Тропинка - Юрий Тупицын

Тупицын Юрий

Тропинка

Юрий Тупицын

Тропинка

Над черным полем космодрома поднялся к рыхлым серым облакам и повис пронзительный вой сирены.

Затем он внезапно оборвался, в облаках сверкнуло ослепительное голубое пламя, и десятки ветвящихся молний обрушились на космодром. Чудовищный грохот слившихся воедино громовых ударов потряс и разорвал влажный воздух. Молнии, бившие сначала вразброс, постепенно концентрировались у центра финиш-площадки, сливались вместе и образовали, наконец, гудящий ветвящийся столб голубого пламени. Столб этот быстро утолщался, теряя свои ветви, превращаясь в могучую плазменную колонну, упиравшуюся одним концом в землю, а другим в облака. Еще секунда, и на верхнем конце этой колонны показался звездный корабль. Оседая на огненный столб, он плавно, как в замедленной съемке, валился на землю, постепенно теряя скорость. Над самой финиш-площадкой корабль на мгновение завис, проглотил гудящее пламя и, выбросив три мощные посадочные лапы, уперся ими в раскаленную броню посадочной площадки. Корабль грузно осел, качнулся на амортизаторах и остался стоять вертикально, подняв к тревожно клубящимся облакам свое корявое, изъеденное космической пылью тело. Вокруг него плавали и с грохотом рвались десятки шаровых молний. Этот фейерверк еще продолжался, а посадочная площадка дрогнула и плавно тронулась вниз, увлекая за собой в подземную шахту опиравшийся на нее корабль. Корабль укорачивался и толстел на глазах, превращаясь из стройного гиганта в неуклюжего куцего карлика. Когда над финиш-площадкой остался только головной отсек, спуск прекратился и корабль замер в неподвижности. Он имел право на отдых. Сто шесть лет назад он поднялся с Земли и унес к далекому Сириусу Третью звездную экспедицию. Она продолжалась одиннадцать корабельных лет, но субсветовая скорость, с которой корабль резал и рвал пространство, сделала свое странное дело: на Земле пролетело вдесятеро больше времени - сто шесть лет. Целый век!

Когда звездные путешествия были еще проблемой, многие опасались, что космонавты слишком дорого заплатят за страсть человечества к небесным тайнам. Для них остановится, застынет стартовое время, а земная жизнь не будет ждать, она уйдет, умчится вперед. Вернувшиеся со звезд станут чужими на родной планете. Вокруг будет звучать незнакомая речь, люди будут стремиться к непостижимым целям и мечтать о странном непонятном счастье. Что получат космонавты взамен многолетних жертв и лишений? Разве что беззаботную покойную жизнь на каком-нибудь уединенном островке в зоне вечной весны.

Насколько тяжелее и счастливее оказалась действительная судьба звездных скитальцев! Корабль, бесшумно скользящий во мраке вечной ночи, жил напряженнейшей жизнью. Корабельные будни все свободное время были подчинены одной-единственной цели - погоне за как будто неспешной, но неуловимой, все время ускользающей вперед земной жизнью. Каждые полтора месяца, которые уносили с собой земной год, целый год с морозами и метелями, с весенней капелью и шорохом растущих трав, со знойной щедростью лета и грустью осеннего увядания, космонавты получали с Земли горы новостей: научные теории, достижения техники и медицины, шедевры литературы и искусства и очерки о будничной жизни обыкновенных людей. Чтобы не отстать от этой жизни, космонавты не жалели себя. Они делали все возможное и невозможное, но шагали с ней в ногу, разве лишь немного приотставая временами и снова подтягиваясь из последних сил.

Звездный корабль замер в неподвижности, в его несокрушимом корпусе, изъеденном частицами космической пыли, мягко откинулась массивная дверь. И на черные плиты космодрома один за другим вышли шесть человек. Шесть звездных космонавтов, и среди них Тимур Орлов. Со всех сторон к кораблю сходились толпы встречающих; во влажном, остро пахнущем озоном воздухе звенели и плескались приветственные крики. Нет, космонавты не стали чужими на Земле! Они просто вернулись в родной дом, где их нетерпеливо ожидали все эти долгие годы. Что из того, что иглы зданий взлетели к самым звездам, а привычные улицы исчезли, превратившись в сады и парки? Разве плохо, что люди стали красивее, лучше и, наверное, счастливее? Ну и что ж поделаешь, если среди встречающих нет, совсем нет друзей далекой юности?

Открыв глаза, Тимур долго не мог понять, где он находится. Он с недоумением разглядывал странную, необычно просторную каюту с удивительно высоким потолком и несообразно большим окном, прикрытым легкой, как паутинка, занавеской. Занавеска была удивительной, точно живой: она дышала, по ее ткани пробегали мягкие волны, а иногда она надувалась пузырем, круто вздымая свою грудь. Словно под ней прятался кто-то большой, очень мягкий и все ворочался, ворочался и никак не мог угомониться. Пахло чем-то непонятным, хотя приятным и знакомым, скорее всего огурцом, только что сорванным в оранжерее, но откуда в каюте, да еще в такую рань, мог взяться свежий огурец, догадаться было совершенно невозможно. И слышались какие-то забавные звуки, не то звон, не то свист. Можно было подумать, что тот самый большой и мягкий шутник, прячущийся за оконной занавеской, небрежно, но очень мило наигрывает на флейте, а ему все пытаются аккомпанировать на ксилофоне, да никак не могут попасть в такт.

Вздувшись особенно сильно, занавеска трепыхнулась и на мгновение приоткрыла окно в сказочный, зелено-голубой мир. И словно тяжелую пелену сорвало с сознания Тимура! Он вспомнил все: громаду Земли, падающую навстречу кораблю, томительные, свинцовые секунды торможения, горячую встречу на космодроме и ночное путешествие сюда, в санаторий космонавтов.

Тимур сбросил одеяло, в одно мгновение оказался возле оконной занавески, рванул ее в сторону, и сверкающий, звенящий, благоухающий водопад красок, звуков и запахов обрушился на него, смял и завертел, как песчинку. Голова закружилась, и, чтобы не упасть, Тимур закрыл глаза и изо всех сил вцепился пальцами в подоконник. Какая мешанина запахов! Понемногу на фоне острой свежести всплывали приглушенные, полузабытые и тревожные ароматы земли, травы и цветов. Хаос звуков вдруг рассыпался птичьим гомоном, разноголосым, нескладным и праздничным, а на этом радостном фоне слышались вздохи слабого ветра, шепот листвы, шорох трав и прозрачные, как удары маленького колокола, звуки падающих капель воды.

Вдохнув полной грудью, Тимур разжал наконец пальцы, цеплявшиеся за подоконник, и открыл глаза. В них ударил густой голубой свет, похожий на свечение плазмы. Он лился отовсюду, и Тимур не сразу понял, что это никакой не свет, а просто небо. Бездонное, чисто вымытое небо без единого облачка. Оно было совсем не похоже на потолок или крышу, оно не давило, а тянуло к себе, вверх. Брошенный в него взгляд летел долго-долго и безмятежно тонул в его сияющей глубине. Небо было повсюду: оно парило над головой, выглядывало из-за крыш домов и вершин деревьев, мириадами строгих голубых глаз глядело на него сквозь живую зеленую листву. Верхушки деревьев светились, облитые утренним солнцем, а земля еще таилась во влажной прохладной тени. Трава, сплошным ковром покрывавшая все вокруг, была совсем седой от обильной росы.