Булгаков - Мацей Войтышко

Мацей Войтышко

Булгаков

Bułhakow © Maciej Wojtyszko (1988)

Перевод с польского © Л. Бухова, 2003

Действующие лица

Елена Сергеевна Булгакова — жена М.А. Булгакова

Ольга Сергеевна Бокшанская — сестра Елены

Павел Петрович Берков — актер

Николай Христофорович Шиваров — следователь НКВД

Василий Иванович Качалов — великий советский актер

Николай Робертович Эрдман — драматург, сатирик

Ольга Леонардовна Кениппер-Чехова — актриса, вдова А.П. Чехова

Чертов — сотрудник НКВД

Правдин — сотрудник НКВД

Ермолай — буфетчик во МХАТе

Аннушка — уборщица во МХАТе

Жена Е.И. Габриловича, Мужчина с цветами, члены коллектива МХАТа

От автора

Пьеса содержит ряд исторических фактов, которые были почерпнуты из книги Виталия Шенталинского «Рабы свободы», часть 2. Это касается, в частности, судьбы Николая Эрдмана, его (несколько более позднего) участия в работе ансамбля песни и пляски НКВД, письма на имя Сталина в его защиту, написанного М. А. Булгаковым (1938 год), списка лиц, которые пришли бы на похороны автора «Самоубийцы», а также запрета для него пребывания в больших городах СССР.

Из того же источника взяты сведения о мистификации Булгакова относительно пьесы «Блин» и о «Ричарде Первом» — пьесе, возможно, планировавшейся.

Единственный фиктивный персонаж — Павел Берков, хотя известно, что у Булгакова было несколько подобных, посещавших его дом, знакомых, имена которых можно было бы назвать.

Остальные персонажи, — включая полковника Н. Х. Шиварова, офицеров Правдина и Чертова (!), барона Штейгера, — имеют своих реальных прототипов, а названные выше следователи действительно вели в НКВД дела Булгакова и Эрдмана.

В. И Качалов был одним из тех, кто подписал письмо личному секретарю Сталина — Поскребышеву с просьбой помочь умирающему Булгакову.

Из других источников известно, что зимой 40 года «Вишневый сад» был в репертуаре МХАТа и Качалов играл Гаева.

Ольга Бокшанская была запечатлена Булгаковым в «Театральном романе» как Торопецкая, а Берков является потомком Биткова из «Последних дней» Булгакова. Оттуда также почерпнут основной композиционный замысел пьесы.

Из книги В. Шенталинского «Рабы свободы» взята формулировка, используемая Берковым — «Я открыл принцип вечного движения».

Пытаемый и расстрелянный в мае 1941 года на Лубянке писатель Андрей Новиков включил эту информацию в письмо на имя прокурора, написанное после допросов, длившихся в течение года.

Остальные цитаты и соотнесения представляются более простыми для расшифровки и в большинстве взяты из романа «Мастер и Маргарита» и фактов биографии М. А. Булгакова.

Пьеса находится под правовой защитой ZaiKSa (Варшава).

Часть первая

Лубянка. Специальная комната для допросов Пятого отделения Секретного отдела НКВД. Темнота.

Справа от Шиварова, а вернее — от неясных очертаний его фигуры, ярко загорается стоящий на штативе прожектор. На табурете сидит Чертов. Ситуация очень напоминает допрос.

Шиваров. Видите меня?

Чертов. Нет.

Шиваров. А лицо?

Чертов (садится на табурет, он виден). Совсем ничего не видно.

Шиваров. Прибавь! Прибавь!

Свет прожектора становится ослепительным.

Пусти запись.

Из громкоговорителя звучит запись любовных стонов.

За спиной Шиварова включаются еще несколько прожекторов.

Чертов. Ух ты! (Разражается смехом, закрыв лицо руками). Долго тут не высидишь.

Шиваров. Достаточно!

Чертов. Выключи все.

Прожекторы гаснут и включается нормальный свет. Становятся полностью видны Шиваров, Чертов и Правдин, который сидит за перегородкой из стекла и стальной сетки. После смены освещения он выходит оттуда.

Правдин. Дальше так работать невозможно. На пульте должно быть больше кнопок, чтобы я знал, что включаю и на какую яркость.

Шиваров. Сам переговори с электриками. Берков ждет?

Чертов. Ждет.

Шиваров. Пусть посидит. А ты перемонтируй ленту. Добавь разговор. И принеси мне папку Булгакова. Михаила Афанасьевича.

Чертов отдает честь и выходит.

Правдин. Пришел барон Штейгер.

Шиваров. Сейчас иду.

Зима 1940 года.

Артистический буфет во МХАТе. Время — 11 часов. За буфетной стойкой занимается своими делами буфетчик Ермолай. За столом сидит Василий Иванович Качалов и мертвенным взглядом смотрит в лежащий перед ним текст. Пытается его повторять.

Из громкоговорителя слышатся звуки репетиции — музыка и реплики пьесы Ж. Б. Мольера «Тартюф»[1]

Играют финальную сцену пьесы — монолог Офицера, начиная со слов: «Расстаньтесь, сударь мой, с тревогой справедливой. //Над нами царствует монарх правдолюбивый…» и до: «И вся любовь к добру не заглушает в нем //Ни отвращения, ни гнева перед злом».

Через сцену пробегают актеры в «мольеровских» костюмах, они кланяются Качалову и выбегают.

Качалов. Убавь громкость!

Ермолай. Так ведь запрещено, Василий Иванович!

Качалов. Убавь, я сказал!

Ермолай послушно поворачивает регулятор громкоговорителя. Звуки репетиции умолкают. Входит Аннушка с ведром и тряпкой.

Аннушка. Кошки опять всю дорожку обоссали.

Ермолай. Знаю.

Аннушка. Совсем у людей сердца нет. Их бы потопить надо, а не измываться над человеком.

Кивком головы Ермолай указывает на Качалова.

Вижу. Чай, не слепая.

Аннушка выходит.

Качалов. Ермолай, мне бы рассолу. У тебя не найдется?

Утвердительно кивнув, Ермолай выходит в кладовую. Качалов закрывает глаза и пытается повторять текст. Входит Елена Сергеевна Булгакова. Качалов вскакивает.

Качалов. Bon jour, Missi!

Елена. Добрый день, Василий Иванович!

Качалов и Елена (одновременно). Что слышно? (Смеются).

Качалов. Что может быть у меня слышно? Как рабочий вол… А что Михаил Афанасьевич?

Елена. Плохо.

Качалов. Кланяйтесь ему. Передайте, пожалуйста, сердечный братский привет. (Понизив голос). Если я что-нибудь могу… Как-то помочь…

Елена. Спасибо. Мише достаточно и доброго слова. Вот передам привет от Качалова и ему сразу станет полегче.

Качалов. Ах как жаль, что не пропустили ту пьесу.

Елена. Ужасно жаль. (Понизив голос). Может, вы знаете причину? Почему он не захотел?

Качалов. Понятия не имею.

Елена. А я была так уверена, что ему понравится.

Качалов. «Турбиных» он смотрел семнадцать раз. И очень высоко ценит Булгакова.

Елена. Я сама убеждала Мишу, что писать надо. Твердила, что, как бы то ни было, Сталин все же его ценит. Искренне верила, что эта пьеса может все изменить. И она изменила.

Качалов. Так все плохо?

Елена. Ну, как-то живем.

Возвращается Ермолай. Он ставит перед Качаловым стакан с рассолом.

Качалов. Спасибо, Ермолай. А вам — чаю, кофе?

Хочет помочь Елене снять пальто, с минуту она противится.

Елена. Нет, спасибо. Мне нужно к сестре. Впрочем, ладно, присяду на минутку. (К Ермолаю). Эти банки из-под огурцов? А бывают побольше? (Показывает размер).

Ермолай. Есть и побольше. (Возвращается за стойку).

Качалов (пьет рассол). «О боги, боги мои, яду мне, яду!..» Знаете, у меня это из головы не идет. И еще — «добрый человек».

Входит Павел Петрович Берков.

Берков. Здравствуйте, здравствуйте, Елена Сергеевна!

Елена. Привет, Паша!

Берков. Нижайшее почтение, Василий Иванович.

Кланяется, но садится за соседний столик.