Судить буду я - Рауль Мир-Хайдаров

Мир-Хайдаров Рауль

Судить буду я

Рауль Мир-Хайдаров

Судить буду я

Пока человек со свежим шрамом на лбу, припадая на левую ногу, одолевал просторный холл ресторана "Лидо", принаряженного к Новому году, у Миршаба мгновенно пересохло в горле, и он остро почувствовал, как не хватает ему воздуха. Он бросил взгляд на бармена за стойкой и сказал, пытаясь унять волнение:

- Налей побыстрее чего-нибудь...

Но фраза спокойной не получилась, нервно свело скулы, и оттого слова прозвучали робко, тревожно, просительно - куда подевались обычная властность, металл в голосе. Тревога читалась и на вмиг осунувшемся, бледном лице, хотя Салим Хасанович умел себя держать, и человек за стойкой знал это.

Странный хромой посетитель, выпивший подряд из двух разных рюмок водку, вселил нервозность и в вальяжного бармена, и он тут же дал промашку. Вместо традиционного особого армянского коньяка он налил водку из запотевшей бутылки и заметил свою оплошность в последний момент, когда Салим Хасанович уже поднес рюмку к губам. Удивительно: педантичный и капризный любовник директрисы "Лидо", не отрывая взгляда от ковылявшего к выходу болезненного вида человека, жадно проглотил рюмку и жестом попросил повторить, хотя, бармен точно это знал, Хашимов водку не пил.

Бармен наполнил рюмку в протянутой руке и тоже невольно устремил глаза к выходу. Он увидел, как Карен необычайно подобострастно склонился в поклоне, открывая дверь, и тут же, задернув штору, кинулся почти бегом к бару, словно чувствовал призывный взгляд Миршаба.

Точно так же, как и Салим Хасанович со странной кличкой Миршаб - Владыка ночи, к которой бармен никак не мог привыкнуть, он жадно потребовал:

- Налей поскорее чего-нибудь, - но, увидев бутылку "Столичной" в руке бармена, добавил: - Лучше водки, да побольше, целый стакан.

Выпив залпом, не обратив внимания на поданный бутерброд с икрой, Карен обратился к человеку, которого он всегда называл "шеф".

- Он заглянул случайно или пришел испортить нам Новый год?

Хашимов подумал: "Вот если бы ты справился с заданием, раздавил "жигуленок" вместе с прокурором в лепешку, сегодня бы у нас не возникли проблемы и праздник прошел без огорчений". Но вслух он сказал другое:

- Не случайно. Он объявил, что включил мне счетчик, и напомнил, что мы с Сухробом слишком много ему задолжали. Понимаешь?

Шок у него прошел, и Миршаб вполне владел своими эмоциями, да ему и хотелось перед Кареном выглядеть спокойным, уверенным, он знал, что тот влюблен в Шубарина за его хладнокровие, выдержку, манеры. Брат Карена, Ашот, долго служивший телохранителем у Артура Александровича, сам "человек без нервов", поражался всегда уравновешенности Шубарина и считал своего босса образцом для подражания. Поселять в Карене страх, тревогу не следовало. Всегда осторожный Миршаб заговорил, забыв про парня за стойкой, но тот сам инстинктивно почувствовал, что ему следует держаться подальше, и бочком, незаметно, покинул рабочее место. Посетитель с рваным шрамом на лбу напугал и его.

Что могли означать его слова "За жену, за сына..."?

Бармен хорошо знал многих "деловых" и "крутых" людей в городе, ибо бар в "Лидо" пользовался популярностью у этого рода публики из-за великолепного ассортимента баснословной дороговизны, что делало его недоступным для случайных посетителей, но, напрягая память, никак не мог припомнить хромого клиента, судя по внешности, местного. Он уже так привык к всесилию хозяина, человека из Верховного суда, и не мог поверить, что есть кто-то, могущий вселить тревогу в Миршаба, да еще в канун Нового года. Но такой человек существовал и сам заявился в "Лидо", это читалось на лицах беседующих у стойки людей.

Салим Хасанович, уловив тревогу в душе Карена, перевел разговор в романтическую плоскость, столь обожаемую в уголовном мире, особенно начинающими.

- Слишком театрален прокурор, или у него не выдержали нервы. Помнишь, дорогой, у Стивенсона, в "Острове сокровищ", одноногий пират приносит жертве черную метку? Так случилось, что и мы сегодня получили от Ферганца метку...

- Как бы то ни было, благородный поступок с его стороны, он играет в открытую... - ответил Карен.

- Благородство - дорогая штука, не каждому по карману... - закончил туманно Миршаб и, пожелав боевику весело встретить Новый год, поспешил в кабинет Наргиз.

Наргиз по внутреннему селектору отдавала последние наказы на кухню, и Салим Хасанович, придвинув к себе ярко-красный кнопочный телефон, набрал номер дежурной на этаже института травматологии, где лечился прокурор республики. Он помнил его наизусть.

- Скажите, пожалуйста, не поздно ли будет часа через два занести праздничный ужин прокурору Камалову? - спросил он любезно, поздравив дежурную по этажу с наступающим Новым годом.

- Кто спрашивает? - поинтересовалась на всякий случай медсестра, видимо, люди из отдела по борьбе с организованной преступностью прокуратуры республики провели соответствующий инструктаж.

- Салим Хасанович Хашимов, из Верховного суда, - ответил, довольный трюком, Миршаб.

- Спасибо за внимание и хлопоты, Салим Хасанович, но должна вас огорчить, прокурор встречает Новый год вне больницы.

- Он что, уже выписался? - удивился собеседник.

- Нет, отпросился у профессора Шаварина ровно на сутки, ему еще долго у нас находиться...

Ответ любезной медсестры успокоил Миршаба, и он, удовлетворенный, положил трубку. Наргиз, слышавшая разговор, спросила:

- Ты хотел поздравить с Новым годом Камалова?

- А почему бы и нет, коллеги все-таки, одним делом занимаемся, у нас един Бог - правосудие. Не приведи аллах попасть в аварию, я ведь тоже на машине день и ночь мотаюсь. - Ему не хотелось впутывать любовницу в свои дела, но на всякий случай он отметил, что обеспечил себе бесценное алиби. Медсестра наверняка при необходимости подтвердила бы телефонную беседу.

На улице уже смеркалось, и во дворе разом вспыхнули фонари. Сквозь большое оконное стекло холла в свете ярких ламп снег падал особенно театрально, словно в замедленной съемке, и поднимал предпраздничное настроение. Две заснеженные чинары у ограды в обманчивом вечернем освещении издали походили на ели. "Зря их не догадались нарядить", - подумал Салим Хасанович и вспомнил про подарок для Наргиз.

Проклятый Ферганец, чертыхнулся про себя Миршаб, из-за него он совсем забыл про новогодний подарок. Обидеть в такой день любимую женщину непростительная ошибка, объяснения в таком случае не принимаются!

Но Ферганец не шел у него из головы никак, и Миршаб вдруг подумал, что, если он сейчас, тут же, не вручит Наргиз презент, он опять может о нем забыть. Мысли его против воли крутились только возле прокурора, и не было в них места ни для праздника, ни для Наргиз, которую он все-таки любил.

Наргиз, заметив, что ее покровитель чем-то озабочен, подошла к нему и нежно погладила по голове. Волосы у Салима, уже чуть тронутые сединой, слегка вились, сами без особых ухищрений парикмахера укладываясь в прическу, придававшую ему импозантный вид. Что-то актерское было во внешности, манерах Миршаба, в его постоянном внимании к своему гардеробу. Ласки Наргиз всегда успокаивали Миршаба, но тут он обрадовался другому: появился вполне естественный момент вручить подарок. Из внутреннего кармана темно-синей вечерней "тройки" он достал тяжелое, пятирядное колье из розового жемчуга. Вчера одни люди в благодарность за услуги занесли целый дипломат изящных вещей, и среди них это чудесное изделие в роскошной коробке из золотистой замши. Колье отличалось тем, что в середине все пять рядов жемчуга соединялись с удивительной красоты изумрудным кулоном. Целый час, отбросив дела в сторону, любовался он работой, пытался найти хотя бы две разные жемчужины - хоть по цвету, хоть по размеру, хоть по форме, но китайский жемчуг из Гонконга оказался без единого изъяна. В дипломате были и другие украшения, но сегодня, в Новый год, он остановил свой выбор на колье, вспомнил, как в день ограбления прокуратуры Беспалый обещал подарить Наргиз жемчужное колье...

- Закрой глаза, - попросил Миршаб, и, привстав, застегнул колье на высокой, лебяжьей шее любимой женщины, на миг ощутив тяжесть ее жгуче-черных волос.

В последние годы Ташкент наводнили жемчугом, особенно много его привозили армяне-репатрианты, о чем некогда поведал Артем Парсегян по кличке Беспалый, а теперь, когда появился свободный выезд в Китай, привозили уйгуры и дунгане, проживающие в Узбекистане и Казахстане. Но колье из пяти рядов розового жемчуга с огромным изумрудным кулоном Наргиз оценила сразу, хотя и имела целую шкатулку бус, она знала, что в старину мусульмане ценили жемчуг дороже бриллиантов.

- Спасибо!.. - искренне поблагодарила Наргиз, обвив шею давнего любовника горячими руками, она не сомневалась, что Салим любит ее.

Подарок обрадовал и огорчил одновременно: она подумала, что он засобирался домой, оттого такая поспешность с колье, хотя Миршаб особенно не спешил. Налюбовавшись драгоценностью у зеркала, Наргиз заглянула в соседнюю комнату, где уже был сервирован стол на двоих. На улице совсем стемнело, а окна ее личных апартаментов выходили на глухой двор, и оттого в зале стояла темнота, но Наргиз не включила свет, а зажгла ароматные свечи в тяжелых четырехрожковых бронзовых шандалах, стоящих в центре стола, от света которых заиграли длинные причудливые тени на тонком фарфоре и столовом серебре, задвигались тени по высоким стенам. Подумав, она зажгла гирлянды на небольшой, щедро наряженной елочке в углу, и только потом пригласила Миршаба в зал. Мягкая лирическая музыка, а точнее саксофон знаменитого Папетти, доносящийся из огромных динамиков по углам комнаты, хвойный аромат от быстро оплывающих свеч, светящаяся огнями, блистающая украшениями елка, стол, белевший во тьме зыбким квадратом с дрожащими на нем тенями, изысканно сервированный на двоих, - все это вернуло Миршабу утерянное ощущение праздника, и он, обняв Наргиз, волнуясь, прошептал ей на ухо: