Освободите слона - Елена Макарова

Елена Макарова

Как вылепить отфыркивание

том 1

ОСВОБОДИТЕ СЛОНА

Предисловие

Елена Макарова – писатель, скульптор, художник (свои литературные произведения она иллюстрирует сама), замечательный педагог. Все это вы почувствуете по первым же страницам этой книжки. Разностороннее дарование – не так ли? По-моему, нет. Мне кажется, что это лишь разные проявления одного – главного дара. Елена Макарова – человек, удивительно ярко помнящий свое детство. Когда читаешь ее автобиографические произведения, понимаешь, что каждое событие, относящееся к четырех-пятилетнему возрасту, она переживает, как случившееся вчера.

Как нам порой не хватает этой живой памяти о собственном детстве! Как трудно бывает понять своего ребенка, прочитать, что скрывается за его молчанием или капризами. Главная цель этой книжки – достучаться до взрослых, спрятавшихся за своими взрослыми делами, представлениями и предрассудками. Ребенок не в состоянии пробиться через этот заслон. По счастью, находятся взрослые, которые по праву становятся полномочными представителями детей. Такими людьми были Корчак, Сухомлинский. Они учили нас – родителей – любить детей. Эту эстафету в числе лучших педагогов приняла Елена Макарова.

Эта книжка не только о том, «как любить детей» (цитирую название одной из книг Януша Корчака). Она еще об обучении лепке. Но как ни странно, в ней нет почти никаких практических советов. Ни изложения конкретной методики обучения, ни системы последовательно усложняющихся заданий. Наверное, многие родители будут разочарованы. Где же рекомендации по эстетическому развитию ребенка? Где рецепты формирования художественных способностей?

Дорогие родители, не спешите. Прочтите книжку еще раз – может быть, вы заметите то, что пропустили при первом чтении, спеша добраться до «главного»: точных и четких указаний по организации занятий с ребенком. Главное не это, главное – позиция педагога, способ общения с ребенком, общий подход к предмету (в данном случае – лепке). Без этого любая методика мертва, бездушна. В лучшем случае она поможет обучить ребенка техническим навыкам, но способствовать художественному развитию, формированию способностей, безусловно, не будет.

Так постарайтесь почерпнуть из книжки то, что в ней есть, а не искать то, чего нет. Кстати, некоторые методические приемы – и чрезвычайно интересные – Елена Макарова описала. Но вот беда: среди них нет и не может быть приемов универсальных, пригодных для каждого ребенка. Поэтому и приводятся они только в качестве примеров: смотрите, как изобретается методика для Тани, для Вовы, для Маши. Если вы поняли – нет, правильнее сказать, прочувствовали – педагогическую (и просто человеческую) позицию, изложенную в книжке, вы сами сможете изобрести методику для своей дочки или своего сына. Наверняка она окажется для вашего ребенка полезнее, чем самая совершенная методика, рассчитанная на «ребенка вообще».

В этой книге много психологических наблюдений и обобщений. Я не рискнул бы назвать их научными в строгом смысле слова. Скорее, это те «донаучные» обобщения, которые служат необходимым трамплином для собственно научного исследования. Их основа – пристальный интерес к людям, «вчувствование», интуитивное понимание ребенка, присущие всем хорошим педагогам.

Для самой Елены Макаровой психологические наблюдения служат материалом, из которого рождаются педагогические выводы. Но не будут ли ложными выводы, основанные на «донаучном» материале? В принципе такая опасность существует, но, на мой взгляд, Макаровой она не грозит. Ее педагогика по самой своей сути экспериментальна. Любое предположение, не подтверждающееся на практике, отвергается. А если оно «работает», то разве так уж важна теоретическая обоснованность исходных посылок?

К сожалению, такой подход встречается нечасто. Я уж не говорю о профессиональных педагогах, но даже родители порой годами пытаются воплотить в жизнь свои воспитательные идеи, не замечая того, что развитие ребенка не укладывается в эти идеи, уродуется в их прокрустовом ложе.

И последнее, что мне хочется отметить в этой книге, – подход автора к проблеме профессиональной подготовки художника (в самом широком смысле слова). Макарова точно отметила самое острое противоречие, характерное для современного обучения в этой сфере: мы хотим воспитать творца, а учим его воспроизводить шаблоны – пусть даже великие. Хотим, чтобы он выражал свое неповторимое отношение к миру, а учим повторять чужое.

Но ведь обучение невозможно без образцов, без передачи человеку того, что накоплено человеческой культурой за многие столетия. Как же быть? Автор отвечает: давать ребенку только те выразительные средства, потребность в которых уже созрела в ходе предшествующего развития, отвечать на запрос, исходящий от самого ребенка. Не утопия ли это? Не знаю. Но если и утопия, она указывает верное направление поиска.

В этом маленьком предисловии я не пытался дать путеводитель по книге, которую вы сейчас прочтете. Я хотел лишь обратить ваше внимание на серьезность поставленных в ней проблем. Надеюсь, что за непритязательными историями об отдельных детях и родителях вы разглядите глубокие и эмоционально насыщенные размышления Елены Макаровой о детях, об искусстве, о Человеке.

Уверен, что эту книгу с интересом и пользой для себя прочтут родители, дошкольные работники, специалисты по эстетическому воспитанию.

Л. А. Венгер,

доктор психологических наук,

1985

От автора

Этому предисловию столько же лет, сколько и первому изданию книжки «Освободите слона». Но оно – как, полагаю, и книга (иначе зачем переиздавать ее в третий раз!), – не потеряло своей актуальности. По-прежнему трудно сформулировать, что именно я делаю с детьми, а теперь уже и со взрослыми, на занятиях, консультациях или просто при случайных встречах.

Как-то в начале перестроечной эры ко мне обратился некто Лебедев – попросил поддержать его программу «Спасение детей через искусство и художественные навыки». Программа была написана скучно, но в глазах ее автора горел огонь платоновских героев – изобретателей вечного эфира.

– Ориентировался на вас, – произнес он и выложил на стол мою книгу с пометками на полях. Все оглавление было в кружочках и крестиках.

– Это я прорабатывал. Крестики – теоретические выкладки, кружочки – наглядные примеры.

Кружочков было значительно больше.

Недавно, просматривая видеозапись наших бесед с папой, я услышала из его уст рассказ о моем детстве. Наш разговор состоялся десять лет тому назад, и покуда папа был жив, у меня не было необходимости возвращаться к тем съемкам.

В детстве я несколько лет провела в больнице. В нескольких километрах от станции Турист за высоким забором стояли, раскиданные по лесной территории, корпуса. Ходячие жили в одном корпусе, а лежачие – в другом. «Школа» находилась в «лежачем» корпусе. Там же была и палата для маленьких калек.

После уроков я отправлялась к ним устраивать «театр». Мы разыгрывали спектакли «на руках», роли исполняли пальцы. Указательный: «Здрастье-здрастье», Большой: «Ура!» Два указательных (беседа): «Как дела? Хорошо. Сейчас придет комиссия, прячьтесь!» Пальцы сжимаются в кулак. Средний (вылезая из кулака): «А где же дети?» Все пальцы встают: «А вот они мы!» Средний: «Какие хорошие дети, а что вы здесь делаете?» Все пальцы двигаются: «Мы играем!» И т.д. и т.п.

Я лепила для них макеты. Лес. Море. Город. Всё как настоящее, только маленькое. Рассказывала сказки о жизни – про прозрачные сосульки над входом в корпус, про пегую лошадь, которая привозит им в телеге молоко в больших бидонах.

Руки у калек непослушные. И я лепила их руками. Это доставляло им неимоверное наслаждение. Вместо пальцев мы стали играть с «шариками», «колбасками» и «лепешками», и, надо сказать, наши спектакли стали куда разнообразней. Ведь шарик – это и голова, и мяч, и солнце, и полная луна, колбаска – это ствол и змея, лепешка – это шапка, и поле, и облако.

Как-то я вымолила у воспитательницы разрешение привести папу в этот корпус.

«Я был потрясен, – говорит папа, – тем, как ты, десятилетняя, понимала их. Когда тебе был годик, мы гуляли с тобой на бульваре, в коляске, и ты увидела группу немых и стала повторять их жесты, ты с ними разговаривала на их языке, но женщина, которая их сопровождала, сочла, что ты их передразниваешь, и велела тебя увести. И вот чудо: ты появляешься в палате, и понурые, бледные, прикованные к кровати дети улыбаются, тянут к тебе ручонки, и ты по-деловому раздаешь пластилин, но только тем, кто может удержать его в руках; тем, кто не может, ты быстренько что-то лепишь: уточку, или ослика, которые «здороваются» с ними за пальчик… И я подумал тогда: вот предназначение! И ведь правда, ты совсем не изменилась…»