АНОМАЛИИ ЛИЧНОСТИ - Борис Братусь

Б.С. БРАТУСЬ

АНОМАЛИИ ЛИЧНОСТИ

ПРЕДИСЛОВИЕ

"Предисловие можно назвать громоотводом" — считал немецкий ученый Г. К. Лихтенберг. И действительно, в предисловии автор обычно старается заранее оправдаться, объяснить, почему он выбрал именно эту тему и данный угол ее рассмотрения, эти, а не другие методы исследования и способы изложения. Автор хорошо знает недостатки и слабости своей работы и потому стремится в предисловии первым назвать хотя бы некоторые (чаще, правда, не главные) из них, обезоружив тем самым своих будущих критиков и недоброжелателей. Этому же служит подчеркивание в предисловиях того, что исследование носит "предварительный характер", что "необходимы дальнейшие, более углубленные разработки" и т. п.

Но на предисловие помимо оправдательных, "громоотводящих" функций автор — осознанно или неосознанно — возлагает и надежду куда более важную и значимую для него,— надежду привлечь "своего" читателя, подать знак, что книга написана именно для него. Таким "своим", "заветным" читателем не обязательно может быть узкий специалист в данной области, которому в силу профессиональной необходимости надобно следить за выходящей литературой (данную категорию можно назвать читателями-потребителями, пользователями). Не обязательно это будет читатель, которому книга понравится и который найдет ее в ряде мест "полезной", "любопытной" или "забавной" (таких читателей можно условно отнести к "зрелищному" типу — им обычно нужна новая картинка, заставка на интересную тему, которая овладевает их вниманием лишь на краткое время, до появления следующей экспозиции). "Своим" является тот, порой еще не встреченный, но тем не менее вполне реальный для автора читатель — сегодняшний или будущий,— который незримо присутствовал при написании книги, спорил с автором, подбадривал его, требовал от него искренности и правды, все новых исправлений и переделок. Именно такого читателя-собеседника представлял себе автор. Для него он в конечном счете пишет книгу (а не для безликой "научной общественности"), его он боится оттолкнуть неряшливостью письма и поспешностью выводов, его суда он ждет. Но помимо читателей-собеседников, читателей-потребителей есть и те, кому предлагаемый подход, способ изложения и в конечном счете сама личность автора чужды, кому потребны иные книги и иные авторские позиции. Задача предисловия — предупредить этих читателей от пустой для них траты сил и внимания.

О чем же данная книга, которую не воображаемый, а реальный читатель ("свой" или "чужой" — пока неведомо) держит в руках? Эта книга об общих проблемах психологии личности, о том, что такое психическое и личностное здоровье, о том, по каким внутренним механизмам возможно уклонение от нормы, появление аномалий личности, о том, наконец, какие перспективы, пути предупреждения и коррекции этих аномалий может предложить психологическая наука. Разумеется (и здесь, как легко видит читатель, мы. используем "громоотводную" функцию предисловия), автор отнюдь не претендует на окончательное решение каждого из названных вопросов. Эти вопросы вообще не имеют окончательных решений, ибо относятся скорее к категории "вечных". Как все вечное, они актуальны в любое время, но все же бывают периоды, когда они становятся особенно остры. В психологической науке это связано с требованиями практического использования ее данных, с возрастанием роли "человеческого фактора" в производстве и общественной жизни. Отсюда возникает потребность нового пересмотра проблемы нормы и патологии, аномалий и здоровья личности. Попытка обосновать некоторые подходы к такому пересмотру и предпринята на последующих страницах. Проблема аномалий развития личности последовательно рассмотрена на трех основных уровнях: философско-мировоззренческом, общепсихологическом и конкретно-прикладном. Автор стремился показать живую связь философии, этики, психологии, практики и, следовательно, необходимость взаимопонимания, сближения, взаимодействия представителей этих областей в решении насущных задач современного человекознания.

...Предисловия в научных монографиях обычно заканчиваются перечнем лиц, которым автор во многом обязан, которым хотел бы выразить свою благодарность. И это справедливая традиция. Развернутое научное исследование лишь с достаточной долей условности можно приписать авторству исключительно одного человека. И коллега, дарящий тебя вдумчивой беседой, и любознательный студент, задающий "каверзный" вопрос, и испытуемый в психологическом эксперименте, и твой редактор, терпеливо исправляющий погрешности стиля,— все они участвуют, соавторствуют в работе, выполняют в ней свою незаменимую роль. Но есть люди, встреча и общение с которыми особенно памятны и важны для научной судьбы автора и назвать которых в первую очередь — его прямой долг. Такими людьми для автора данной книги были профессора П. Я. Гальперин, А. В. Запорожец, Б. В. Зейгарник, А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия. Уже один перечень этих славных для отечественной и мировой психологии имен говорит о том. как повезло автору.

Хотелось бы также особо поблагодарить профессоров В. В. Давыдова и В. А. Лекторского, чьи суждения и оценки рукописи книги способствовали утверждению ее концепции; всех коллег, сотрудников, студентов, аспирантов и соискателей, участвовавших в совместных исследованиях, дискуссиях и спорах; Т. Н. Братусь за неоценимую помощь и поддержку в работе.

ГЛАВА I

ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ НОРМЫ ПСИХИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ

1. ОСНОВНЫЕ ПОДХОДЫ К ДИХОТОМИИ "НОРМА — ПАТОЛОГИЯ"

Хотелось бы начать эту главу с одного личного воспоминания — первого столкновения с реальной сложностью проблемы нормы и патологии.

Лет двадцать тому, в конце 60-х годов, мне, тогда старшему лаборанту кафедры нейро- и патопсихологии факультета психологии Московского университета, доверили проведение нескольких демонстраций в клинике душевных заболеваний, которые приурочивались к соответствующим разделам общего курса лекций по патопсихологии, читаемых тогда на факультете профессором Б. В. Зейгарник. Студенты-третьекурсники, для которых готовились эти демонстрации, с нескрываемым любопытством впервые переступали порог психиатрической клиники, где им должны были показать проявления патологии мышления, нарушений личности и самосознания. Больные для демонстраций подбирались соответствующие, что на преподавательском жаргоне называется "студенческими случаями", т. е. с предельно ясным, без диагностических вариаций выражением именно тех нарушений, о которых шла речь в общем курсе лекций.

Однако демонстрации на большинство студентов производили разочаровывающее впечатление. Дело в том, что студенты не видели в больных, которых приводили к ним, ничего особенно "патологического". Вместо ожидаемых с замиранием сердца "сумасшедших", "безумцев" с опасным и непонятным поведением, перед ними оказывались вполне по внешнему виду "нормальные люди", которые вели себя "как все": здоровались, охотно беседовали, высказывали иногда весьма интересные мысли и т. п. А то, что они могли вдруг начать с жаром говорить о преследовании их со стороны соседей или инопланетян, казалось студентам поправимым, для чего надо лишь найти действенный способ убедить их, что они заблуждаются.

Когда же я добросовестно выдвигал один за другим общепринятые критерии анормальности, указывая на явные ошибки в суждениях больных, на алогичность их высказываний, на отсутствие в реакциях психологически понятной связи с фактами реальной жизни и т. п., тo чуть ли не каждый студент спешил привести похожие, на его взгляд, случаи из своего опыта, из наблюдений за другими, из описаний художественной и популярной литературы, короче, сводил все к формуле — "а с кем этого не бывает".

Словом, демонстрация рассыпалась, цели своей не достигала: студенты не видели искомого патологического явления, например бреда как такового, а видели в целом нормального, "как все", разве немного в чем-то ошибающегося и почему-то упорствующего в своих ошибках человека. Разумеется, тут сказывалась и моя неопытность как преподавателя — сам был лишь вчерашним студентом. Однако и позднее приходилось наблюдать подобную тенденцию — представления о патологии до тех пор кажутся ясными и очевидными, пока думаешь, как думает большинство непосвященных, усвоивших, что сумасшедший — это обязательно бросающийся на стенку и выкрикивающий непонятное. Когда же имеешь дело не с описанием в учебнике того или иного изолированного синдрома, а с его конкретным носителем — живым человеком, со своей судьбой, интересами и особенностями,— то вопрос, что есть норма и что — патология, теряет свою ясность и простоту, становится расплывчатым и трудноуловимым. И хотя профессиональные клиницисты — психиатры и психологи — научаются со временем безошибочно, иногда по одному лишь жесту, слову, внешнему виду человека определять его внутреннее состояние, относить его к нормальному или патологическому, сущность и теоретические (а не интуитивно-эмпирические) основания дихотомии "норма-патология" до сих пор остаются и для них самих недостаточно ясными. Впрочем, судите об этом сами.