Кто в тереме? Провинциальный детектив - Лидия Луковцева

Кто в тереме?

Провинциальный детектив

Лидия Луковцева

© Лидия Луковцева, 2017

ISBN 978-5-4485-0394-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Гарик

Ночь у Людмилы Петровны выдалась беспокойная. За стеной (домик ее был на две половины) у Херсонских шла какая-то возня, слышался бубнеж, всхлипывания. С тех пор, как у ее соседа Гарика появилась новая пассия, вскоре приобретшая статус жены, в душе Людмилы Петровны воскресла надежда на спокойную жизнь. То ли это старая, окончательно почившая в бозе, как она уже себя уверила, надежда, очнулась и глаза свои открыла, то ли взрастали хилые ростки новой, но с каждым месяцем надежда крепла и расцветала.

Гарик – Игорь Юрьевич Херсонский – в лучшие свои годы был похож на артиста Леонида Филатова: статный, поджарый, усатый. Усы были предметом его гордости и обожания. Когда он перед зеркалом подстригал отросшие волоски, нарушающие идеально ровную линию, то приятным тенорком мурлыкал:

Усы гусара украшаютИ таракану жить дают…

О да, в те времена Людмила Петровна находила его тенорок приятным! Это потом, спустя годы, вкусив всех прелестей близкого соседства с запойным алкоголиком, она будет болезненно морщиться и говорить двум своим подругам:

– Ну, заблеял козлетоном!.. Теперь похабщина пойдет.

Похабщина звучала не всегда, но гимн усам Гарик исполнял в любом состоянии. Иногда, перебрав где-нибудь халявного угощения, он не успевал добраться до родного порога и испытывал действие закона земного притяжения прямо на одной из пыльных улиц родного Артюховска, маленького поволжского городка. Сердобольному прохожему, пытающемуся придать ему вертикальное положение, Гарик, оторвав от матери-земли припорошенное рыжей артюховской пылью лицо, доверительно сообщал:

Усами девушек ласкают,Усами улицу метут!

Он как бы мотивировал бедственное положение, в котором на данный момент оказался.

Людмила Петровна Комарова, одинокая немолодая женщина пятидесяти семи лет от роду, большую часть своей жизни прожила в этом доме. Дом был еще крепок, хотя ему и перевалило за сотню. Строил его еще прадед ее бывшего мужа Толика. Правда, он заметно просел на один угол, но поднимать дом у Людмилы Петровны не было ни сил, ни средств, ни желания. Она жила по принципу: на мой век хватит. Не дует, крыша не течет, внутри – тепло и уютно, чего же боле!

Но если домом, в целом, она была довольна, то из-за соседей на судьбу роптала. Здесь наблюдалась полная невезуха. Когда-то прадед разделил дом на две части и в другую половину отселил вышедшую замуж дочь. Каким образом та половина перешла в руки чужих людей, история скрыла от Люси в своих анналах.

Когда юная Люся в роли Толиковой жены и на правах хозяйки переступила порог дома умерших к тому времени стариков, за стеной обитала одинокая бабушка, Надежда Александровна, незлая и невредная. Она была не совсем одинока. У нее постоянно обитали ЖИЛЬЦЫ, как она их называла. Иногда это были пришельцы, потом, вероятно, когда пришельцев призывал Космос, их сменяли призраки или какая-то другая сущность.

Девушку Люсю, воспитанную в духе атеизма, рассказы Надежды Александровны ужасно раздражали, но та, живописуя, упоминала такие реалистические подробности и детали, которые не выдумает даже воспаленный мозг, так что по спине Люси суетливо начинали бегать мурашки. Хоть Люся и считала, что старушка-соседка с большим приветом, оставаясь одна, вздрагивала при каждом шорохе и стуке. И, коря себя за жестокосердие, не слишком горевала, когда соседка ушла в мир иной по причине преклонных лет.

Наследники продали жилье бабушки Нади. Вот тогда Люся с опозданием осознала, что бабушка Надя была сущий клад, да и жильцы ее существовали только на ее площади, а на Люсину территорию не покушались и жизнь ей не отравляли.

Вселившийся новый сосед – старичок Иван Иванович – жизнь ей стал отравлять сразу же. Он принадлежал к мерзкой породе престарелых шалунишек-лапальщиков, которые в свое время чего-то не добрали в интимной жизни. С первых дней своего вселения он старался улучить момент и приобнять Люсю, ущипнуть, хлопнуть по попе. При этом простосердечно, по-отечески улыбался, когда она, онемев от неожиданности, таращилась в возмущении.

Когда Толик поговорил с ним по-мужски, Иван Иванович направил свое неудовлетворенное либидо в другую сферу деятельности. Он начал писать жалобы на молодых супругов по разному поводу и в разные инстанции, причем не анонимно, а под своей фамилией.

Если учесть, что был он участником Великой Отечественной и инвалидом труда (по пьяни, трудясь путевым обходчиком, попал под поезд, и ему отрезало половину ступни) и своим положением пользовался весьма умело, понятно, что молодым супругам жилось несладко. К счастью, как-то в сердцах Люся пожаловалась свекрови, та рассказала мужу, и свекор поговорил с Иваном Ивановичем по душам. Дедок сочился ядом, но затих, а вскоре объявил продажу своей половины дома.

Увы! Приобрела дом одинокая женщина сильно за сорок, пережившая личную драму. Она в одночасье потеряла мужа (его у нее увели, но пребывал он в полном здравии у новой жены) и похоронила сына (лучше бы наоборот, восклицала новая соседка каждый раз, как разговор заходил на эту тему).

В такой тяжкий момент своей жизни попалась она в сети «ловцам человеков» из какой-то секты. Как и многих других, отловили ее на улице две приличного вида немолодые женщины с постными, просветленными лицами. А немного времени спустя до молодых супругов Комаровых дошло, что за стеной у них – филиал церкви ли, молельня ли, место ли для шабашей, и нынешняя история – во сто крат хуже, чем две предыдущих.

Как говорится, их жизнь вступила в пору зимы, и нужно было что-то предпринимать радикальное, поскольку у них подрастал сын, Виталик. Для юной неокрепшей души подобные зрелища отнюдь не полезны, тем более, что приходящие на спевки сестры и братья взялись привечать соседского сынишку и щедро угощать сладостями.

Из борьбы молодые супруги вышли победителями, но с большими физическими, моральными и финансовыми потерями. Сестры и братья дали Вере добро на продажу ее половины дома только после того, как Люся и Толик пообещали приплатить недостающую сумму для покупки ими отдельно стоящего, изолированного дома, без соседей. Толик шутил:

– Ну, Надежда и Вера уже жили у нас за стеной, теперь надо ждать Любови.

– Нет, – отвечала Люся, – по хронологии теперь должен вселиться мужчина. Как наши президенты чередуются: лысый – волосатый, лысый – волосатый!

Невезучая половина дома переходила из рук в руки, в промежутках пустовала или сдавалась квартирантам, а время сначала шло, потом бежало, после уже и летело. Люсина и Толикова любовь не выдержала проверки временем и бытом, и они расстались. Толик поселился у новой жены и благородно не претендовал на положенную ему по закону часть отеческого гнезда.

И вот тогда, в соответствии с Люсиной классификацией, их соседом опять стал мужчина – Игорь Юрьевич Херсонский, фельдшер станции скорой помощи.

В те времена он именовался Гариком только в узком круге родственников, друзей и любимых женщин. Руки у него были золотые, сердце доброе, характер незлобивый, и в старой части Артюховска он был нарасхват: капельницу поставить, укол сделать, давление померить. К нему бежали и днем, и ночью. Так и получалось, что помимо своей официальной работы с не такой уж большой зарплатой, он практиковал неофициально, не афишируя своей деятельности (времена были другие), при этом практика у него была широкой и доходы весьма приличными.

Поскольку накопительский инстинкт у Игоря Юрьевича напрочь отсутствовал, а семьи не имелось (вероятно, когда-то она была, но история об этом умалчивает), то ему ничего не оставалось, как тратить «левые» заработки на коньяк. Плюс к этому – бесплатный медицинский спирт и подношения в виде того же коньяка. И пошел необратимый процесс.

О женщинах Игоря Юрьевича можно было бы рассказывать долго. Для него тоже наука страсти нежной была «измлада и труд, и мука, и отрада», и он никогда не изменял принципу этики – о женщинах, как о покойниках, или хорошо, или никак. Не изменял он и своим эстетическим принципам в отношении женщин. «Искра пробежала» – это было не про него. У женщины должен был быть определенный социальный статус – парикмахерши, продавщицы, массажистки его не интересовали, даже на том этапе его жизни, когда сам он приобрел статус маргинала, а вышеперечисленные труженицы превратились в стилистов, менеджеров и специалистов по мануальной терапии широкого профиля. Ниже медсестры он не опускался. Имея за плечами багаж знаний медучилища, он никогда не переставал заниматься самообразованием.