Фраерок везухи в стиле Эмо - Нина Ленегор

Нина Ленегор

Фраерок везухи в стиле Эмо

Свесив лапу с подоконника, обняв полосатым хвостом керамический горшок с орхидеей, которую мама величала не иначе как «пафиопедилум сукхакула», Обормот беззаботно мурчал о чём-то своём кошачьем. Рита забросила подальше в письменный стол учебники, с планшетом забравшись на диван, подбирала наряды и макияж виртуальным барышням. Суперово! Родоки на все выходные уехали загород с приятелями. А то била бы по ушам истерия спортивных комментаторов из папиного ноутбука, папа прыгал и кричал, что потерпевший. Мама по телефону с сотрудницей Таей в сотый раз обсуждала бы коллегу, против которой они вдвоём дружили. «Как тебе Ларкина новая кофтейка-разлетайка? Во-во, небось, на рыночной распродаже у китайцев за сотку выторговала! Туфли видела? Дерматин, и цвет серо-буро-малиновый! Что? Её собачка куражная? Даже слышать не хочу! Никакая она не померанский шпиц, а помесь морской свинки с ёжиком! Говорит, муж в отпуске, уехал с друзьями на Байкал? Какая там рыбалка? За бабами он охотится на тёплом побережье! Оно и понятно, от такой зануды, как Ларка, любой мужик сбежит не то, что на Байкал, сам утопится в Бермудском треугольнике!».

Зажужжала, закружилась по бежевому велюру дивана мобилка. Денька! Рита радостно схватила телефон, но на экране высветилась «мама».

– Привет, ребёнок! Как дела? – Всё также… И сколько просить, не называй меня «ребёнок»! Я взрослая уже! – включила хандру Рита.

– Хорошо, взрослый ребёнок! Надеюсь, ты не в куколки играешься, а готовишься к вступительным экзаменам? – Надеяться не вредно… – Как-то ты всё холодком! А расслабляться некогда, через месяц вступительные экзамены! Это тебе не халам-балам, а юридический вуз! А не желает Рита ни в адвокаты, ни в прокуроры, ни в сыщики, ни в какие другие жандармы! Выучится она только на ветеринарного доктора – без вариантов! Будет лечить собачек, кошечек, птичек, хомячков, черепашек. Но родоки её засмеяли – не престижно, не модно. По барабану им, что с пятого класса Рита роется в энциклопедиях, штудирует атласы животных и каждые выходные бегает помогать в соседнюю ветеринарную клинику, где её прозвали «Айбо-Рита».

– На диван с ногами не залазь! Кота гони с подоконника, а то ненароком свалит мою «пафиопедилум сукхакула»! – раздавала указания мама.

– Мамуль, не «трои»! У нас с Обормотом всё «пучком»! – Язык не поворачивается такого красавчика Обормотом называть… – Потому что не «симпосибл» быть красивым таким… Хоть кличкой кота подпортить, сделать мужественней!

– Ладно, твоя животина – обзывай хоть «горшком»! Но эти «трои», «пучком», «симпосибл» и прочие издевательства над русским языком… Ещё раз услышу… – Ну, да, это ж не «пафиопедилум сукхакула»…

– Короче, лучше не зли меня…

– И что мне будет? В угол поставишь, коленями на горох? – хохотнула Рита.

В этот раз мамина фантазия споткнулась на очередной акции промывания мозгов, дежурные нравоучения не успели развернуться в бесконечность нудного рэпа. Кстати, музон… Рита одела наушники и улетела в мир модных рок-групп. Но что-то вдруг стало мешать, отвлекать – она сняла наушники. Обормот странный, глаза горят, напыжился, шерсть дыбом, как после стирки без антистатика. Во дворе Батон лает, разрывается. Рита вышла из дома – никого, за калитку выглянула – тоже никого. Пёс немного успокоился, виновато хвостом виляет. Рита вернулась в дом, одела наушники, но снова как-то не по себе, музыка мимо ушей в никуда улетает. Она приоткрыла глаза, и на тебе – минорный стоп-кадр! Посреди комнаты незнакомый мужик, похожий на жэковского сантехника! Сдёрнув наушники, Рита испуганно спрыгнула с дивана.

– Вы… кто… откуда?

– А чё это входная дверь не закрыта? – хриплый недобрый голос.

Привычные благородные ароматы цитрусового фрэша и свежемолотого кофе родного жилья пробил чужой крепкий запах пота, перегара и дешёвых папирос.

– Как вы в дом вошли? Без разрешения…

– Я звонил, звонил… Потом толкнул калитку, она и открылась! – А Батон, как вас пропустил?

– Батон? Кто такой Батон? – Пёс наш, породы кане корсо… – А…, кобелёк, который у тебя во дворе. Молоденький ещё, не матёрый. Дурашка… – Не дурашка он! – обиделась Рита.

– Спит твой Батон, храпа даёт… – Спи-и-ит…, храпа даёт? Такого не может быть! Здесь что-то не то! Уходите, не то я сейчас закричу!

– Да, погоди, ты, верещать! Котофея до смерти напугала! Со страху у него и уши отвалились! – На вас у Обормота агрессия! Недобрых людей он за километр чувствует! – А Обормот – кто? – Кот! – То Батон, то Обормот – чудно! Хорош про кота ясновидящего. Ты чё, меня совсем не помнишь? – С чего мне вас помнить, если раньше никогда в глаза не видела? – Семён я, сосед твоей бабушки. Твоя ж бабушка – тоже Маргарита? – Допустим… Что с того? Моя бабушка Маргарита давным-давно померла!

– Я знаю – имя тебе дали в память о бабушке…

– Тоже мне секрет, будто пин-код банковской карточки Сороса выдал! И что теперь, мы – родственники? По-свойски, можно вваливаться к нам домой?

– Пацаном я влюбился в Марго. Лет тринадцать мне было, а ей – чуток больше двадцати. Как-то даже с бельевой верёвки тайком её ночнушку снял, в обнимку спал… Не знаю, догадывалась она или нет, что я по ней сохну… В окна подглядывал, к мужу ревновал, даже убить его задумывал. Неожиданно рано она померла, твою мамку Маринку совсем маленькую сиротой оставила. Давно это было, на могилку к Марго я цветочки до сих пор ношу.

– Ах, как мило – «мыло» Болливуда! Слёзы-сопли индийского кино! – Бесчувственная ты какая-то… Вот скажи, тебе сейчас сколько годков? – Сто одиннадцать! Разве не заметно?

– Не спеши, девочка, стариться, успеешь! Поди, лет шестнадцать – семнадцать! – А хоть сколько, тебе-то какое дело? – фыркнула Рита.

– Сильно ты похожа на ту Маргариту, хотя поганишь себя черными мазилами вокруг глаз, губы, ногти. Вместо бровей, металлолома натыкала… В ноздрях заклёпки… – Не заклёпки, а персинг! Бе-е-е… – не поскупилась на негатив Рита.

– Мать моя женщина! И на языке головка булавки… А если ненароком проглотишь? – ахнул Семён.

– Yes! – будто стоп-кран дёрнула Рита.

– Всё равно, ты мне нравишься! – Абзац! Зашквар! Ты, дед, видать, дурку словил! Белка бьёт в голову? Вали отсюда подобру-поздорову! Сейчас родоки вернутся! У меня папа, знаешь кто? Бывший десантник! Сослуживцы его «Барс» до сих пор называют! Враз голову тебе оторвёт, хребет через колено хрястнет!

– Не вернутся они, уехали на пикничок, водочку попивают, шашлычком закусывают! – Тогда…, тогда я милицию сейчас вызову! – задрожал голос Риты.

– Та, ну её эту милицию, кому она может помочь? Иди ко мне, моя куколка, приголублю тебя! – Что-о-о…? Приголубишь…? Только прикоснись ко мне своими грязными лапами! Не твоя я куколка, урод! Не трогай меня! – взвизгнула Рита.

Она беспомощно забилась за тумбочку в углу комнаты. Семён схватил её за локоть, резко потянул к себе. Тумбочка перекинулась ему на ногу. Семён запрыгал на месте, зашипел.

– У, сука… Отбежав, Рита схватила утюг с гладильной доски – швырнула в непрошеного гостя. Утюг с отпущенным шнуром воздушным змеем пролетел через всю комнату и воткнулся в зеркало, оставив роковую трещину. Рита бросилась наутёк. Семён догнал, поднял её на руки. Как обезьянка, она цеплялась за лутку двери, шкаф, спинку кровати, визжала, отбивалась руками, ногами. Но мужик сильный, и вот уже Рита бессовестно распята на родительской постели, с неё срывают майку, шорты. Бешено зашипел Обормот, спина горбом, хвост ершом, динамитом рванул с подоконника. Цветочный горшок с «пафиопедилум сукхакула» грохнулся на пол и взорвался. Осколки итальянской керамики, комочки земли, веточки нежной орхидеи, поднявшись в воздух, медленно осели на пол. В хищном прыжке Обормот мёртвой хваткой впился когтями в ногу Семёна.

– Откуда ты взялась? С того света, что ли? Не кусайся! Я сказал, не кусай-ся-я! У, зараза! Расцепи зубы-ы! А-а-а-а-а! Больно-о-о-о! И ты, котяра блохастый, отвяжись! Не царапайся! Убери когтяры! Брысь! Пошёл вон, скотина! – вдруг завопил Семён.

Схватившись за окровавленную щеку, он отпустил Риту и метнулся к входной двери, на ходу отбиваясь от Обормота, без оглядки выскочил из дома.

Ошарашенная Рита поднялась, натянула одёжку, убрала волосы с лица. Вместо Семёна, как из тумана, девушка со знакомыми чертами лица. Чинно обтирает уста батистовым носовым платочком с кружевной окантовкой.

– Я прокусила Семёну щеку, вот он тебя и отпустил. Сбежал… – голос смирный, монотонный, будто вода журчит из поломанного крана.

– Так, значит, это ты того гада укусила? – изумилась Рита.

– Да, я щеку прокусила Семёну, а котик ему ногу искромсал. Не волнуйся, дорогу сюда Семён теперь навсегда забудет.

– А ты кто? Откуда взялась?

– Маргарита я…, бабушка твоя…

– Ба-бабушка? Маргарита? Та самая, которая давным-давно померла? Хочешь сказать, ты – привидение? – ошарашилась Рита.