнув оранжевый песок, вернулась назад.

— Ты его видишь? — спросил он Леру, протягивая ладонь.

Лера молча кивнула. Говорить она не могла. Во рту пересохло. Она стояла и смотрела, как песок, протекая сквозь тонкие его пальцы, просыпался на серый асфальт.

— Теперь ты мне веришь?

Лера снова кивнула.

— Как? Как это возможно? Ведь вокруг только что были люди. Я их видела! Что ты сделал? Зачем ты это сделал со мной? — Лера схватила парня за ворот футболки и стала трясти своими побелевшими от напряжения кулачками. — Как ты посмел это сделать? Где люди? Здесь толь-ко что бы-ли лю-ди!!!

— Люди? Я уже давно не видел ничего, кроме песка и гор. И вдруг сегодня появилась ты. Ты шла по песку, вернее плыла, летела…

— Глупости, ты все это придумал, а я повелась, дура! Я повелась! Что теперь с нами будет? Я не хочу!

— Ты хочешь асфальт? Это лучше?

— Лучше. И не в асфальте дело! Я хочу назад! Верни меня! Немедленно! Мои сапоги. Их ведь продадут, если я не успею. — Посмотрела на часы. Они остановились.

— Тьфу ты, часы ещё. — Потрясла рукой, приложила запястье к уху, прислушалась. Часы молчали.

— Если бы я знал, как это сделать, я и сам давно вернулся бы.

— Что же делать! Что это? Мамочка! — затрясла рукой с часами, словно от них все зависело. — Мамочка! Я не хочу! — заплакала горько, громко, как в когда-то в детстве, когда потерялась в какой-то очереди. Тогда её быстро отыскали, и она прижалась к маминым коленкам, плача навзрыд, то ли от радости, то ли от горя. А сейчас мамы не было. И отыскаться не было никакого шанса. Вытерла слезы, посмотрела на парня.

— А ты? Ты тоже потерялся? — совсем по-детски всхлипывая, переспросила она.

— Потерялся. — улыбнулся. — Какое ты слово верное нашла. Я брёл по городу в толпе. От меня накануне ушла девушка. Я остался совсем один, хотя вокруг было много людей. Может быть, тебя привело сюда твое одиночество?

— Глупости. Никакого одиночества. У меня масса друзей и знакомых!

— Масса? Это мера веса. Масса. Сколько килограммов друзей и знакомых у тебя есть?

— Не передергивай. У меня много подруг и друзей.

— Много подруг и друзей не бывает.

— Бывает. Только в институте у меня много подруг. — Она растерянно остановилась.

— Что ты замолчала?

— Наверное, ты прав. Это не подруги, просто сокурсницы.

— А молодой человек? Ты ведь красавица! У тебя есть друг, любимый?

— Нет. То есть, был. А теперь у меня никого нет. — Лера замерла и вдруг снова расплакалась, вытирая черные от туши слёзы кулачком.

— Не плачь. Вся тушь потекла.

Привычно открыла сумочку, достала зеркальце из косметички, стала вытирать черные дорожки на щеках.

— Слушай! А ты кто такой! Почему я должна тебе говорить об этом. Тоже мне, друг по несчастью! — волна раздражения захлестнула.

— Я — человек, который рядом. И я просто хочу помочь.

— Ничего себе помощь! Выдернул меня. Что это? Что это вокруг? Разве это не одиночество? Этот оранжевый песок, эти горы.

— Это — одиночество. Только оно стало видимым. Оно жило у тебя в душе, в самой глубине, а ты закрывала на него глаза, говорила себе «У меня все прекрасно». А на самом деле?

— Что на самом деле? Да что ты обо мне знаешь? Как ты смеешь? — Защелкнула пудреницу с зеркальцем, бросила его в сумку, отвернулась.

Город, который минуту назад жил рядом, исчез. Вместо него — горизонт, небо и песок. Ноги подкосились. Села, сбросила туфли, сумку поставила рядом. Парень уселся напротив, по-турецки скрестив ноги.

— Не плачь. Не нужно. Представь, каково мне здесь было. До тебя.

— Не хочу ничего представлять. Что за бред? Я домой хочу. И вообще, ущипни меня! Это сон? Я сейчас проснусь, и все будет хорошо.