Закон набата - Владимир Солоухин

prose_su_classics ВладимирАлексеевичСолоухин3eb385c1-2a93-102a-9ac3-800cba805322Закон набата

В сборник «Закон набата» вошли лучшие рассказы известного советского поэта и прозаика Владимира Солоухина. С большой теплотой пишет он о людях своего родного края – раскрывает в них черты русского национального характера, выявляет свойства души, помогающие сохранять благородство помыслов, стойко сносить испытания судьбы в любых жизненных ситуациях.

Солоухин хорошо знает природу и умеет найти точные слова для ее изображения. Все рассказы, вошедшие в сборник, окрашены тонким лиризмом, выдержаны в поэтической манере повествования.

С о д е р ж а н и е:

Кувшинка

Каравай заварного хлеба (1961)

Свидание в Вязниках (1964)

Серафима

Мошенники (1962)

Обида

И звезда с звездою говорит…

На лыжне

«Наша дама»

Подворотня (1961)

Мститель (1961)

Ножичек с костяной ручкой (1963)

Выводок (1966)

Белая трава (1961)

Летний паводок (1961)

Зимний день (1964)

На степной реке

Моченые яблоки (1963)

Под одной крышей (1966)

Ледяные вершины человечества

Урок телепатии

Закон набата (1963)

Варвара Ивановна (1963)

Золотое зерно (1972)

Девочка на урезе моря (1971)

Двадцать пять на двадцать пять (1975)

Мед на хлебе (1977)

Немой (1981)

Рыбий бог (1975)

ru LT Nemo FB Tools, FB Editor v2.0 2003-12-15 85B37681-E830-4C4B-9638-580A048B110D 1.0

Добавлены также рассказы из сборника «Белая трава».

В.А. Солоухин. Закон набата Издательство «Современник» Москва 1971 Солоухин В.А. С 606 Закон набата: Рассказы/ – М.: «Современник»., 1971. – 206 с: ил. Редактор В. Аксенов Художник М. Ромадин Художественный редактор Б. Мокин Технический редактор Е. Румянцева Корректор Н. Саммур Сдано а набор 25/VI—1971 г. Подписано к печати 2/VIII—71 г. А-06130. Формат бум.-84Х108 1/32. Бумага № 1. Печ. л. 6,5. Усл.-печ. л. 10,92. Уч.-изд. л. 12,25. Тираж 150000 экз. Заказ № 2429. Цена 54 к. Издательство «Современник» Комитета по печати при Совете Министров РСФСР и Союза писателей РСФСР Москва, Г-351, Ярцевская ул., 4 Книжная фабрика № 1 Росглав полиграфпрома Комитета по печати при Совете Министров РСФСР, г. Электросталь, Московской области, Школьная, 25. Солоухин В. А. С60. Белая трава: Рассказы / Худож. С. Соколов. – М.: Дет. лит., 1990. – 208 с: ил. – Литературно-художественное издание. Для средней школы. Художник С. Соколов. Тираж 300 000 экз. Цена 70 к. ISBN 5-08-002013-x ИБ № 12431. Ответственный редактор И. В. Пахомова. Художественный редактор В. А. Горячева. Технический редактор Е. В. Буташина. Корректоры Л. А. Рогова, И. Н. Мокина.

Владимир Алексеевич Солоухин

(1924-1997)

Закон набата

(Рассказы)

Кувшинка

С. К.

Она удивилась, что я приехал в Москву в неурочное время – в самый разгар лета, в середине моих студенческих каникул. Я сказал ей, что убежал из деревни из-за слишком хорошей, прямо-таки отличной погоды.

– Как же так? – еще больше удивилась она. – Обыкновенно убегают от дождя, от ненастья.

Мне хотелось рассказать ей все по порядку. Но никакого порядка в моей растревоженной любовью душе не было. Видел ли я косогорчик, украшенный лиловыми звездочками диких гвоздичек, – мне казалось, что если бы она очутилась сейчас здесь, рядом со мной, то не было бы в моей жизни мгновения счастливей и лучше. Сидел ли я над тихим предвечерним омутком с яркими желтыми кувшинками, – представлялось, что если бы и она тоже сидела здесь и молчала вместе со мной… Да нет, не может быть на земле такого счастья, такой огромной, такой великой радости, только разве в мечте или сказке.

К тому же установились теплые тихие, осиянно-лунные ночи. В общем-то, когда видишь какую-нибудь великую красоту, хочется, чтобы рядом были другие люди, чтобы они тоже видели и насладились. Мне хотелось разделять мою радость, мои тихие одинокие ликования не просто с людьми, а с любимой девушкой. Я не мог больше один жить среди летней цветочной, лунной, ландышевой, прозрачно-речной, рассветно-росистой красоты. Я нисколько не преувеличивал и ничего не выдумал, говоря ей, что сбежал в Москву от слишком хорошей погоды. В ненастье мне, наверное, было бы легче.

Я пытался нарисовать ей картину.

– Представляешь, кругом холмы. Они загораживают горизонт и даже половину неба. Я – в чаше. По краям на чистом небе вырисовываются травинки. Самой луны не видно за краем холма, но вся моя чаша полна лунным светом, волшебно-зеленоватой влагой. Представляешь?

Она кивала головой и говорила, что представляет.

– Или будешь купаться в омуте, поплывешь вдоль него, видишь – зеркало, чистейшее неподвижное зеркало. В нем, конечно, и синее небо, и белые как лебеди облака, и сосновый лесок… Но когда плывешь и смотришь вскользь – ничего этого не видно. Просто зеркало. Вместо рамки у него яркие листья и цветы кувшинок. Представляешь? И вот, когда плывешь, особенно сладко разрезать плечом именно такую неподвижную зеркальную гладь. Если бы рябь и волны – уже не то. На листьях и цветах кувшинок – синие стрекозы. А сначала, когда тихо подойдешь к омуту и заглянешь, раздвинув ветки ольхи, увидишь, как между водяными стеблями плавают красноперые рыбки. Представляешь? Если ж во время купанья пошарить под берегом, то обязательно вытащишь рака…

– И ты мог бы поймать мне живого рака?

– Неужели не мог бы! Сколько хочешь.

Когда я рассказывал, передо мной явственно возникали то безмолвные холмы, то зеркальный омут, то кипящая цветами и пчелами лесная поляна. Но больше всего в моих рассказах участвовала река. Может быть, потому, что стояли летние жаркие дни, может быть, просто потому, что я больше всего люблю реки. Тихое зеркало омута, которое разбиваешь вдребезги, прыгнув вниз головой с травянистого ласкового бережка; хрустальная влага, которая струится вдоль тела, омывая и охлаждая каждую клеточку кожи; рыбий всплеск на вечерней заре; туманы, расползающиеся от реки на прибрежные луга; пряные запахи в зарослях крапивы, таволги и мяты, когда устроишься в укромном уголке, – и уж дрогнул и пошел вкось под широкий глянцевый лист красный с беленьким поплавок.

Река – особенный мир, с таинственной тенью под кустами, нависшими над водой, с веселым журчанием воды по камушкам, с луговыми цветами, смотрящимися в нее.

Все: и подлунные холмы, и темно-красные клеверные поля, и влажные лесные тропинки, и закатное пышное небо, – весь окружающий меня мир казался мне прекрасным, и не было никакого изъяна в нем. Теперь, когда вдали от него я вдохновенно рассказывал и восторженно живоописал, он казался мне еще прекраснее, еще сказочнее. Он виделся мне прекрасным до сладкого замирания в груди. Рассветные туманы представлялись – обязательно розовыми, плавающие среди водорослей рыбки – золотыми, с красными перьями, роса на травах – то крупный жемчуг, то бриллианты, вода – чистейший хрусталь, любая дорожка – в заповедную сказку.

Валерия – так звали девушку, от тоски по которой я сбежал из деревни в Москву, – слушала меня мечтательно, глядя перед собой, как будто нет в пяти шагах от глаз оклеенной обоями стены, а вот именно темно-розовые клевера да еще васильки в едва-едва зазолотевшей ржи. Неожиданно Валерия предложила:

– А почему бы мне не поехать и не посмотреть на все эти прелести природы? Я смогу найти в вашей деревне угол, чтобы жить? Сдают же, вероятно, дачникам?

– Дачников не бывает в нашей местности, – слишком далеко от Москвы. Но… у тети Дуни или у тети Поли…

Из широкого шкафа друг за дружкой, как у фокусника, полетели на середину комнаты всевозможные платьишки, купальники, тапочки, косынки, сарафанишки. Пышная груда разноцветных тряпок каким-то чудом поместилась в небольшой чемоданчик. Валерия огляделась по сторонам, взяла чемоданчик в руки: «Я готова».

Я не мог опомниться от столь скоропостижного претворения сказки в жизнь. Валерия едет в наши места! Валерия будет купаться в Барском омуте! Валерию я увижу на фоне черных зубцов заречного леса либо на фоне седого от тяжелой росы, но и сиреневого от цветения трав предпокосного луга.

Я не мог, не успел еще опомниться от нахлынувшего счастья, а уж дальний рейсовый автобус увозил нас все дальше от Москвы. Я больше всего рассказывал Валерии о реке, – значит, и ее мысли теперь, естественно, все время возвращались к реке.

– Ты знаешь, – говорила она, усаживаясь поудобнее, поглубже в приоткинутое автобусное кресло, – я ведь пловчиха. Я очень люблю плавать. В этом году мне еще не приходилось. Теперь я надеюсь отвести душу.