Замок страдания - Literary Yandere

Literary Yandere

Замок страдания

Эта электронная книга является художественным произведением. Несмотря на возможные ссылки на реальные исторические события или существующие места, имена, персонажи, места и происшествия либо являются плодом воображения автора, либо используются в воображаемом значении, и любое сходство с реальными людьми, живыми или мертвыми, деловыми учреждениями, событиями или местностями является совершенно случайным. Текст представляет собой художественное произведение, автор не поощряет, не оправдывает, не одобряет и не поддерживает взгляды и действия, которые могут быть так или иначе отражены в тексте.

Роман содержит откровенные материалы и сцены жестокости, просмотр на усмотрение пользователя. Если вы затрудняетесь с отделением реальности от вымысла, пожалуйста, воздержитесь от прочтения. Не показывайте этот материал людям, которых он может оскорбить.

Является частью серии «Темнорожденные: эпоха ураганов» вместе с романом «Поцелуй меня [до] смерти»

Мы живем на безмятежном островке неведения посреди черных морей бесконечности, и дальние плавания нам заказаны.

Говард Лавкрафт, «Зов Ктулху»

— Что Вы дали капитану, чтобы попасть на борт?

Винсент обернулся, все еще мысленно молясь, чтобы приступ головокружения не перерос в морскую болезнь. Тем меньше ему хотелось этого перед незнакомцами. В особенности же — незнакомками.

Девушка в желтом шелковом жилете без рукавов, с отпущенными на волю ветра длинными волосами встала рядом с ним, облокачиваясь на борт и глядя перед собой.

— Заплатил. Всё очень просто.

— О нет. Невозможно. На этот круиз за деньги не попадешь. — Девушка поежилась, поводя голыми смуглыми плечами. — С тех пор, как ураганы явили из морских пучин новые острова…

— И сокрыли некоторые из прежних…

— Да… — Девушка опустила голову, подняла плечи. — Мало кто стремится попасть на остров Картера.

— Я предпочитаю называть его правильно: Селефаис. — Винсент поправил очки на носу.

— Ах, вот чем Вы заплатили капитану. — Девушка оторвала взор от водной глади и взглянула на собеседника. Точно только теперь он стал достоин того, чтобы она рассмотрела его.

И она не торопилась, молча исследуя лицо молодого человека. Затем на миг опустила ресницы, окидывая взором его с головы до ног.

— Винсент. — Чтобы разбить неловкость, он представился.

— Полностью. — Девушка снова вскинула ресницы, впиваясь в глаза собеседника острым взором.

— Винсент Мейсон.

— О, моя любимая фамилия! Точно как название синдрома, из-за которого людей тянет к монстрам. И наоборот. — Она улыбнулась. Зубы у нее оказались крепкие, ровные, и желтые, как у животного.

Винсент предложил ей сигарету. Пальцы девушки собрались щепотью и замерли на миг, размышляя, принять ли подношение.

— Можешь называть меня Кресси. Я пользовалась этим именем… — Она прикусила губу не дольше, чем на пару секунд. — …не здесь.

— Как бы иначе я должен был к тебе обращаться?

— «Ваше высочество». — Она вновь улыбнулась, не давая ему понять, шутит или говорит всерьез.

Кресси взяла сигарету и позволила Винсенту поднести к ее лицу зажигалку. Безжалостный ветер, плясавший над водой, неохотно позволял огоньку взвиваться ввысь даже на длину ногтя.

Пламя бросило на лицо Кресси кружево теней, и Винсент сам не понял, зачем так резко отдернул руку с зажигалкой, как только кончик сигареты вспыхнул оранжевым.

Она была красива, но из тех женщин, в которых все-таки чувствуется что-то неуловимо отвратительное. Слишком крупные влажные губы, слишком хищный нос, слишком большие темные глаза. Должно быть, мексиканские корни, отметил про себя Винсент, чтобы оправдать хотя бы в мыслях, почему так внимательно рассматривает незнакомку, не в силах оторваться.

— Нравится вид?

— Я… а, да. — Винсент понял, что Кресси имеет в виду горизонт. Винсент прежде не был в море и затруднялся сказать, так ли всегда выглядит закат, красящий в винный и золотой бесконечную волнующуюся поверхность воды. На мили и мили вокруг.

Кресси, казалось, наслаждается. Ветер, все усиливающийся, трепал ее волосы, и девушка купалась в его порывах, точно собиралась вскинуть по-птичьи руки и упорхнуть. Винсент подумал, что не удивился бы. Он видел слишком много чудес на своем относительно коротком веку. И каждый раз, прежде чем случалось нечто из ряда вон выходящее, он чувствовал своего рода зуд в затылке. Руки его холодели от страха и предвкушения разом. И вот теперь Винсент ощущал ровно то же самое.

Но дело, конечно, было не в Кресси.

Ветер усиливался.

— О чем таком ты жалеешь, что не идет у тебя из головы? — Кресси спросила просто, будто между делом.

Винсент не нашелся, что ответить, просто смотрел пораженно в ее игривое лицо. Она точно поинтересовалась у него о любимой песне, и не понимала, почему он не отвечает.

— У всех есть такие мысли. — Она выбросила окурок за борт. — Я просто любопытствую.

Винсент так же поступил со своей сигаретой: щелчком отправил ее в море.

— Становится холодно.

— Тогда идем в мою каюту. — И это Кресси тоже сказала легко и естественно.

Обуви Кресси не носила, и ее ноги оставляли на темной палубе влажные следы. Винсент смотрел на каждый, переводя взгляд, только когда впереди появлялся следующий отпечаток. Он не мог отвести глаз, точно зачарованный.

В каюте царил мрак, и Кресси вполголоса ругалась, не в силах зажечь свет. Винсент не видел даже смутной тени, однако рискнул сделать несколько шагов, вытянув перед собой руки на манер лунатика. Мог бы подсветить своим телефоном, подумал он запоздало — вправду, мог бы, если б прихватил его с собой. Остров Картера не дружил с технологиями нового века, как писали в газетах. Что касалось работы, Винсент полагался на свой старомодный фотоаппарат. Когда-то, еще в студенческие годы, ему пришла блажь делать фото на ретро технике — что обеспечило ему самый запоминающийся и расхваленный диплом на курсе. Но тогда Винсент и представить не мог, как через годы возблагодарит себя за ту юношескую причуду. Теперь давний каприз мог стать его спасением.

Корабль содрогнулся, и Винсент потерял равновесие. В попытке ухватиться хоть за что-то он почти рухнул на Кресси, но ее обжигающий рот, прижавшийся к его губам, заставил Винсента забыть обо всем.

О многом, по крайней мере. И надолго.

Я должен казаться ей холоднее трупа, подумал он — несколько озадаченно, уже вжимаясь лбом в ее грудь, пышущую лихорадочным жаром. Пока ее рука пробиралась под его ремень.

Тьма так и не рассеялась, и Винсенту остались только три чувства для того, чтобы узнать Кресси ближе: он обнимал ее за талию, чувствовал на языке вкус ее кожи, слышал ее жаркое дыхание… и не искаженный смущением голос.

У нее оказалось самое горячее