Чагинск. Книга 1 - Эдуард Николаевич Веркин

Эдуард Николаевич Веркин

снарк снарк: Чагинск. Книга 1

© Веркин Э. Н., текст, 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

Каменцевой Марии Алексеевне

* * *

Семнадцатого мая две тысячи девятого года президент США Барак Обама убил муху

Глава 1. Незримый енк

— Мой дед вырезал «Калевалу» на рисовом зерне, — похвастался Хазин.

Второй роман так и не взлетел.

Когда восемь попыток первой главы были убраны в правый нижний угол рабочего стола в многозначительном сантиметре от корзины, я понял, что это от настоящего. Настоящее время до́лжно смотрелось в «Пчелином хлебе» — особенно в экспозиции и в финале, оно изящно подламывало четвертую стену, сообщало тексту обязательную русскую глубину и напряженную европейскую округлость, шептало на ухо читателю, свойски подмигивало критику, рисовало между строками пространство и воздух, легкость; с зомби такие штуки не прокатывали.

Зомби категорически не желали действовать в настоящем, предпочитали прошедшее, иногда вынужденно смиряясь с будущим. Софья Романовна Спасская, ее бестолковая дочь Нюта, незадачливый, но уютный Нютин жених Савва с наивной признательностью впитывают ладонями тепло нагретых древним солнцем римских улиц, рассуждают об урожае девяносто шестого, ощущают на языке терпкие иглы бароло и одновременно упоительное сиротство в душе, они покорны умелой руке композитора; зомби же благодарны гораздо менее. Собственно, зомби вообще исключительно неблагодарны.

Чагинск, двенадцать тысяч жителей.

— Мой дед вырезал «Калевалу» на рисовом зерне, — повторил Хазин.

Пожалуй, врет, подумал я. Непременно врет. Рисовое зерно слишком мало, а «Калевала» все же объемная. На желуде, вероятно, можно.

— Почему именно «Калевалу»? — спросил я.

— Я же финн, — ответил Хазин.

У Чагинска нет даты основания. Краеведы, ссылаясь на раскопки стоянки «Ингирь-2», однозначно сходятся на уверенном домонголе, хотя в письменных источниках о поселении никакого упоминания найти не удалось, в годы же подъема Княжьего Погоста и Галича Мерьского удел сей был дик, безначален и пуст.

На картах Шуберта отмечено урочище Чаги, это первая половина девятнадцатого века. Тогда здесь располагались пост лесничего, будка смотрителя переправы, ямы дегтеваров и углежогов.

— Он начал работать на просяном зерне, но в процессе ослеп, — сказал Хазин. — Поэтому на рисовом. Оно хранится в музее Сольвычегодска, там отличный зал миниатюристики.

Врет, окончательно убедился я. Хазин неплохо врет, однако в музее Сольвычегодска нет отдела миниатюристики, я знаю.

На атласе Ильина обозначено уже село Чагино, а в записках путешественника Ухтомского, датируемых царствованием Александра Третьего, упоминаются церковь в этом селе, водонапорная башня при вокзале, грузовой двор и концессионная лесопилка.

В тысяча девятьсот восемнадцатом, когда Ярославль, Рыбинск и некоторые ходы Северных железных дорог оказались в очаге антибольшевистского мятежа, в Чагинске формировалась рота революционных путейцев и заседал Исполнительный комитет, в честь него впоследствии назвали новый постоянный мост через Ингирь, а в честь командира революционных железнодорожников Павла Любимова — улицу.

— Жарко, — заметил я.

В годы войны в Чагинске работал крупный оборонный завод и размещался лагерь военнопленных.

Хазин проверил пальцами подмышки, под правую сунул половинку газеты, прижал.

— Юморист Сергей Остапенко во время гастролей в Ростове поссорился с организаторами и в знак протеста справил большую нужду в раковину гостиницы, — прочитал Хазин из второй половины газеты.

— Неплохо, — согласился я.

Статус города присвоен в тысяча девятьсот пятьдесят третьем в связи с увеличением населения и в ознаменование военных заслуг.

— В Саранске местные сатанисты собирались инфильтроваться в областное Управление внутренних дел, — сообщил Хазин.

— Зачем? — не понял я.

— Не написано… Лично я склоняюсь…

Хазин задумался, достал из-под мышки газету, брезгливо скомкал, чуть подергивая носом.

— Думаю, это идиотократия. Я, кстати, знал одну сатанистку.

В семьдесят шестом Чагинск стал третьим по численности городом области.

Хватило страницы блокнота: на первое время информации достаточно, даже больше, чем требуется, я подчеркнул революционных путейцев и мост им. РИКа, обвел змейкой сторожку дегтеваров.

— В сущности, все идиоты, — сказал Хазин, отбросив газету на обочину. — Это факт, с которым не поспоришь, иначе нельзя. Тут действительно была избушка углежогов?

— Дегтеваров, — поправил я. — Или дегтярей. Углежоги южнее, здесь дегтяри, здесь береза. Деготь делают из березы. Ты вообще знаешь, что такое деготь, Хазин?

— Деготь помогает… — Хазин понюхал пальцы. — Вроде бы от наружных болезней… А чага от внутренних… Тебе не кажется, что у дотторе Крыкофф кожные болезни? Он чешется все время, оглядывается, отряхивается как…

Хазин сбился, я не удержался и, секунду подумав, добавил:

— Как енот. Енот из контактного зоопарка имени Карла Линнея.

Хазин принял подачу:

— Утконос из бесконтактного зоопарка имени Карла Густава Юнга.

В принципе, неплохо, но не стоит усугублять, жарко, не надо форсировать, лучше попридержать, и добавил:

— Шелудивых в Валгаллу не имут.

— Да, Крыкову помог бы деготь, — не услышал Хазин.

Он открыл кофр, задумчиво разглядывал и перебирал тяжелые объективы.

— Но местные дегтевары уже давно не те. — Хазин примерил на байонет широкий угол. — Я обошел центральные магазины — и нигде нет ни дегтя, ни вазелина, ни туфель с квадратными каблуками. Ты уверен?

— Да, думаю, здесь все-таки был центр дегтеварения, — сказал я. — Чагинский деготь славился в России и за ее пределами. Его экспортировали во Францию, сорок тысяч ведер ежегодно. Он получил вторую золотую медаль на Парижской выставке в номинации «Лучший креозот, олифа и деготь»…

— Погоди, запишу, — перебил Хазин, старомодно подышал на карандаш. — Лучший деготь в центральных губерниях производился именно в Чагинске… Ручку надо купить…

— Кто, кстати, изобрел деготь?

— В каком смысле? — теперь Хазин перебирал светофильтры.

Смотрел через них на меня: синий, желтый, антиблик.

— Ну кто конкретно принес его людям? — уточнил Хазин. — Прометей — огонь, Фарадей — электричество, а Бенардос — электросварку, братья Люмьер — кинематограф, а деготь? Кто придумал деготь?

С Бенардосом в прошлом году было легче, богатой судьбы человек.

Хазин сложил губы хоботком — чтобы получился сухой выдох, — сдул с холодного синего фильтра пылинку.

— Думаю, у дегтя безымянный изобретатель, — сказал он. — Джон До. Кузьма Кузьбожев. Безымянный изобретатель, но… Чагинский деготь отличался повышенными эксплуатационными качествами. А?

— Возможно, — согласился я.

— Несомненно… Слушай, а возможно, чтобы деготь изобрел наш Чичагин?

— Вряд ли, — сказал я. — Он все-таки адмирал. Ученый, культуртрегер, а деготь — это народная сила… Хотя…

Ломоносов умел и в рифму, и в закон Ломоносова