Тринадцать шагов вниз - Рут Ренделл

Рут Ренделл

Тринадцать шагов вниз

Глава 1

Микс стоял там, где должна была быть улица. Первоначальное изумление и неверие отступили, и теперь его душило горькое разочарование. Как они посмели? Как могли уничтожить исторический памятник? Дом обязан был стать музеем, с мемориальной дощечкой на фасаде и садом, любовно сохраненным, достопримечательностью для туристов. А если бы им понадобился экскурсовод, то лучшей кандидатуры, чем он сам, просто нет.

Все было новым, аккуратным и бездушным. «Бездушный» — он с гордостью отметил, что сумел подобрать такое слово. Все такое миленькое, с отвращением думал он. Типично для яппи. Конечно, он знал, что незадолго до его рождения название улицы сменили с Риллингтон-плейс на Растон-Клоуз, но это была даже не Растон-Клоуз.

Микс прихватил с собой старую карту, но она оказалась бесполезной: искать на этой карте улицы — все равно что выискивать черты ребенка в лице пятидесятилетнего. Правильно, пятьдесят лет. Прошло полстолетия с тех пор, как поймали и повесили Реджи. Но если им так уж хотелось сменить название, могли бы повесить табличку «Бывшая Риллингтон-плейс». Или какой-то знак, чтобы прохожие понимали, что здесь владения Реджи. Сотни людей проходили по этой улице. Одни были полны надежд и разочарований, другие не знали историю этого места: их взгляду представали только аккуратные кирпичные домики, любовно возделанные клумбы, бальзамины, герань и деревья с золотистой и светло-бежевой листвой.

Стояла середина лета: прекрасный день, безоблачное синее небо. Зеленели газоны. Розовый плющ увивал стену дома. Микс отвернулся. От злости сердце колотилось сильнее и громче — бум-бум-бум. Знай он, что все переделали, сто раз подумал бы, прежде чем снять квартиру на Сент-Блейз. Он пришел в эту часть Ноттинг-Хилла лишь потому, что здесь жил Реджи. Конечно, молодой человек знал, что самого дома больше нет, но был уверен, что, по крайней мере, местность будет узнаваема. Трусливые людишки избегали бы этой улицы, и только энтузиасты-интеллектуалы были бы здесь частыми гостями. Но по улицам ходили трусы — брезгливые политкорректные особи. Они только посмеются над такими, как он, подумалось Миксу, и станут кичиться тем, что на историческом месте строят безвкусные здания.

Собираясь на эту прогулку, Микс рассчитывал получить удовольствие. Удовольствие! Как часто в детстве обещанное удовольствие оборачивалось разочарованием. Даже слишком часто. И ничего не изменилось, когда он повзрослел и стал самостоятельным. Но он не будет снова переезжать, тем более уже заплатил Эду за ремонт кухни. Микс повернулся спиной к симпатичным новым домикам, деревьям и цветочным клумбам, медленно пошел по Оксфорд-гарденс и свернул на Лэдброук-гроув, чтобы посмотреть, где жила первая жертва Реджи. По крайней мере, тут ничего не изменилось. Глядя на дом, можно было подумать, что его не ремонтировали с 1943 года, со дня смерти той женщины. Видимо, никто не знал, в какой именно комнате она жила, — в книгах об этом не упоминалось. Микс смотрел на окна, пытаясь угадать, какое из них «то самое», но кто-то обратил на него внимание, и он решил, что будет благоразумнее убраться.

Перекресток Сент-Блейз-авеню и Оксфорд-гарденс был засажен декоративными вишнями, там располагался торговый центр, но дальше район становился все обшарпаннее — муниципальные дома шестидесятых годов, лавки, химчистки, магазины, торгующие запчастями для мотоциклов. И особняк, единственный на всю округу, который не поделили на квартиры. Сент-Блейз-хаус. Лучше бы снесли все это, подумал Микс, покидая Риллингтон-плейс.

Никаких вишен, только огромные пыльные деревья с крупными листьями и ободранной корой. Отчасти из-за них район казался слишком темным. Микс остановился перед особняком и, как всегда, задумался, какого черта старуха не продала его давным-давно.

Трехэтажный, некогда побеленный, а теперь серый, лестница, ведущая к внушительной парадной двери, почти скрытой в глубинах крыльца с колоннами. Почти под карнизом находилось круглое окно, в то время как остальные были прямоугольными. Все настолько грязные, что казалось, будто их не мыли много лет.

Микс вошел внутрь. Когда он впервые здесь оказался, то подумал, что один только коридор здесь размером с квартиру — большой, квадратный и темный, как и весь дом. По стенам зачем-то стояли стулья с изогнутыми спинками, один — под большим зеркалом в деревянной раме, с. зелеными пятнами, похожими на островки в море. Несколько ступенек вели в подвал, но Микс ни разу там не был, и, насколько он знал, туда долгие годы никто не заходил.

Заходя, он всегда надеялся, что старухи не окажется, и обычно так и случалось, но сегодня ему не везло. В своем обычном длинном кардигане и юбке она стояла у огромного стола, который, наверное, весил тонну, держа в руках цветную рекламку тибетского ресторана. Увидев его, она произнесла:

— Добрый день, мистер Селлини.

Она растягивала слова на великосветский манер и вкладывала в них, как показалось Миксу, изрядную долю презрения.

Если он не мог избежать беседы с Гвендолин Чосер, то изо всех сил старался произвести на нее впечатление. Впрочем, ему ни разу это не удавалось.

— Ни за что не догадаетесь, где я был, — сказал он.

— Конечно, нет, — отозвалась она, — даже пытаться не буду.

Ехидная старая перечница.

— В Риллингтон-плейс, — сказал он, — или, можно сказать, там, где она раньше была. Хотелось посмотреть, где Кристи сжег тех женщин, но от дома не осталось и следа.

Старуха положила на стол рекламку, которая, без сомнения, пролежит там много месяцев. А потом она удивила его.

— Я была там однажды, в молодости.

— Да? А зачем?

Он понимал, что она не расскажет. И не ошибся.

— По своим причинам. Вообще я пробыла в доме не больше получаса. Он был неприятным человеком.

Микс не смог удержать восторга.

— Какое впечатление он произвел на вас? Вы чувствовали, что находитесь рядом с убийцей? А его жена тоже там была?

Старуха холодно рассмеялась.

— Ради бога, мистер Селлини, мне некогда отвечать на ваши вопросы. У меня дела.

Какие еще дела? Старая ведьма практически ничем не занимается, только читает, насколько ему известно. Прочитала, наверное, тысячи книг. Микс был разочарован. Она подразнила его, но толком не ответила. Наверняка знала о Реджи очень много, но была слишком замкнута, чтобы говорить об этом.

Микс начал подниматься по лестнице. Он ненавидел ее всей душой, хотя она не была ни узкой, ни шаткой, ни крутой. Ступенек было пятьдесят две, и хуже всего, что они делились на три пролета: двадцать две в первом пролете, семнадцать во втором и тринадцать в последнем. Цифра «тринадцать» расстраивала Микса больше, чем неприятные сюрпризы и грубая старуха. К счастью, номер дома был пятьдесят четыре.

Однажды, когда старой Чосер не было, Микс сосчитал спальни, кроме своей собственной, и обнаружил, что их девять. Некоторые обставлены, если это можно назвать мебелью, некоторые пустые. Весь дом был грязным. Хотя старуха иногда бродила с тряпкой, Микс понимал, что генеральную уборку не делали годы, а то и десятилетия. Деревянные картины с вырезанными щитами, шлемами, мечами, лицами и цветами, листьями, венками и лентами тонули под толстым слоем пыли. Перила и карнизы, как и картины на стенах, затянуты паутиной. Старуха Чосер жила в этом доме всю свою жизнь. Сначала с родителями, потом только с отцом, а еще позже — одна. Микс больше ничего о ней не знал.

Он даже не знал, почему она превратила три верхние комнаты в квартиру.

После первого пролета лестница сузилась, а на самом верху ступени были выложены плиткой, а не устланы ковром. Микс никогда раньше не видел лестницу из черной блестящей плитки. Какие бы ботинки он ни надевал, каблуки жутко стучали или клацали, и молодой человек считал, что старуха нарочно сделала ступени такими, чтобы точно знать, когда ее квартирант приходит и уходит. Он уже даже привык снимать туфли и передвигаться в носках. Это совершенно не значило, что он занимался чем-то из ряда вон выходящим, просто не хотелось, чтобы старуха лезла в его дела.

Пол лестничной площадки пестрел разноцветными пятнами — через витражное окно пробивался свет. Витраж являл собой изображение девочки, заглядывающей в горшок с каким-то растением. Когда старая Чосер впервые привела его сюда, она назвала это окно «окном Изабеллы», а картину — «Изабелла и горшок с базиликом». Впрочем, для Микса это ничего не значило. Насколько он знал, базилик можно купить в «Теско», а девочка казалась больной из-за белого лица. И Микса не порадовало, что придется каждый раз созерцать этот витраж.

Микс называл свое жилище «квартирой», но старая Чосер говорила, что это «комнаты». По мнению Микса, старуха жила прошлым. Только в отличие от большинства стариков она отстала от жизни не на тридцать-сорок лет, а на целые сотни.