Аул Бастунджи - Михаил Лермонтов

Михаил Юрьевич Лермонтов

Аул Бастунджи

Посвященье

1

Тебе, Кавказ, – суровый царь земли —Я снова посвящаю стих небрежный:Как сына ты его благословиИ осени вершиной белоснежной!От ранних лет кипит в моей кровиТвой жар и бурь твоих порыв мятежный;На севере в стране тебе чужойЯ сердцем твой, – всегда и всюду твой!..

2

Твоих вершин зубчатые хребтыМеня носили в царстве урагана,И принимал меня лелея тыВ объятия из синего тумана.И я глядел в восторге с высоты,И подо мной, как остов великана,В степи обросший мохом и травой,Лежали горы грудой вековой.

3

Над детской головой моей венцомСвивались облака твои седые;Когда по ним гремя катался гром,И пробудясь от сна, как часовые,Пещеры окликалися кругом,Я понимал их звуки роковые,Я в край надзвездный пылкою душойЛетал на колеснице громовой!..

4

Моей души не понял мир. ЕмуДуши не надо. Мрак ее глубокой,Как вечности таинственную тьму,Ничье живое не проникнет око.И в ней-то недоступные умуЖивут воспоминанья о далекойСвятой земле... ни свет, ни шум земнойИх не убьет... я твой! я всюду твой!..

Глава первая

I

Между Машуком и Бешту, назадТому лет тридцать, был аул, горамиЗакрыт от бурь и вольностью богат.Его уж нет. Кудрявыми кустамиПокрыто поле: дикий виноградЦепляясь вьется длинными хвостамиВокруг камней, покрытых сединой,С вершин соседних сброшенных грозой!..

II

Ни бранный шум, ни песня молодойЧеркешенки уж там не слышны боле;И в знойный, летний день табун степнойБез стражи ходит там, один, по воле;И без оглядки с пикой за спинойДонской казак въезжает в это поле;И безопасно в небесах орел,Чертя круги, глядит на тихий дол.

III

И там, когда вечерняя заряБледнеющим румянцем одеваетВершины гор, – пустынная змеяИз-под камней резвяся выползает;На ней рябая блещет чешуяСеребряным отливом, как блистаетРазбитый меч, оставленный бойцомВ густой траве на поле роковом.

IV

Сгорел аул – и слух об нем исчез.Его сыны рассыпаны в чужбине...Лишь пред огнем, в туманный день, черкесПорой об нем рассказывает нынеПри малых детях. – И чужих небесПитомец, проезжая по пустыне,Напрасно молвит казаку: «Скажи,Не знаешь ли аула Бастунджи?»

V

В ауле том без ближних и друзейКогда-то жили два родные брата,И в Пятигорье не было грознейИ не было отважней Акбулата.Меньшой был слаб и нежен с юных дней,Как цвет весенний под лучом заката!Чуждался битв и крови он и зла,Но искра в нем таилась... и ждала...

VI

Отец их был убит в чужом краю.А мать Селим убил своим рожденьем,И, хоть невинный, начал жизнь свою,Как многие кончают, преступленьем!Он душу не обрадовал ничью,Он никому не мог быть утешеньем;Когда он в первый раз открыл глаза,Его улыбку встретила гроза!..

VII

Он рос один... по воле, без забот,Как птичка, меж землей и небесами!Блуждая с детства средь родных высот,Привык он тучи видеть под ногами,А над собой один безбрежный свод;Порой в степи застигнутый мечтамиОдин сидел до поздней ночи он.И вкруг него летал чудесный сон.

VIII

И земляки – зачем? то знает бог —Чуждались их беседы; особливоПаслись их кони... и за их порогПереступали люди боязливо;И даже молодой Селим не мог,Свой тонкий стан высокий и красивыйВ бешмет шелкòвый праздничный одев,Привлечь одной улыбки гордых дев.

IX

Сбиралась ли ватага удальцовОтбить табун, иль бранною забавойПотешиться... оставя бедный кров,Им вслед, с усмешкой горькой и лукавой,Смотрели братья, сумрачны, без слов,Как смотрит облак иногда двуглавый,Засев меж скал, на светлый бег луны,Один, исполнен грозной тишины.

X

Дивились все взаимной их любви,И не любил никто их... оттого ли,Что никому они дела своиНе поверяли, и надменной волиСклонить пред чуждой волей не могли?Не знаю, – тайна их угрюмой долиТемнее строк, начертанных рукойПрохожего на плите гробовой...

XI

Была их сакля меньше всех других,И с плоской кровли мох висел зеленый.Рядком блистали на стенах простыхАркан, седло с насечкой вороненой,Два башлыка, две шашки боевых,Да два ружья, которых ствол граненый,Едва прикрытый шерстяным чехлом,Был закопчен в дыму пороховом.

XII

Однажды... Акбулата ждал СелимС охоты. Было поздно. На долинуТуман ложился как прозрачный дым;И сквозь него, прорезав половинуКосматых скал, как буркою, густымОдетых мраком, дикую картинуРодной земли и неба красотуОбозревал задумчивый Бешту.

XIII

Вдали тянулись розовой стеной,Прощаясь с солнцем, горы снеговые;Машук, склоняся лысой головой,Через струи Подкумка голубые,Казалось, думал тяжкою стопойПерешагнуть в поместия чужие.С мечети слез мулла; аул дремал...Лишь в крайней сакле огонек блистал.

XIV

И ждет Селим – сидит он час и два,Гуляя в поле, горный ветер плачет,И под окном колышется трава.Но чуть далекий топот... кто-то скачет...Примчался; фыркнул конь, заржал... СперваСпрыгнул один, потом другой... что это значит?То не сайгак, не волк, не зверь лесной!Он прискакал с добычею иной.

XV

И в саклю молча входит Акбулат,Самодовольно взорами сверкая.Селим к нему: «Ты загулялся, брат!Я чай, с тобой не дичь одна лесная».И любопытно он взглянул назад,И видит он: черкешенка младаяСтоит в дверях, мила как херувим;И побледнел невольно мой Селим.

XVI

И в нем, как будто пробудясь от сна,Зашевелилось сладостное что-то.«Люби ее! она моя жена! —Сказал тогда Селиму брат. – ОхотойРодной аул покинула она.Наш бедный дом храним ее заботойОтныне будет. Зара! вот мояОтчизна, всё богатство, вся семья!..»

XVII

И Зара улыбнулась, и устаХотели вымолвить слова привета,Но замерли. – Вдоль по челу мечтаПромчалась тенью. По словам поэта,Казалось, вся она была слита,Как гурии, из сумрака и света;Белей и чище ранних облаковЯвлялась грудь, поднявшая покров;

XVIII

Черны глаза у серны молодой,Но у нее глаза чернее были;Сквозь тень ресниц, исполнены душой,Они блаженством сердцу говорили!Высокий стан искусною рукойБыл стройно перетянут без усилий;Сквозь черный шелк витого кушакаБлистало серебро исподтишка.

XIX

Змеились косы на плечах младых,Оплетены тесемкой золотою;И мрамор плеч, белея из-под них,Был разрисован жилкой голубою.Она была прекрасна в этот миг,Прекрасна вольной дикой простотою,Как южный плод румяный, золотой,Обрызганный душистою росой.

XX

Селим смотрел. Высоко билось в немВстревоженное сердце чем-то новым.Как сладко, страстно пламенным челомПрилег бы он к грудям ее перловым!Он вздрогнул, вышел... сумрачен лицом,Кинжал рукою стиснув. – На шелковомКовре лениво Акбулат лежал,Курил и думал... О! когда б он знал!..

XXI

Промчался день, другой... и много дней;Они живут как прежде нелюдимо.Но раз... шумела буря. Всё чернейУтесы становились. С воем мимо,Подобно стае скачущих зверей,Толпою резвых жадных псов гонимой,Неслися друг за другом облака,Косматые, как перья шишака.

XXII

Очами Акбулат их провожалЗадумчиво с порога сакли бедной.Вдруг шорох: он глядит... пред ним стоялСелим, без шапки, пасмурный и бледный;На поясе звеня висел кинжал,Рука блуждала по оправе медной;Слова кипели смутно на устах,Как бьется пена в тесных берегах.

XXIII

И юноше с участием живымОн молвил: «Что с тобой? – не понимаю!Скажи!» – «Я гибну! – отвечал Селим,Сверкая мутным взором, – я страдаю!..Одною думой день и ночь томим!Я гибну!.. ты ревнив, ты вспыльчив: знаю!Безумца не захочешь ты спасти...Так, я виновен... но, прости!.. прости!..»

XXIV

«Скажи, тебя обидел кто-нибудь? —Обиду злобы кровью смыть могу я!Иль конь пропал? – Забудь об нем, забудь,В горах коня красивее найду я!..Иль от любви твоя пылает грудь?И чуждой девы хочешь поцелуя?..Ее увезть легко во тьме ночной,Она твоя!.. но молви: что с тобой?»

XXV