Испепеляющая страсть - Кейси Майклс

Кейси Майклс

Испепеляющая страсть

Пролог

Кевин Ролингс стал восьмым графом Локпортом полгода назад, но, как ни странно, до сих пор не ощутил в полной мере своего нового социального и материального статуса.

Возможно, он слишком долго ждал того момента, когда наконец станет пэром, унаследовав это звание от сварливого старика — двоюродного деда. Год за годом проходил в ожидании, скуке и попытках скрыться от кредиторов. И долгожданное разрешение всех проблем не принесло Кевину радости — а он всегда верил, что принесет.

Единственное, что принес ему титул, — это хлопотные поиски будущей графини. Сама мысль о брачных узах — этом безумном социальном институте, обязывающем людей ездить в Олмак и совершать множество других бессмысленных ритуалов: посещать балы, вечеринки, рауты, «венецианские завтраки», — рождала инстинктивное желание где-нибудь спрятаться. Но скрыться было негде — граф был обязан найти себе жену.

Естественно, в обществе заговорили о том, кого же изберет Ролингс в качестве счастливой невесты (его имя связывали с дюжиной молодых девиц и заключали пари о том, кого он предпочтет), однако нескончаемые призывы определиться не вдохновляли новоиспеченного графа, и ни одна из дебютанток высшего света не могла похвастаться его вниманием. Разочарованный, «байронический» вид жениха делал его еще более привлекательным в глазах юных леди, так что положение его становилось просто невыносимым.

Сезон уже заканчивался, после 4 июня — дня рождения Георга III — Лондон опустел, а Кевин ни на шаг не приблизился к браку.

Граф чувствовал себя утомленным, потерянным и размышлял, чем бы занять свое время.

Уже в течение нескольких месяцев Кевин «блистательно игнорировал» письма своего адвоката, призывавшие его явиться в новообретенное загородное поместье в Сассексе, известное многим поколениям как Холл.

Может быть, смена обстановки излечит графа от меланхолии? Он сомневался, что выдержит больше двух-трех ночей в старом сыром доме, однако поездка в Холл, пожалуй, могла бы взбодрить его.

Решившись, Кевин приказал подготовить свой новый экипаж для путешествия в Сассекс, где он собирался представиться в качестве хозяина поместья слугам и соседям.

Как оказалось, то, что его слуга имел обыкновение паковать в дорогу слишком много вещей, сослужило графу хорошую службу.

Глава 1

— А вот и она, удирает к холмам по высокой траве, чтобы в ней поваляться — все бы ей дрыхнуть, — Хэтти Кемп тряхнула копной угольно-черных волос (втайне она гордилась ими — ни одного седого! — хотя все знали: кухарке уже шестьдесят). Она отвернулась от кухонной двери, чтобы призвать к порядку служанку Олив Зук, тоже смотревшую вслед босоногой девчонке, бегом удалявшейся от Холла.

— Ну-ка за работу, лентяйка! — прикрикнула Хэтти Кемп и замахнулась черпаком на съежившуюся служанку, которая направилась было к двери.

— Да, мэм, да, мэм, — бормотала Олив, судорожно приседая в неуклюжих реверансах и пытаясь таким образом замаскировать свое намерение все же выйти из кухни, при этом из вместительных карманов ее фартука сыпались катушки, булавки, скомканные бумажки и другие «сокровища», так что, отступая, она оставляла за собой след.

— Идиотка! — пробормотала себе под нос Хэтти Кемп, прежде чем бросить еще один, последний взгляд в сторону холмов, где мелькала, удаляясь, девчонка.

— Что ж, у тебя хватает ума держаться отсюда подальше, детка. Когда явится новый хозяин, если он, конечно, соизволит явиться, тебе перестанут выпадать такие денечки, — Хэтти Кемп сморгнула одну-единственную слезу и вытерла глаз уголком передника, а затем вернулась к работе.

Тем временем юная девушка — объект внимания Хэтти Кемп — знай себе, бежала вприпрыжку по холму, спускавшемуся к берегу Ла-Манша; ее рваное выцветшее платье высоко задралось, распущенные волосы развевались на ветру. Подпрыгивая, она напевала, кружилась в разнузданно-невинном танце и наконец упала на колени, чтобы полюбоваться пенными гребешками волн внизу. Свежий ветерок от воды повеял в лицо девушке, и она тряхнула головой, чтобы отбросить волосы со лба и щек, подставляя лицо теплому летнему солнцу.

Черты ее лица вряд ли вдохновили бы поэтов. У нее был короткий прямой нос; столь же обычный рот — разве что верхняя губа полновата; приятный круглый подбородок с небольшой ямочкой; глаза ясные, голубые, но не слишком большие; самым красивым в ней, пожалуй, были ушки — маленькие, в форме морских раковин.

И все же ее лицо нельзя было назвать непримечательным. У нее были темные брови красивой формы, такие же темные ресницы и густые волосы — не рыжие и не золотистые, их цвет представлял собой нечто среднее между двумя этими цветами, а пышность и блеск заслуживали самой высокой оценки.

Кожа у нее была, как и у всех рыжеволосых людей, молочно-белой и матовой, под солнечными лучами она быстро и болезненно краснела и покрывалась веснушками — именно это грозило девушке сейчас, когда она подставила лицо солнцу.

С глубоким вздохом опустившись на пятки, девушка оперлась руками о землю, вытянув их за спиной, выгнула спину и позволила волосам рассыпаться по густой траве. Эта поза обрисовала всю ее фигурку — стройную, мальчишескую — и высокую грациозную шею. У нее были тонкие руки с пальцами, сужающимися к концам, и длинные стройные ноги, ее нельзя было назвать ни костлявой, ни коротышкой — все соразмерно, все в пределах нормы.

Ее одеяние представляло собой нечто неописуемое. Оно было не только неряшливым или безвкусным, но и рваным и, как и вся девушка, не слишком чистым.

Девушка снова вздохнула — глубоко, прерывисто — и упала на живот, уронив голову на скрещенные руки. Ясно — это служанка, урвавшая несколько минут для отдыха от выполнения своих прямых обязанностей. И столь же ясно было, что ее что-то огорчает — какая-то мысль гложет ее, мешая наслаждаться окружающей идиллией.

Солнце поднялось выше, над холмом лениво пролетели несколько пчел, девушка спала. Она проспала всю вторую половину дня, и ее ровное дыхание лишь несколько раз сбилось и стало более глубоким. Наконец громкий шум прервал ее беспокойный сон.

Она нехотя проснулась, протерла глаза и небрежно заправила за уши спутанные волосы, в которых застряла трава, потом поднялась и вгляделась в сумерки — они уже сгустились, а от воды поднимался туман. Разглядеть что-либо было почти невозможно, зато она хорошо расслышала стук копыт не меньше чем четырех лошадей, звяканье сбруи и стук колес экипажа.

— Неужели это он? — громко спросила она траву и море, ведь вокруг больше никого не было. — Неужели великий и могучий лорд наконец снизошел к нам, чтобы вступить в свои права хозяина и господина? Никто никогда не приезжает в Холл, так что, должно быть, это он.