День танцующего ветра - Дзюнко Инадзава

Дзюнко Инадзава

День танцующего ветра

Этой весной Такако неожиданно выпала возможность подработать. В управлении по недвижимому имуществу. И не в какой-нибудь крохотной конторе, где день-деньской проходит в хлопотах, чтобы сдать комнатушку размером в четыре – шесть дзё какому-нибудь студенту или клерку, а в солидном учреждении. Офис этого управления помещался в здании делового типа, и занималось оно посредничеством при купле-продаже земли и строений.

Такако была студенткой и, разумеется, не имела никакого отношения к подобным делам. Ее обязанности заключались в том, чтобы отвечать на телефонные звонки. В фирму часто звонили клиенты, а если использовать автомат, непременно выгодного заказчика потеряешь; аппарат ведь может только записать, что клиенту надо, – в общем, по телефону должен отвечать человек. В комнате сидел управляющий да Такако; фирма переживала не лучшие дни. Управляющему, Эндо, уже за сорок. Собственно, в конторе его почти не было видно. Все носился где-то, демонстрировал клиентам их будущее приобретение, потом приводил их для оформления сделки в офис, где оформлялись бумаги и вносился задаток.

В конторе царила мертвая тишина. Телефон звонил всего несколько раз в день. При таком избытке досуга постоянную беготню шефа по городу можно было объяснить разве только тем, что он посредничал еще в какой-нибудь большой фирме.

Такако весь день была предоставлена самой себе и могла спокойно читать. При этом ей платили 90 тысяч иен в месяц, что было совсем недурно.

Да, конечно, недурно, но узнай ее родители в деревне, что она подрабатывает, дежуря у телефона, встревожились бы не на шутку. Токио – место недоброе, негоже туда отпускать дочь, считали они; особенно упрямился отец. Хочешь учиться – зачем непременно в Токио, почему бы не поступить в префектуральный университет, говорил он. Нынче настоящее студенчество только и осталось что в провинции – и приводил в пример чью-то дочку, которая поехала в Токио, сделалась франтихой, а вернувшись, привезла с собой охапку журналов фривольного содержания. Да и парни не лучше, все они бездельники и лоботрясы. Да, таких в наше время называли лоботрясами, говорил отец. Даже при подъеме экономики и росте зарплаты отец на бумажной фабрике зарабатывал совсем немного, и Такако решила про себя, что уж она-то не будет вести такую жизнь, как другие студенты.

И вдруг прошлой зимой, когда она перешла на второй курс, Такако рассорилась с отцом.

Это произошло в конце семестра, когда она приехала домой после экзаменов. Такако вдруг объявила матери, что хочет бросить университет. Она собиралась поговорить об этом мягко, якобы испрашивая совета. И именно мягкостью тона привлечь мать на свою сторону. Однако, может быть от осознания важности момента, она невольно так разволновалась, что язык перестал ее слушаться, заранее намеченной тактики не вышло, и получилась декларация в чистом виде.

Мать пожаловалась отцу. Дочь говорила с ней без должной сдержанности, уже одно это рассердило мать, она пошла к отцу, когда гнев еще не остыл, и пересказ ее был слишком выразителен.

Произошло все это в воскресенье. Отец убирал задний двор. Выслушав мать, он поставил метлу, вошел на кухню и с порога набросился на Такако:

– Учебу задумала бросить? Думаешь, тебе уже хватит?

Такако мыла под краном чашки.

– Думаю, хватит.

Она старалась говорить как можно спокойнее. Стала объяснять, что поступала в университет вовсе не для того, чтобы стать учительницей, клерком или библиотекарем. Она хотела понять, каким должно быть будущее. Но профессора все до единого пусты и скучны, и, раз так, она с большим толком может заниматься сама, тем более что семья их не столь богата, чтобы тратить такую уйму денег на бесполезное образование. Лучше она оставит университет и пойдет работать, этот путь самый верный.

– Ишь своеволия-то сколько! – загремел отец, не дав Такако закончить. И закатил ей оплеуху. Такое было впервые. Даже когда она собирала подписи под воззванием против закона о летосчислении по правлению императора,[i] отец, конечно, пошумел, но рук все же не распускал, так что теперь она даже несколько перепугалась.

В ту минуту, скорее от испуга, чем от боли, Такако отшвырнула чайник, который как раз мыла. Она вовсе не хотела попасть в отца. Чайник она держала в левой руке, вот и бросила в ту сторону. Но вышло неудачно – там стоял буфет с посудой. И толстое стекло буфета – тоже не повезло! – со звоном разбилось. А ведь разбить его не так уж легко, хоть всякое стекло, конечно, бьется. В общем, не повезло, так не повезло.

Звон разбитого стекла, треск расколовшегося чайника – от всего этого отдавало истерикой. Грохот отозвался в ушах, и, словно еще раз желая вызвать это эхо, прогремел отец:

– Уходи вон!

– Ухожу, – не раздумывая ответила Такако. Слово вылетело само, без промедления, словно из компьютера.

– По-твоему, образование – бесполезная трата денег? Ишь дерзкая! А кто платил за тебя все это время – об этом ты подумала? – закричал отец вдогонку. – То, видите ли, в университет захотела, два года не прошло – а она уже передумала! Выкинь дурь из головы да пошевели мозгами.

Пошевелить мозгами стоило и отцу, и Такако. В семье еще младшая сестренка в первом классе школы высшей ступени и младший брат – школьник, а доходы невелики. Такако не собиралась сердить отца, да вышло не так, как она хотела.

«Ухожу» значит «ухожу» – и Такако ушла из дому. Все книги и документы остались в университетском общежитии, поэтому она не слишком растерялась, услышав «уходи вон». Конечно, не совсем ясно, на какие деньги теперь жить, однако раз есть где ночевать, остальное как-нибудь уладится.

Ее шеф, попросту говоря, порядочный враль и бессовестно обманывал клиентов. От этого попахивало нехорошим душком, и сначала Такако отнеслась ко всему с некоторой неприязнью. А попала она сюда так: студентка из параллельной группы, работавшая здесь до нее, по каким-то причинам попросила отпуск на три месяца, и Такако взялась ее заместить.

На улице был сильный ветер – что называется, «весенний ветродуй». Квартал холмистый, здание стоит на вершине, даже из окна первого этажа видно, что небо над Токио в желтом песке и пыли. Этот песок намели с материка весенние ветра. И пожелтело токийское небо, городские пейзажи истаяли в тучах песчаной пыли.

Старик явился в контору как раз весной. Это было во второй половине дня. В дверь нужно звонить, но он тихонько постучал. Такако выглянула, не снимая цепочки, и увидела его.

На посетителе была белая рубашка, галстук, темно-синий пиджак – в общем, одет неожиданно по-молодежному, но по дороге синий пиджак запылился и помялся, галстук наполовину распустился, то ли из-за ветра, то ли был слишком тугим, – в общем, старик выглядел довольно-таки жалко.

– Я, знаете ли, издалека… – На лице его появилась смущенная, заискивающая улыбка. Словно он старался угодить ей.

Однако, когда он заговорил о своем деле, Такако уже и не знала, как его остановить.

– Я хочу купить квартиру. Видите ли, у меня сын учится в Токийском университете, на третьем курсе медицинского факультета. Все требует: купи да купи. Сердится.

По его выговору Такако поняла, что он уроженец префектуры Айти.

– Не купишь, говорит, квартиру, учиться не смогу. Сейчас-то он живет в Ногате, до университета час езды. Уж на третьем курсе, и ученье трудное, времени не хватает. Надо, говорит, поближе к университету…

Такако даже стало неприятно. Похоже, старик на седьмом небе от счастья, что сын учится на медицинском, просто готов плясать под его дудку. Подумаешь, медицинский. Что ж, надо теперь в ножки ему кланяться? Такако почувствовала жалость к старику.

– Сначала-то я его не слушал, а вот на Новый год он опять: «Купишь или нет, видишь – заниматься не могу». Ох, рассердился, давай все швырять, да со второго этажа. Ну раз он и учиться не может, прямо до слез доходит, как тут не уступить, жалко его. Вот и приехал к вам.

Старик непременно хотел купить квартиру. И говорил униженно, сутулился, как проситель.

Как бы его отговорить от этой затеи? Такако не хотелось, чтобы его надули. Судя по всему, ничего он в таких куплях-продажах не понимает. Вид жалкий, глаза на мокром месте. Наверняка только что сын распекал его на чем свет стоит. На ногах едва держится, видно, на горку эту не на такси поднимался, шел, обдуваемый ветрами.

– Знаете, я здесь просто подрабатываю и ничего ответить вам не могу, – сказала Такако.

– Ах вот как? – удивился старик. И бросил на нее недоверчивый взгляд. Дескать, ну и что? Раз служишь тут, должна знать, есть квартиры или нет.

– Да нет, не знаю. Я ведь просто у телефона дежурю.

– У телефона?

– Ну да, пока шефа нет. Я тоже студентка, учусь…

– Тоже на медицинском?

– Нет, на филологическом. Но мне кажется, квартира стоит так дорого…