Побег из «Школы искусств» - Даниэль Клугер

Даниэль Клугер

Побег из «Школы искусств»

Часть первая

Курортный роман

1

Если вы никогда не держали взрослого африканского слона в однокомнатной хрущевке, вам не понять чувства, с которым Виктор Черноусов рассматривал свою квартиру прекрасным сентябрьским утром 1983 года. Квартирка выглядела так, словно вышеупомянутый слон только что ее покинул и что перед этим он вальсировал здесь в паре то ли со слонихой, то ли с носорогом. А всего-то и было, что накануне хозяин с друзьями отметил начало законного отпуска.

Он лег навзничь и принялся разглядывать потолок. Потолок был весь в трещинах, штукатурка местами отставала. Подобная картина должна была бы добавить неприятных ощущений. Этого не произошло, напротив, ему даже полегчало немного. Трещины на потолке имели место, по крайней мере, лет пять. Чувствовалась в них определенная стабильность. К тому же потолок не хранил на себе следов пребывания веселой компании. Хорошо было бы лежать вот так вечно. Считать трещины, думать о чем-нибудь необязательном. Например, о ремонте квартиры.

– Вечно лежат только в мавзолее, – с философским сожалением пробормотал Черноусов. – И то – не все… – он тяжело вздохнул и попытался сесть на диване. – Ох, мать твою…

Сесть ему удалось с третьего раза. Лучше бы не удавалось. Едва голова оторвалась от подушки, как перед глазами все поплыло. Пришлось снова принять горизонтальное положение и закрыть глаза – отчасти чтобы замедлить тошнотворное вращение, отчасти чтобы не видеть бардака, царившего в еще вчера вполне уютной квартире.

Зазвонил телефон. Пронзительный звук спровоцировал у Черноусова новый приступ боли. Он обеими руками схватился за голову и жалобно застонал.

Стон как будто пристыдил неизвестного, пытавшегося пообщаться с отпускником. Телефон затих. Виктору чудилось в этом молчании некое коварство: мол, руки от головы убери, а там…

Он твердо (насколько это было возможно) решил не поддаваться. Телефон подождал, разочарованно тренькнул и затих, потом снова зазвонил. Следующий звонок оказался менее пронзительным, но куда более продолжительным. Виктор осторожно, стараясь не делать резких движений, поднялся и поплелся к тумбочке.

– Алло? – выдавив из себя слово, он испугался незнакомого звучания собственного голоса.

– Черноусов? – подозрительно осведомилась трубка. – Ты что, охрип?

Услышать с похмелья голос шефа, главного редактора «Коммунистической молодежи» Николая Степановича Лисицкого – такого блюда деликатный желудок корреспондента Черноусова вынести не мог. Трубка сама выскользнула из мгновенно ослабевших пальцев, а Виктор рванул в туалет, а оттуда в душ.

Холодные струи обожгли кожу. Жертва отечественной ликеро-водочной промышленности стоял под душем около получаса, постепенно оживая. Одновременно он пытался решить совершенно непосильную задачу – ответить на вопрос: что мог означать неожиданный звонок шефа?

Впрочем, существовал способ это выяснить. Он наскоро растерся полотенцем и побежал к телефону.

Наталья отозвалась сразу, как будто ожидала его звонка.

– Глаза б мои тебя не видели, – сказала она вполне традиционно.

– Наташа, – сказал Виктор осторожно, – надеюсь, я вчера вел себя достаточно деликатно?

– Увы, – ответила она. По интонации невозможно было определить, имеется ли в виду «увы, да» или «увы, нет». И то, и другое вполне подходило для их отношений то ли друзей, то ли любовников. Он тяжело вздохнул.

– Ладно, не притворяйся, – сказала Наталья. – И не казни себя. Когда я уходила, ты все равно уже был никакой. Здоровое тело с полным отсутствием духа. В смысле соображения.

Виктор снова вздохнул, еще тяжелее.

– Хватит вздыхать, – сказала она. – Иди отсыпайся, вечером я позвоню. – И смягчившись добавила: – А может быть, приду. Все, спи.

– Какой там сон, – мрачно возразил он. – Начинаю чувствовать себя незаменимым. Не успел уйти в отпуск, как зачем-то понадобился Степанычу. Как думаешь, зачем?

– Понятия не имею. Хочешь, чтобы я узнала?

– Да… То есть, нет, не надо, я сам. Значит, вечером позвонишь?

– Позвоню, куда я денусь? – теперь вздохнула она. – Только, пожалуйста, пусть твои друзья сделают на сегодня небольшой перерыв. Хорошо?

Наталья положила трубку, не дожидаясь ответа, а Виктор набрал номер шефа. Услышав недовольное «алло», сказал:

– Николай Степанович, вы мне звонили? Извините, тут у меня что-то с аппаратом.

– А, Виктор? – интонации Лисицкого чуть смягчились. – Ты мне нужен по одному делу.

– По какому?

– Не телефонный разговор, – сухо ответил шеф. – Подъезжай в редакцию… – он секунду подумал. – В конце дня. Часиков в семь. Договорились? Не волнуйся. На твой отпуск никто не посягает. Все, мне некогда. Жду в семь.

Виктор немного постоял с телефонной трубкой в руках, потом осторожно положил трубку на рычаг. Озадаченно потер правую щеку (дурацкая привычка), укололся об успевшую за ночь отрасти щетину и пошлепал опять в ванную. Физиономия, глянувшая на него из зеркала ему не понравилась. Она явно требовала ремонта, как минимум – косметического. Виктор взял со стеклянной полки бритву, воткнул вилку в розетку. Поднес бритву к уху и зачем-то прислушался к мягкому жужжанью. Вспомнилась студенческая шутка: воткнуть вилку в радиорозетку, а после слушать слабый, но вполне разборчивый голос диктора, читающего «Последние известия». Или не шутка? «Надо будет как-нибудь попробовать, проверить,» – лениво подумал он и заводил бритвой по двухдневной щетине.

2

Всякий раз, когда Черноусову приходилось наводить порядок после веселого мероприятия, он удивлялся вместительности и даже огромности крохотной однокомнатной квартирки. Во всяком случае, складывалось впечатление, что несчастные шестнадцать квадратных метров, ограниченные бетонными стенами, включают в себя невероятное количество тайных мест, куда не ступала нога хозяина. Компании у него обычно собирались порядка десяти-двенадцати человек. И лишь наличием в квартире невидимых обычным глазом, но многочисленных тайных троп и закоулков можно было объяснить обнаружением наутро большого количества неожиданных предметов – от бумажников, безуспешно разыскиваемых владельцами накануне, до галстуков и пиджаков неизвестного происхождения. Например, однажды Черноусов нашел в шифоньере настоящий фрак. Память не смогла подсказать личность хозяина столь редкостного наряда. Сам он тоже никогда более не объявлялся. Так и висел этот фрак – самый загадочный предмет в ординарном жилище корреспондента областной молодежки.

Сегодняшнее утро не составило исключения. В одном углу обнаружился солдатский ремень с латунной пряжкой. Пряжка была начищена, и сам ремень производил впечатление предмета, которым владелец безусловно дорожил. Остальные находки оказались вполне традиционными: кошельки, бумажники, складной нож. Исключение составила колода карт, валявшаяся под креслом рядом с балконом. Поскольку сам Черноусов был вполне равнодушен к карточным играм – разве что изредка друзья могли подбить его на то, чтобы расписать «пульку» – то карт в его доме отродясь не бывало. А тут колода, новая, недавно распечатанная. Только верхние три карты почему-то изогнуты по продольной линии.

Виктор взял в руки колоду, снял примятые карты, перевернул. Девятка и десятка пик, десятка червей. Изогнуты так, что в сечении напоминали латинскую «s». Он задумчиво подкинул колоду пару раз на ладони. Что-то такое смутно отозвалось в памяти… Кто-то какие-то фокусы показывал… Он озадаченно потер лоб. Ну да, какой-то тип демонстрировал ловкость рук. Две карты черной масти, одна красной. Угадайте красную. Красная выигрывает, черная проигрывает, деньги ваши будут наши… Карточный вариант игры в «наперсток». Хорошенькие фокусы. Виктор хмыкнул и осторожно положил колоду на столик рядом с телефоном. Очень интересная деталь. Кто же это из вчерашних гостей владел столь редким и опасным ремеслом? Понятно, что никто из его старых друзей. Кто-то малознакомый. Он опустился на заскрипевший диван. Малознакомые… Таковые вчера имелись – минимум двое. Сейчас Виктор четко вспомнил, что, например, Игорек Родимцев притащил с собой какого-то пьяного солдата. Недалеко от черноусовского дома, на той же улице располагалась воинская часть. Насколько можно было понять, Игорь, находившийся в состоянии повышенного альтруизма, узрел грустного, ничего не делающего солдата и пригласил его выпить-закусить. Дальше Виктор вспомнил, что вчерашнее появление защитника Отечества вызвало тихий сдвиг по фазе у Володи Макарова. Будучи хорошо поддатым, Макаров при виде солдата почему-то решил, что празднуется День Советской Армии, 23 февраля (хотя окна были нараспашку, и в них тянуло сентябрьской жарой), и принялся произносить тосты за все рода войск поочередно. Прочие решили, что это такое новое развлечение и наперебой пили за них, а потом – за Первое мая, за Восьмое марта и за Новый год (по обоим стилям). Так что полное отупение большинства собравшихся на вчерашнем сабантуе было спровоцировано явлением Советской Армии народу.