Знак Чудовища - Роман Афанасьев

Роман Афанасьев

Знак Чудовища

(Сигмон ла Тойя - 1)

Сигмон ла Тойя с детства мечтал о карьере военного. Но от умерших родителей ему достался только титул мелкого землевладельца да старое имение. С таким наследством в маршалы не выбьешься… Сигмон был счастлив стать хотя бы курьером при втором пехотном полке королевской армии. Он не мог даже вообразить, что первое же задание обернется для него смертельно опасной чередой сражений и погонь, столкнет с колдунами, эльфами, вампирами и воинами-монстрами, отнимет все, что у него было, и наградит взамен Знаком чудовища…

ЗНАК ЧУДОВИЩА

ТЕМНАЯ МЕТКА

Из леса пахло едой: густой дух мясной похлебки витал над дорогой, вышибал слюну и заставлял шумно втягивать носом пыльный воздух. Живот сводило от голода, а разыгравшееся воображение рисовало картины королевского пира.

Сигмон учуял соблазнительный запах давно, еще час назад. Тогда, сидя на обочине, он как раз размышлял, стоит ли продолжать путь или лучше вернуться назад, в Меран, и отыскать того сержанта, что посоветовал короткую дорогу. На деле она обернулась пыльным проселком, совершенно пустым, тянувшимся бесконечной лентой среди густого леса. Для советчика уже было приготовлено много теплых слов, и Сигмон боролся с искушением немедленно развернуть коня и галопом отправиться назад, к большому тракту. Но вернуться - значит потерять два дня, а пакет, хоть и не срочный, ждут в гарнизоне. Пусть он только курьер, а не специальный гонец, и от него не требуются чудеса скорости, но рисковать не хотелось. Первое настоящее поручение нельзя провалить. Работу надо выполнить в срок, получить хорошие рекомендации и, наконец, поступить на действительную службу в штаб второго пехотного полка.

Сигмон ла Тойя, кадет пехотного корпуса, курьер на испытании, просто не мог опоздать. Права не имел. Поэтому сейчас он хотел знать - верно ли он едет и доберется ли до Пасама за четыре дня. Но как на зло дорога пустовала: за два дня пути он не встретил ни единой живой души. Округа будто вымерла. Сигмон стал уже сомневаться в том, поступил разумно. Наверно, следовало придерживаться карты и ехать положенным маршрутом, а не полагаться на советы, в надежде выиграть день или два. Сейчас вся надежда была на то, что ему все-таки удастся встретить кого-нибудь, кто укажет верный путь. Поэтому, почуяв запах еды, Сигмон приободрился, справедливо рассудив, что где еда там и люди. Когда же он увидел что от дороги в лес уходит тропа - натоптанная, широкая, такая, что телега проедет - он не задумываясь, повернул коня.

Гнедой жеребчик с белым пятном на лбу неторопливо брел меж зарослей орешника, затаптывая следы тележных колес, едва заметных на сырой земле. Сигмон его не торопил. Судя по запахам, до жилья было рукой подать.

Вечернее солнце катилось к закату, и бледные солнечные лучи едва пробивалось сквозь раскидистые кроны деревьев. Курьер поднял голову, осмотрелся, и решил: до темноты еще далеко, и он успеет выйти к людям. Это радовало - ему до смерти надоело спать на холодной земле. Конечно, курьер должен быть готов ко всему, но дело не срочное, и жертвовать ради него удобствами Сигмон не собирался. Оно того не стоит. Чтобы понять это ему вполне хватило двух ночевок на обочине дороги.

Лес раздался в стороны, открывая вырубку и первые деревенские дворы. Сигмон с облегчением вздохнул. Все надежды оправдались, и он уже предвкушал, как завалиться на печь и зароется головой в подушку. Он даже был готов довольствоваться охапкой соломы, - лишь бы сверху не капал дождь и от земли не тянуло холодом.

Под несмолкаемый гомон деревенской живности и восторженные крики детворы, курьер поехал по широкой улице, тянувшей через всю деревню к просторной площади. Посреди нее красовался высокий сруб колодца. Деревня оказалась большой, и судя по всему зажиточной. Бревенчатый дом с рисунком пивной кружки на дверях был, несомненно, кабаком, а это означало, что у крестьян водились деньги.

Его ждали. У дверей кабака стояли трое крепких бородатых мужиков и откровенно разглядывали гостя. Пялились во все глаза, если говорить без обиняков. Сигмон направил коня к ним, полагая, что почетного караула с фанфарами ожидать не стоит.

Навстречу гостю шагнул кряжистый мужик лет сорока. Был он невысок, не так широк в плечах как остальные, но зато упитан и одет лучше земляков. Да и вид имел солидный: подбородок чисто выбрит по городской моде, а шикарные сивые усы завиваются кольцами едва ли не до ушей. Судя по всему, именно он и был старшим.

- Здрав будь, господин военный, - сказал усач. - Я староста деревни, звать Поттон. По делу к нам в Холмовицы или проездом?

- Проездом, - отозвался Сигмон и спрыгнул в бурую пыль. - Найдется где переночевать?

- Отчего ж не найтись, - отозвался староста, щурясь на мундир гостя. - А кто вы сами будете, куда следуете?

- Сигмон Ла Тойя, курьер второго пехотного вентского полка, следую в Пасам с поручением, - отчеканил Сигмон, не упустив случая подчеркнуть, что находится на службе.

Староста моргнул, и почесал нос. Мужики за его спиной зашептались, - служивым людям было предписано оказывать всяческое содействие, - о том помнили все.

- Мне бы переночевать и дорогу узнать, - добавил Сигмон, понимая, что деревенские опасаются за своих коней. Гонец на службе вправе потребовать любого, - какого захочет.

- Будь моим гостем, господин военный, - сказал Поттон, довольно разглаживая усы. - Пройдемте в дом. Как раз Мариша на стол собирает. Солнышко садиться - ужинать пора.

Угощение пришлось как нельзя кстати. Стол был накрыт богато, словно здесь ждали гостей. Жареная курица с румяной корочкой, густой подливой, и посыпанная от души зеленью занимала почетное место в центре стола. Впрочем, и другой снеди хватало. Распаренная гречка, маринады, непременная капуста, длиннющая колбаса, пироги - все это исходило таким ароматным духом домашней еды, что оголодавший курьер едва не лишился чувств.

- Хорошо живете, - бросил он старосте.

- Не бедствуем, - согласился тот и предложил садиться за стол.

Первым делом отдали должное курочке. Потом добрались и до колбас и до маринадов. Сигмон ел с охотой, смакуя каждый кусок, - понимал, что не скоро еще доведется отведать такого угощения. Запивая еду крепким пивом, отдававшим медом, он поглядывал на старосту. Тот, приметив, что гость голоден, с разговорами не лез, и старался в еде не отставать. Его жена, длинная и тощая как жердь женщина со светлыми волосами, едва успевала подавать тарелки со снедью. Ей помогала дочка - симпатичная девица на выданье, с пшеничными косами и озорными синими глазами. Ими она постреливала в сторону Сигмона так, что тот порой давился пивом.