Волколак - Александр Муркин

Муркин Александр Владимирович

Волколак

Армагеддон 

– Посмотрите, у него никаких признаков разума. Это зверь.

– Профессор, но он умён?

– Да. Во всяком случае, если у него будет ключ, он сумеет открыть замок.

Полковник рассматривал Зверя. Решётка клетки из сплошного субсплава впечатляла.

– Одна решётка обошлась, как десяток роботанков.

– Больше, полковник. Больше. Субсплав двойной толщины.

Полковник присвистнул.

– Зачем?

– Одинарный слой он порвал.

– Это невозможно. Даже американцы на своём Роксе всего лишь сетку поставили, и броню не берёт прямое попадание противокорабельной ракеты. А тут сплошной.

– Мы тоже так думали. Но факт – он сумел выломать один прут решётки и взялся за второй. Тогда мы пустили усыпляющий газ и продержали его во сне всё то время, пока напыляли второй слой.

Зверь молча следил из-за решётки.

– Он нас понимает?

– Вряд ли. Это просто животное. Очень умное, но животное.

Землетрясение тряхнуло лабораторию, зазвенели пробирки.

– Пятый раз сегодня, – проворчал профессор. – Земля сошла с ума. И это район, где последнее землетрясение до двадцать первого века было во времена динозавров.

– По прогнозам, Япония продержится ещё год.

– Какое мне дело до узкоглазых. Одно хорошо, янки убрали от туда свою базу.

– Не обольщайтесь. Их корабли там остались. А на кораблях ракеты можно разместить ничуть не хуже, чем на острове. Так говорите, на полную адаптацию уходит два года?

– Вы не поняли, личность не удалось сохранить. Это был умный парень, сдвинутый на человеколюбии, но всё же человек. А этот гляньте, – и профессор сунул меж прутьев электрошоковую дубинку. Клетка вздрогнула, дубинка разлетелась в мелкие осколки. Зверь остался неподвижным. – Видите, какая злоба. На испытаниях его выпускали в катакомбы. Выпустили туда трёх смертников, из них две женщины. Вы бы видели, с какой скоростью он их убил.

– Я не понял, как он разбил электрошок.

– Вон кинокамера. Смотрите. – Немного покопавшись, профессор вывел на экран стоп-кадр. В кадре размазанный силуэт Зверя бил лапой по дубинке. – Время кадра – три сотых секунды. И изображение смазано. Это он так быстро двигается. Если бы удалось сохранить разум, против таких бойцов у обычной пехоты не будет ни одного шанса. Но увы, пока личность сохранить не удалось. Это вообще единственный выживший экземпляр.

– Но эта модификация надёжна?

– Не понял вопроса.

– Я спросил, если обычному человеку сделать укол этой модификации, он превратится в зверя?

– Да. В этом смысле модификация надёжна.

– Отлично! – Полковник потёр руки. – Вы сами не понимаете потенциал своего изобретения. У нас полно смертников. Сделаем им укол – и забросим на территорию врага. И пусть там веселятся.

– Я думал об этом. Не годится. Вскоре кого ни будь из них убьют, или хотя бы ранят. Достаточно одной капли крови – и они получат мой наномут. И забросят к нам своих смертников. Надо продолжить опыты.

– Сколько проживёт Зверь после завершения трансформации?

– Думаю, он нас переживёт.

– Но до сих пор наноформы жили недолго.

– Это особая модификация. Я делал их на основе антистара.

– Это тех наномутов, что должны были стариков делать молодыми, но вызывали рак? Вроде, их создателя убили ватиканские террористы.

– Да, тех самых. В сочетании с этой цепью ДНК формация оказалась устойчивой. Уже три года, как формация завершена, и никаких признаков рака.

Полковник с профессором вышли. Зверь пошевелился, устраиваясь поудобней. Камеры автоматически вышли на большие обороты, делая по тысяче кадров в секунду. Через полминуты вернулась к обычному режиму тридцать три кадра. Зверь, оставаясь неподвижным, смотрел на полку у дальней стены. На полке лежало громоздкое оборудование, а под полкой, закрытая хрупким колпачком, была кнопка, открывавшая клетку. Полка крепилась двумя кронштейнами к стене, и один кронштейн был уже наполовину перебит. Под лапами Зверь прятал два фарфоровых штыря от шокера, который только что разбил.

Неуловимо быстро щёлкнули когти, одновременно он зевнул. Тот, кто будет просматривать запись, решит, что камера ускорилась от зевка. Штырь воткнулся рядом с кронштейном, разлетелся в пыль, углубив ямку в стене. Зверь завозился, незаметно захватив поудобней второй штырь, дождался замедления режима камеры и метнул снова, опять замаскировав движение под зевок. И снова промахнулся.

Что-ж. Он будет ждать. За последние пять лет он этому научился. И научился притворятся зверем. Это единственное, что тормозило профессора. Если он поймёт, что Зверь сохранил разум, эти фанатики вколют наномут себе. А его просто усыпят и сожгут. Сейчас притворство было единственной возможностью бороться со своими палачами.

А полковник дурак. Профессор чуть ли не прямым текстом проговорился, что кроме наномутов у него в крови наноботы, улавливающие из воды и пищи частицы субматериалов и встраивающие их в опорно-двигательный аппарат. Кости, мышцы, сухожилия, хрящи. Только суб может порвать суб. Профессор значительно расширил эксперимент, и теперь пытался заставить свои наноботы покрыть субом пластинку металла. Когда ему это удастся, он получит заказ на технологию изготовления брони. Дешёвой суб-брони. И пошлёт полковника куда подальше.

Надо ждать…

Взвыла сирена воздушной тревоги. Вбежали лаборанты – лаборатория располагалась в убежище. Помощники профессора. Когда он вырвется, троих он не убьёт. Эти явно испытывали к нему жалость. Остальные были либо равнодушны, либо брезгливы. Когда он вырвется, эту обитель зла заполнит кровавый туман. За то, что они сделали с ним, с другими, за равнодушие. За то, что заставляли его убивать других смертников. Он отплатит за всё. С каким наслаждением он будет убивать! Зверь понимал, что он давно сошёл с ума. Наслаждение убийством не может вызывать экстаз. Но это его уже не волновало. Годы в клетке невозможно выдержать, если страдать и бояться. Но слишком много народу, надо притворяться животным. Привычно погасил все мысли, оставив наружу одни инстинкты.

Неторопливо вошёл профессор.

– Профессор!!! – Кричала молоденькая от коммуникационного центра. Зверь не видел, что там, на экране, но девчонку заполнял ужас. Его зверь чуял очень хорошо.

– Что у тебя? – Профессор брезгливо поморщился.

– Они заливают город мутагеном !!!

Вот теперь ужас захлестнул всех.

И снова затряслась земля. В шестой раз за сутки.

1 год спустя. Осколки Мира

Земля затряслась. Несильный толчок, четыре балла, не больше. Зверь давно уже слышал, как что-то приближалось по вентиляции. Слышал не ушами, просто знал, что там ползёт что-то живое, не задумываясь, от куда он это знал. И тут, словно землетрясение было сигналом, живое достигло пылевой решётки. И Зверь отчётливо разглядел, как многочисленные жвалы принялись бесшумно грызть сетку. И у них это получалось!

Трое лаборантов слушали радио.

Это были уже не те брезгливые рожи, что год назад. Теперь ему завидовали. На Зверя мутаген не действовал, отвергался организмом. И Зверь вдруг стал очень-очень важен. Ведь если понять механизм отторжения мутагена, можно будет найти лекарство. Профессор обнаружил это свойство в первый же месяц после Армагеддона, и не сообщил в центр. Иначе Зверя забрали бы в другие секретные лаборатории.

Мутаген не задерживали воздушные фильтры этого убежища. В случае химической или бактериологической угрозы оно просто переходило на автономный режим, запасов баллонов с кислородом хватало на две недели, и только. Предполагалось, что двух недель хватит для дезактивации поверхности. Вот и пришлось волей-неволей качать воздух снаружи, когда кончился кислород. Качать с мутагеном.

Мутаген по своей природе был синтезом вирусной инфекции и нанобота. Он произвольно вырезал куски ДНК из одних организмов и встраивали в другие. Половина поражённых умирала быстро. Другие мучились долго, успевая измениться.

Вот и эти, один лаборант весь порос зелёными побегами фиалки, у другого росло две лишние пары конечностей, причём нижняя пара дополнялась ртами с мощными жвалами, как у насекомых. Третий выглядел нормально, пока не открывал рта. Там у него прятался арсенал из частых, мелких игольчатых зубов, покрывавших верхнее нёбо. Их приходилось постоянно ломать, потому что они всё время росли. При том, что снизу челюсть была человеческой. Ни говорить, ни жевать он не мог, а язык давно отрезал из-за начавшейся гангрены. Сейчас, год спустя, эти трое – всё, что осталось от бывших двух десятков лаборатории.

Профессор тоже умер. Зверь сожалел о его смерти. Тот умер легко, во сне. Слишком легко для своих злодеяний.

В последнее время лаборанты мало работали, всё больше слушали радио. Они не были гениями, всего лишь недавние студенты. И не знали, что делать. Радио вещало на английском, но в лаборатории его все понимали, включая Зверя.