Убийство в доме викария - Агата Кристи

Агата КРИСТИ

УБИЙСТВО В ДОМЕ ВИКАРИЯ

Глава 1

Немалого труда стоило мне выбрать день и час, с которого надо начать рассказ, но я наконец остановил свой выбор на одной из сред, когда мы собрались ко второму завтраку. Беседа, в общем, не касалась того, о чем я собираюсь рассказать, но все же в ней промелькнуло нечто, оказавшее влияние на последующие события.

Разделавшись с куском вареного мяса (надо сказать, на редкость жесткого), который мне пришлось разрезать как хозяину дома, я вернулся на свое место и с горячностью, отнюдь не приличествующей моему сану, заявил, что тот, кто убьет полковника Протеро, поистине облагодетельствует мир.

Мой юный племянник, Деннис, тут же выпалил:

— Тебе это припомнят, когда найдут старика плавающим в луже крови. Вот и Мэри покажет на тебя, верно, Мэри? Скажет на суде, как ты кровожадно размахивал кухонным ножом!

Мэри служит у нас временно, в надежде на лучшее положение и более солидный заработок, — она громко, официальным тоном объявила: «Зелень» и брякнула треснутое блюдо под нос Деннису с самым воинственным видом.

Моя жена спросила голосом, полным сочувствия:

— Он тебя очень замучил?

Я не сразу нашелся с ответом — Мэри, швырнув на стол зелень, сунула почти что мне в лицо другое блюдо, с крайне непривлекательными непропеченными клецками. Я сказал:

— Благодарю вас, не надо, — после чего она грохнула блюдо на стол и вылетела из комнаты.

— Какая я ужасная хозяйка — просто беда, — сказала моя жена, и мне послышались нотки искреннего раскаяния в ее голосе.

Я готов был с ней согласиться. Жену мою зовут Гризельда — имя для жены священнослужителя в высшей степени подходящее. Но на этом все подобающие ее положению качества и исчерпываются. Кротости в ней нет ни капли.

Я всегда придерживался мнения, что священнику лучше не жениться. И по сию пору остается тайной, как мне взбрело в голову умолять Гризельду выйти за меня замуж — всего через двадцать четыре часа после нашего знакомства. Как я полагал до того, женитьба — серьезнейший шаг, который требует длительного обдумывания и подготовки, и самое важное в браке — сходство вкусов и склонностей.

Гризельда моложе меня почти на двадцать лет. Она поразительно хороша собой и абсолютно неспособна серьезно относиться к чему бы то ни было. Она ничего не умеет делать толком, и жить с ней в одном доме — чистое мучение. Весь мой приход для нее что-то вроде цирка или зверинца, созданного ей на потеху. Я попытался сформировать ее ум, но потерпел полную неудачу. Более, чем когда-либо, я убежден, что служителю церкви подобает жить в одиночестве. Я не раз намекал на это Гризельде, но она только заливалась смехом.

— Дорогая моя, — сказал я, — если бы ты хоть чуточку постаралась…

— А я стараюсь, — откликнулась Гризельда. — Только, знаешь, мне кажется, что, чем больше я стараюсь, тем хуже получается. Ничего не поделаешь — я не создана для домашнего хозяйства, это ясно. Я решила, что лучше бросить все на Мэри, примириться с неудобствами и питаться этой неудобоваримой гадостью.

— А о муже ты подумала, радость моя? — укорил я ее и добавил, следуя примеру лукавого, который цитировал Священное писание ради своих целей: — Она устраивает все в доме своем …

— Ты подумай, как тебе сказочно повезло: тебя не бросили на растерзание львам, — живо перебила Гризельда. — А то еще и на костер мог бы угодить. Стоит ли поднимать шум из-за невкусной еды и невыметенной пыли с дохлыми осами! Расскажи-ка мне лучше про полковника Протеро. У ранних христиан было одно преимущество — они не знали церковных старост.

— Надутый старый грубиян, — заметил Деннис. — Недаром первая жена от него сбежала.

— По-моему, ничего другого ей и не оставалось, — сказала моя жена.

— Гризельда! — строго оборвал ее я. — Я не потерплю, чтобы ты говорила подобные вещи.

— Ну, милый мой, — с нежностью сказала жена. — Расскажи мне про него. Из-за чего весь сыр-бор разгорелся? Может, из-за мистера Хоуза, из-за того, что он ежеминутно кланяется, кивает и крестится?

Хоуз — мой новый помощник. Он прослужил в нашем приходе чуть больше трех недель, придерживается правил Высокой Церкви и постится по пятницам. А полковник Протеро — непримиримый противник всех и всяческих ритуалов.

— На этот раз — нет. Хотя походя он об этом упомянул. Нет, все неприятности начались с этой злосчастной фунтовой бумажки миссис Прайс Ридли.

Миссис Прайс Ридли — достойный член нашей общины. Во время ранней обедни в годовщину смерти своего сына она положила в кружку для пожертвований фунтовую банкноту. Позже, читая вывешенную для сведения паствы справку о пожертвованиях, она была поражена в самое сердце тем, что самой крупной банкнотой значилась бумажка в десять шиллингов.

Она пожаловалась мне, а я вполне резонно заметил, что она, должно быть, запамятовала.

— Мы все уже не так молоды, — добавил я, стараясь как можно тактичнее уладить дело. — Годы берут свою дань, от этого не уйдешь.

Как ни странно, мои слова оказали противоположное действие. Она заявила, что творятся странные вещи, и она чрезвычайно удивлена, что я этого не замечаю. После этого миссис Прайс Ридли, как я догадываюсь, явилась с жалобами к полковнику Протеро. Протеро из тех людей, которые обожают скандалить по любому поводу. Он и устроил скандал. К сожалению, для скандала он выбрал среду. А я утром по средам даю уроки в церковной дневной школе, и это превращает меня в комок нервов, так что я до конца дня не могу прийти в себя.

— Что ж тут такого — надо же и ему хоть чем-то развлечься, — сказала моя жена с видом праведного и беспристрастного судьи. — Около него никто не увивается, называя его нашим дорогим викарием[1], и никто ему не дарит жутких расшитых туфель, а к Рождеству — теплых ночных носочков. И жена и дочь его видеть не могут. Наверно, ему приятно хоть в чем-то почувствовать себя важной персоной.

— Но ведь для этого вовсе не обязательно оскорблять других, — не без горячности ответил я. — Мне кажется, он даже не понял, какие выводы можно сделать из его слов. Хочет проверить все церковные счета — на случай растрат. Растрат, так и сказал. Не думает же он, что я прикарманиваю церковные средства!

— О тебе никто такого не подумает, мой родной, — сказала Гризельда. — Ты настолько выше всех подозрений, что просто грех не воспользоваться такой возможностью. Вот было бы здорово, если бы ты присвоил пожертвования на миссионерскую работу. Терпеть не могу миссионеров — я их всегда ненавидела.

Я бы упрекнул жену за нехристианские чувства, но тут Мэри внесла полусырой рисовый пудинг. Я попробовал слабо протестовать, но Гризельда заявила, что японцы всегда едят недоваренный рис и от этого у них так хорошо варят мозги.

— Попомни мои слова, — сказала она, — если бы ты всю неделю, до самого воскресенья, ел рисовый пудинг, ты произнес бы сногсшибательную проповедь, честное слово.

— Боже упаси, — содрогнувшись, ответил я. Затем продолжал:

— Протеро зайдет завтра вечером, и мы вместе просмотрим все счета. А сегодня мне нужно закончить свою речь для МКАЦ. Я тут искал цитату и так зачитался «Реальностью» каноника Ширли, что не успел написать все до конца. А ты сегодня что собираешься делать, Гризельда?

— Исполнять свой долг, — сказала Гризельда. — Свой долг супруги пастыря. Чай со сплетнями в половине пятого. — А кого ты пригласила?

Гризельда стала перечислять по пальцам, сияя напускной добродетельно:

— Миссис Прайс Ридли, мисс Уэзерби, мисс Хартнелл и это чудовище — мисс Марпл.

— А мне мисс Марпл даже нравится, — возразил я. — По крайней мере, она не лишена чувства юмора.

— Самая жуткая сплетница во всей деревне, — сказала Гризельда. — Всегда знает до мелочей все, что здесь творится, и всегда от всех ждет самого худшего.

Как я уже говорил, Гризельда гораздо моложе меня. В моем возрасте люди понимают, что самые худшие ожидания обычно оправдываются.

— Меня можешь к чаю не ждать, Гризельда? — заявил Деннис.

— Ах ты разбойник! — воскликнула Гризельда.

Деннис благоразумно спасся бегством, а мы с Гризельдой перешли ко мне в кабинет.

— Ума не приложу, кого бы еще позвать, — сказала Гризельда, усаживаясь на мой письменный стол. — Может, доктора Стоуна и мисс Крэм? И еще, пожалуй, миссис Лестрэндж. Между прочим, я к ней вчера заходила и не застала ее. Да, миссис Лестрэндж надо непременно подать к чаю. Она такая таинственная — приехала, сняла дом в деревне и носа из него не кажет, а? Сразу приходят в голову детективные романы. Представляешь — «Кто была эта таинственная дама с бледным и прекрасным лицом? Что таилось в ее прошлом? Никто не ведал. В ней было нечто роковое». По-моему, доктор Хэйдок что-то про нее знает.

— Ты читаешь слишком много детективов, — кротко заметил я.